— Что значит, ты не знаешь? — Я же сказала! Я уже сто лет не надевала его. Почему ты вообще спрашиваешь? — Это был особенный медальон, ты сама так говорила. Потому что он принадлежал твоей бабушке. После ее смерти ты всегда носила его. — Я не знаю, где он. Я не носила его, и, наверное, он лежит где-то в моей комнате. Просто я уже какое-то время не видела его, понятно? Я закусываю губу. — Кроме того, ты не имеешь права приходить сюда и рыться в моих вещах. Почему ты это сделала? Почему бы просто не спросить меня? — Мэдди продолжает убирать безделушки в лакированную шкатулку, потом вдруг останавливается и замирает на месте. — И почему ты спрашиваешь об этом медальоне? — Я просто думала о твоей бабушке, и мне захотелось увидеть его. — Я провожу пальцами по волосам. — Слушай, Мэдс, мне очень жаль. Прошу прощения… последние несколько дней были очень тяжелыми. — Как бы то ни было, больше так не делай, — тихо говорит она, не глядя на меня. — А теперь уходи отсюда. — Где ты была сегодня вечером? — Я была вместе с Бет. — Неправда. Я только что говорила с Эйлин. Она медленно поворачивается ко мне. При виде ее лица у меня по спине пробегает холодок. — Ты позвонила ей? Узнать, что я солгала? — Мэдди… — Знаешь, это не твое дело. Та сама не пришла на ужин, знаешь ли. — У меня работа. Убили человека, твою одноклассницу. Убийца до сих пор на свободе, Мэдди. Все родители в городе тревожатся за своих девочек, которые гуляют одни в темноте, и я не исключение. Нужно выяснить, кто это сделал, и упрятать его за решетку. Поэтому я и работаю допоздна. И буду работать, пока не посажу его в тюрьму. А ты солгала мне о том, где была. Поэтому следующую неделю ты будешь под домашним арестом. Только в школу и сразу домой. Все ясно? — Уходи, мама, — она указывает на дверь. — Убирайся из моей комнаты. Я ухожу. Дверь со стуком захлопывается у меня за спиной. Сердце тяжело колотится в груди. Я сознаю, что положила в карман фотографию девочек, сделанную у костра. Рэйчел Сейчас Четверг, 18 ноября. Наши дни Примерно через десять минут после отъезда из дома Мэдди и Даррена я останавливаюсь на гравийной автостоянке у вершины лесовозной дороги над долиной и городом внизу. Меня окружают высоченные кедры, сосны, канадские ели и горные пики, увенчанные рваными облаками. Здесь холодно и сыро, но в небе появились просветы, и, когда выглядывает солнце, оно приносит долгожданное тепло. Я надеваю велосипедные перчатки и гадаю, прослушала ли Мэдди подкаст и станет ли Тринити связываться с ней ради интервью. Возможно, она уже пыталась, а Мэдди просто изобразила, что впервые слышит об этом. Я надеваю водонепроницаемую куртку, беру шлем с заднего сиденья и выхожу из автомобиля. Неподалеку громко шумит река; вода ревет и пенится, прорываясь через ущелье. Когда я достаю мой велосипед из багажника, рядом притормаживает красный «Вольво» Эйлин, шурша покрышками по гравию. Она останавливается рядом с моей машиной. Сейчас матери Бет шестьдесят три года. Она на три года старше меня, но по-прежнему в отличной форме и брызжет энергией. Эйлин опускает окошко и высовывает голову с копной малиновых кудряшек. Когда она начала седеть, то стала красить волосы, и ее некогда рыжие кудри приобрели экзотический оттенок. — Эй, женщина, — задорно говорит она. — Как ты поживаешь в этом аду и почему так долго ждала, прежде чем снова это сделать? Я смеюсь. Она обладает этим свойством; ее жизнелюбие заразительно. — Да уж, фермерская жизнь не дает покоя, — говорю я, когда опускаю свой велосипед на землю и покрышки подскакивают на гравии. Эйлин выходит из «Вольво» и начинает снимать свой велосипед со стойки в задней части машины. Порывы ветра развевают ее волосы. Я думаю о Бет, которая похожа на своего отца и совсем не похожа на мать. Бет высокая и гибкая, с выбеленными солнцем светлыми волосами, когда-то длинными, но теперь коротко подстриженными. Она замужем за Джонни, сыном Грэйнджера. Они с Мэдди когда-то были лучшими подругами, но после убийства одноклассницы их пути постепенно разошлись. Никто не остался нетронутым, и все мы до сих пор нерасторжимо связаны с прошлым. Я испытываю смутное беспокойство, когда наблюдаю за Эйлин и раздумываю, как будет лучше обсудить с ней тему подкаста. Пожалуй, лучше будет это