Я проезжаю очередной поворот. Мне не хочется следовать за движением собственных мыслей. Но Грэйнджер — связующее звено. Он, и никто другой. Я знаю, как проводятся его сеансы гипнотерапии. Он не раз погружал меня в транс для лечения посттравматического стрессового расстройства. Перед тем как ввести меня в гипнотическое состояние, он давал мне указания и говорил, что когда я очнусь, то не буду помнить происходившего во время сеанса. Он заранее объяснил, что гипнотерапия является мощным инструментом для включения аутогенного процесса физического исцеления. Его целью было разрушение петель обратной связи в негативном мышлении, которые питают болезненные привычки и другие виды деструктивного поведения. Он говорил, что если после выведения из транса я буду сталкиваться с триггерами негативного поведения, то автоматически буду по-новому реагировать на эти активирующие сигналы. Я слышу его голос, давным-давно поучавший меня. Когда вы войдете в гипнотическое состояние, я смогу непосредственно обращаться к вашему подсознанию. Кора головного мозга утрачивает свою посредническую функцию — иногда настолько, что пациент не может вспомнить ничего, происходившего во время гипнотического сеанса. Но я смогу внедрять нужные мысли прямо в ваше подсознание. Когда вы придете в себя и столкнетесь с характерной стрессовой ситуацией, этот новый образ мышления автоматически придет вам на помощь. Оттуда, где я внедрил его. Очередной крутой поворот. Я прохожу его так быстро, насколько позволяет мастерство и благоразумие. Автоматически придет вам на помощь… Я мысленно возвращаюсь в тот день, когда мы с Люком сидели напротив Клэя в комнате для допросов, а остальные наблюдали за нами из-за одностороннего зеркала. Я вспоминаю странное отсутствующее выражение, которое появилось на лице Клэя прямо перед признанием в убийстве, которое он произнес необычно монотонным голосом. И снова думаю о подкасте. Тринити: Как вы смогли узнать все эти подробности, которые называете ложными, если не совершали убийства? Клэйтон: Это… просто пришло ко мне. Прямо в голову. И я хотел это сказать. От начала до конца. Этого не может быть. Грэйнджер не мог так поступить. С какой стати? Он был отцом Джонни Форбса. Но как? Грэйнджер не имел никакого отношения к расследованию 1997 года… Внезапно меня осеняет. Я вспоминаю слова Дирка Рига, когда он поставил тарелку с батончиками «Нанаймо» на стол в конференц-зале полицейского участка Твин-Фоллс. Мерль снова пытается бросить курить… На этот раз она пробует гипноз. Я нахожу смотровую площадку и заезжаю туда. Мое дыхание такое неглубокое и учащенное, что кружится голова. Я боюсь, что дело может закончиться обмороком, поэтому останавливаю машину. Успокойся, Рэйчел. Глубокий вдох, медленный выдох. И повторить. Я открываю окошко. Холодный воздух проясняет голову. Я быстро раскрываю список контактов на телефоне и ищу номер Дирка Рига. Его жена Мерль давно умерла, а Дирк вышел в отставку несколько лет назад. Он живет в пансионате для пожилых людей, и я заглядываю к нему на кофе один или два раза в год, когда приезжаю в город. Я нахожу его номер и звоню. Взволнованно барабаню пальцами по рулевому колесу в ожидании ответа. Наконец он берет трубку. — Рэйчел? — Привет, Дирк, послушай меня. Понимаю, что это неожиданно, но мне нужно знать. Давным-давно, когда Мерль пыталась бросить курить и ты сказал, что она пробовала гипноз, к какому психотерапевту она обращалась? — Это… это имеет отношение к подкасту? — Да. Ты упоминал о том, что Мерль проходит гипнотерапию. — Рэйчел, в 1997 году в городе был только один гипнотерапевт, и тебе известно об этом. Я закрываю глаза. Горький комок подкатывает к горлу. — Грэйнджер, — тихо говорю я. — Разумеется. Знаешь, на какое-то время это помогло. Она прекратила курить примерно на два года. Потом снова закурила. Наверное, потому, что я все время курил дома, и это было слишком большим искушением для нее. Мне следовало бросить это дело, потому что… ты знаешь, что рак легких в конце концов доконал ее. — Пожалуйста, Дирк, мне нужна твоя честность. Больше никаких секретов, понимаешь? Ты когда-нибудь делился с Мерль подробностями об аутопсии Лиины Раи? Ты говорил с женой о ходе расследования и о том, как убили Лиину? Молчание. — Дирк? — Вот дрянь, — шепчет он. — Я… Это имеет какое-то отношение к… — Просто скажи мне, Дирк. — Я всегда