— Садись, — говорит он, когда мы подходим к моей машине. Я открываю электронный замок и сажусь за руль. Меня трясет, но я сама собираюсь вытрясти из него кое-что, и будь что будет. Когда Грэйнджер садится и захлопывает дверь, я включаю двигатель и обогреватель. Окна быстро затягивает туманной пеленой. — А теперь расскажи, что ты имеешь в виду, — говорит он. — Клэйтон мертв? — Ты знаешь, что он мертв. — Ради бога, Рэйчел. Я не знал об этом. Будь милосердна. — Клэя Пелли зарезали заточкой в тюрьме сегодня утром. Это случилось незадолго до моего приезда туда. Какое-то время он смотрит на меня. Потом его взгляд возвращается к стене паба и к мотоциклам, припаркованным снаружи. Похоже, ему страшно. Я еще не видела его в таком состоянии. Пока он смотрит на дверь, Джонни выбегает наружу и продолжает бежать к моему автомобилю. Грэйнджер опускает окошко. — Что происходит? — кричит он. — Куда ты собрался? — Мне позвонил Даррен, — кричит в ответ Джонни и немного замедляет ход. — Я… поговорим попозже. Он исчезает за моим автомобилем. Моя паника, первичная реакция «сражайся или беги», настолько сосредоточена на Грэйнджере и на том обстоятельстве, что его сын Джонни был в ту ночь на костре в честь Улльра, что логический центр моего мозга почти не реагирует на его слова. — Ты солгал мне, Грэйнджер. Я прямо спросила, лечил ли ты Клэя. Ты сказал «нет», но Клэй разоблачил тебя. Ты не слушал последний эпизод, да? Клэй сказал Тринити и остальным слушателям, что обратился к тебе за помощью от болезненного пристрастия. И он публично отметил, что ты являешься отцом Джонни Форбса. Я позвонила Дирку Риггу, так как вспомнила, как он говорил, что Мерль проходила курс гипнотерапии от курения. Он сказал, что Мерль была твоей пациенткой. Он также сообщил, что делился с ней всеми подробностями следствия, и это глубоко расстроило ее. Грэйнджэр надолго замолкает. Он тихо ругается и трет лицо ладонями. — Ты это сделал, да? Ты внедрил эти подробности в подсознание Клэя. Какая-то наша реплика по время допроса активировала твое внушение, и он вдруг начал монотонным голосом рассказывать о том, как убил Лиину. Ты вложил это ему в голову, и я хочу знать почему. Он снова ругается и проводит пальцами по волосам. — Расскажи мне, Грэйнджер. Обо всем. Даже не думай лгать мне сейчас, потому что… знаешь? С меня уже хватит лжи. Клэй насиловал мою собственную дочь. — Я утираю слезы дрожащей рукой. — Моя четырнадцатилетняя дочь спала со своим учителем. У меня ломается голос. Я плотно сжимаю губы, стараясь совладать с чувствами, вернуть самообладание. — Мэдди солгала. Остальные дети тоже лгали или пытались лгать, в разной степени. Лэйси Пелли солгала нам. А теперь ты лжешь мне. Он сидит тихо, с видом безмолвной покорности. Я поворачиваюсь на сиденье, чтобы лучше видеть его. — Послушай, Грэйнджер. Я знаю, что сама сильно ошибалась. Мои материнские недостатки оказались гораздо большими, чем я предполагала. Тогда я отказывалась видеть определенные вещи, и да, после признания Клэйтона я перестала обращать внимание на неувязки, потому что так было проще, чем расследовать альтернативные варианты. Но игра в прятки закончена. Все выходит наружу, и правда неизбежно будет раскрыта. Для меня и тебя, для Мэдди и всех остальных. — Что бы ты тогда ни сделала, Рэйчел, это материнский поступок. Мать защищает своего ребенка. Отец делает то же самое. Это свойственно для любых родителей. — Так вот что случилось? — тихо спрашиваю я. — Джонни. Ты сделал это ради него? Влез в голову твоему пациенту, чтобы защитить своего сына? Он вспыхивает. Внезапно я сознаю, что Грэйнджер плачет. Его лицо мокрое от слез. Я никогда не видела его плачущим. — Грэйнджер, — я говорю более мягко, но не менее настойчиво, — пожалуйста, расскажи мне. Теперь все выходит наружу. Ты не можешь удержать этого джинна в бутылке. Если Джонни что-то сделал… что произошло? От чего ты его защищаешь? Он делает глубокий вдох. — Когда Джонни вернулся домой после костра, я нашел его в комнате для стирки. Он пытался отмыть списанную армейскую куртку. Она была изгваздана грязью и чем-то, похожим