сделать, когда мы намотаем несколько миль на спидометры велосипедов. Путь начинается просто, по слегка извилистой тропе из плотно спрессованной земли, усыпанной хвойными иглами. Я чувствую, как разогреваются мои конечности и тело активно вступает в работу, когда тропа начинает петлять, поднимаясь к кемпингу на берегу озера Вайякан. Довольно скоро мне уже не хватает дыхания. Мышцы горят, грудь ходит ходуном. Здесь нет места для разговоров, но это и хорошо. Вскоре после крутого подъема мы достигаем границы кемпинга у бирюзовых вод озера. Потеем, отдуваемся и останавливаемся. Я отстегиваю бутылочку с водой, делаю глоток и широко улыбаюсь. — Здорово, да? — говорит Эйлин, открепляя собственную бутылочку. Она указывает на меня. — Вы с Грэйнджером должны приезжать на наши групповые велопробеги. Мы до сих пор встречаемся каждую субботу, пока не ляжет снег. — Она делает большой глоток воды. — Поздний снег в этом году был настоящим подарком. Может быть, мы… — Она что-то замечает в моем лице. — Ты в порядке? Что, слишком большая нагрузка? Я навинчиваю колпачок на бутылку. Колеблюсь, потом спрашиваю: — Ты еще не слышала про подкаст, правда? Я знакома с Эйлин с тех пор, как наши девочки ходили в детсад. Она бы сразу все сказала, если бы знала. Прямодушная Эйлин не подыскивает нужные слова, не прячет свои мысли. Он не берет пленных и не играет чужими чувствами. — Какой подкаст? — Она медленно закрывает бутылку с водой, глядя на меня. Я принимаюсь рассказывать. — Два эпизода уже вышли в эфир. Ясно, что Тринити Скотт будет загружать новые по мере готовности. — Должно быть, ты меня разыгрываешь. — Боюсь, что нет. И Клэй Пелли заговорил. Тринити делает серию интервью с ним. Согласно рекламному объявлению на сайте «Это преступление», он разрешил ей проводить двадцатиминутные сеансы, пока она не получит то, что хочет от него. Эйлин бледнеет. — Ты слушала. Ты слышала его? Его голос? — Он утверждает, что не убивал Лиину. — Ох, этого не может быть… ты серьезно? Она смотрит на меня. Я пристально наблюдаю за ее лицом. Я думаю о наших девочках и о том, как стресс того времени вбил клин между ними, после чего они разошлись в стороны. — Да, Эйлин, я шучу. Как ты помнишь, я всегда была большой шутницей. — Этот придурок возглавлял детскую баскетбольную команду. Он был их консультантом по профессиональной ориентации. Этот мерзавец снабжал их медицинской информацией, включая половое просвещение, сведения о злоупотреблении алкоголем и наркотиками. Предполагалось, что он учит их здоровому образу жизни, отвечает за их эмоциональное здоровье, борется с хулиганством и притеснениями учеников… А на самом деле он оказался поганым извращенцем, алкоголиком и педофилом! Я молчу. Она отворачивается и смотрит на спокойные воды озера. Ее грудь поднимается и опадает, дыхание вырывается наружу облачками белого пара. — Ты поэтому пригласила меня на прогулку? — тихо спрашивает она. — Нет. Мне нужно было выпустить пар после того, как я слушала его. После того, как снова думала обо всем этом. Она поворачивается ко мне. — Мне нужен друг. — Я слегка пожимаю плечами, словно в оправдание. — И говорят, что на горных велосипедах лучше кататься вдвоем. Она тихо фыркает. — И я не могла не сказать тебе. — Ну да. Да, понятно. — Она снова глядит на озеро и долго молчит. — Значит, этот подкаст уже в эфире? И я могу послушать его? Я киваю и отпиваю еще глоток воды. Ветер внезапно покрывает рябью неправдоподобно синюю гладь озера. Это похоже на знак. На предупреждение. Я замечаю дощечку с другим предупреждением, прибитую к дереву за спиной Эйлин. Берегитесь, в районе водятся дикие пумы. Держите маленьких детей рядом с собой. Она следует за моим взглядом и улыбается. — Сделаем селфи? — предлагает она. — Две дикие пумы перед вывеской, для Инстаграма. Я слезаю с велосипеда и качу его к дереву. Прислоняю машинку к стволу, и мы обнимаем друг друга. Сближаем головы с широкими фальшивыми улыбками. Эйлин делает жест, выставив вверх мизинец и указательный палец, как будто мы делаем что-то невозможно крутое, и щелкает смартфоном. — Здесь нужно написать: «Берегитесь, тут водятся ягуары», — говорю я. — Потому что мы ни разу не пумы. — Ты хочешь сказать, пантеры? Разве женщины после шестидесяти не становятся пантерами?