рассказывал Мерль разные вещи. Всегда. Она была моей опорой, Рэйч. Она слушалась моего совета и ни с кем не делилась тем, что узнавала от меня. А меня, как и всех остальных, глубоко затронуло дело Лиины, особенно после того, как я просмотрел результаты вскрытия и узнал, что пережила эта девочка и как ее утопили. Камешки в ее легких… это доконало меня. И фотографии с отпечатками ботинка на ее шее. Мне нужно было поговорить с Мерль. Наверное, мне не следовало этого делать, потому что она тоже очень болезненно отнеслась к услышанному. У нее начались проблемы со сном. Она говорила, что эти образы приходят к ней, а ее воображение развивает их в темноте. Она не могла выкинуть это из головы. Это заставило ее снова потянуться за сигаретами. Я… думаю, она просила своего терапевта разобраться с этим. С психической травмой. С ночными кошмарами. С вещами, которые снова подтолкнули ее к курению. К моим глазам подступают слезы. Я глубоко дышу. — Рэйч? — Я здесь, — отвечаю я, стараясь выровнять голос. — Спасибо, Дирк. — Это имеет какое-то отношение к… Я хочу сказать, это могло повлиять на расследование? — Возможно. Но теперь ничего нельзя изменить. — Проклятье, — шепчет он. — Что случилось… что происходит? — Пока не уверена. Но обещаю, что дам тебе знать, хорошо? Спасибо, Дирк. Спасибо за откровенность. Я отключаюсь и снова звоню Грэйнджеру. По-прежнему нет ответа. Похоже, что все люди из моего ближнего круга избегают меня. Я стала отверженной. Я смотрю на время: чуть позже восьми вечера. Я решаю проехать мимо «Вороньего насеста» и проверить, не припаркован ли там мотоцикл Грэйнджера. Когда я въезжаю в город по узкой улочке за пабом, то вижу мотоцикл Грэйнджера. Рядом стоят еще два «Харлея» с характерной атрибутикой «Всадников Дьявола» — эмблемами в виде растянутой паутины. Я знаю, как действуют эти тюремные банды, Рэйчел. У моего отца на шее была татуировка, выдававшая его принадлежность к одной из таких банд. В виде паутины. Я провела исследование: это метка «Всадников Дьявола»… Если член банды или сам босс хочет убить кого-то на воле или в тюрьме, он добивается этого. Колючая проволока еще никого не защитила. Рэйчел Сейчас Воскресенье, 21 ноября. Наши дни Я захожу в бар. Там оживленно, и в воскресный вечер звучит живая музыка. Куча еды, фирменные напитки. Рекс стоит за стойкой. Он замечает меня и поднимает руку, но я игнорирую его и рассматриваю лица в битком набитом пабе. Потом замечаю его. Грэйнджера. Кожаная куртка, взлохмаченные волосы. Он сидит в задней кабинке со своим сыном Джонни, наклонив голову к собеседнику, пока они что-то обсуждают. Я направляюсь прямо к ним, по ходу сталкиваясь с другими людьми. — Эй, старуха! Смотри, куда идешь! Я не обращаю внимания на оскорбления. Всем своим существом, каждой его частицей я сосредоточена на затылке Грэйнджера. Я концентрирую на нем всю свою умственную и эмоциональную энергию, поскольку не могу даже думать о том, что Клэй сказал о моей дочери и что для меня это значит как для ее матери. Сейчас мое худшее опасение состоит в том, что человек, с которым я живу, не только помог Клэю двадцать четыре года назад, но и поспособствовал его сегодняшнему убийству. Когда я подхожу к кабинке, Джонни удивленно смотрит на меня. — Рэйчел? — говорит он. — С вами все в порядке? Грэйнджер поворачивает голову и замечает меня. Кровь отливает от его лица. — Ты сделал это? — резко спрашиваю я. — Ты заказал его убийство? — Черт побери, о чем ты? — Клэй Пелли. Он мертв, его зарезали в тюрьме. Это ты распорядился об этом? Ты и твои знакомые из «Всадников Дьявола»? — Господи, Рэйчел. — Он встает. — Сядь, пожалуйста. И говори потише. — Ты был его психотерапевтом, Грэйнджер. И ты проводил терапию у Мерль Ригг. Ты узнал у нее подробности с места преступления и внедрил их ему в голову. Он становится мертвенно-бледным и хватает меня за руку. Я пытаюсь вырваться, но он держит крепко. Он очень силен. Он привлекает меня ближе и наклоняется к уху. — Не здесь, — шепчет он. — Поговорим на улице. В твоем автомобиле. Давай, пошли. Он начинает выводить меня наружу. Джонни смотрит нам вслед, приоткрыв рот, пока его отец проталкивается через толпу. Я вижу, как Рекс за стойкой хмурится и наблюдает за нами. Вижу, как Джонни подходит к стойке, собираясь поговорить со своим тестем. Мы выходим на морозный воздух. Моросит дождь, мелкий как туман.