на кровь. Сначала он пытался отмочить ее, и вода была красной. — Куртка Клэя? Та, что носила Лиина? — Судя по всему, да. Буквы и цифры на нагрудном кармане. Я спросил, что он делает, и он сказал, что стирает куртку для друга, у которого сломался автомобиль. Но я слышал по радио описание пропавшей девушки и ее одежды. Тогда… я заподозрил неладное. — Он делает шумный выдох. — Джонни приходилось нелегко с тех пор, как умерла его мать; я работал над нашими отношениями, поэтому не стал давить на него. И не стал давить в тот раз. Он угрожал побегом из дома, когда я сделал это раньше, и я знал, что если он уйдет, то я не смогу вернуть его. Тогда мы находились на грани разрыва. В общем, куртка была выстирана, отправилась в сушилку, а потом исчезла из нашего дома. И я несколько дней не думал об этом. Пока не появились новости, что тело девушки было обнаружено в реке Вайякан и что куртку до сих пор ищут. Мое сердце колотится в грудную клетку. Я думаю о Клэе. И о подкасте. Тринити: Как ваша куртка оказалась выстиранной? Как она вернулась к вам, если Лиина носила ее перед убийством? Клэйтон: Не знаю. Просто не знаю. Она оказалась в моем кабинете, упакованная в пластиковый пакет из магазина. Сперва я подумал, что куртку оставила Лиина. Я слышу звук сирен. Он вторгается в мои мысли и в душный салон автомобиля. Звук становится громче, к нему присоединяются другие сирены. Пожарная станция. Судя по звуку, они направляются в жилой район на другой стороне долины. Я думаю о Джонни, но ничего не складывается. Каждый раз, когда я нахожу что-то новое, возникает неожиданный поворот событий. Как встроить этот фрагмент в головоломку? — Ты лечил Клэя. Ты знал о детской порнографии. Он был учителем, на его попечении находились дети из школы. Он сам имел ребенка. Ты знал, что дети находятся в опасности, и был обязан сообщить об этом. Это этическая обязанность. Ты… — Клэй обратился ко мне для лечения от алкоголизма. Только от этого. Лишь после того как я копнул глубже в попытке понять, что стоит за его желанием глушить рассудок, остальное вышло наружу. Во время сеанса, под гипнозом. Примерно тогда же я узнал от Мерль подробности расследования. А потом… Клэй был больным человеком, Рэйчел. Рецидивы у таких людей случаются так часто… — Мне плевать. Ты совершил непростительный поступок. — А ты? Ты не поглядывала в другую сторону? Я отворачиваюсь и смотрю в запотевшее окно. У меня щемит под ложечкой. — Я кое-что внедрил в сознание психопата, — тихо говорит Грэйнджер. — Это он во всем признался. Он воспользовался этими подробностями, потому что хотел попасть за решетку. — А тем временем настоящий насильник и убийца проскользнул у нас между пальцами и разгуливает на свободе, — говорю я и поворачиваюсь к нему. — Ты спрашивал Джонни о куртке после новостей об убийстве Лиины? — Нет. Я боялся этого. Но сегодня вечером, прежде чем ты ворвалась в бар, я наконец задал ему прямой вопрос. Он сказал, что друг принес куртку в школу в понедельник утром и передал ее ему в пластиковом пакете из магазина. Он попросил оказать ему огромную услугу: выстирать куртку и положить в кабинет Клэя. — Ты ему веришь? Он вздыхает и отводит взгляд. — Он это сделал, Грэйнджер? Джонни убил Лиину? Он правда изнасиловал и убил свою одноклассницу? Его телефон звонит. Он смотрит, кто это, и поднимает руку. — Обожди немного. Это Джонни. Он отворачивается и спрашивает: — Ну, что там? Его тело каменеет, глаза распахиваются. Он косится на меня. — Когда? Я холодею при виде его лица. Грэйнджер вешает трубку. — Это… это дом Мэдди и Даррена. Там пожар. Рэйчел Сейчас Воскресенье, 21 ноября. Наши дни Я жму на газ, пока мчусь по дороге к тупиковой улочке, где живет Мэдди, Даррен и мои внучки. Машину заносит, когда я на скорости вхожу в очередной поворот, и Грэйнджер хватается рукой за приборную доску. Новые сирены завывают позади. Я уже чую запах дыма. Сердце стучит так, как будто готово вырваться из груди. Выезжая из следующего поворота, я вижу пожар. Дом полностью объят огнем. Мигалки пожарных машин пульсируют в тумане. Языки пламени освещают весь дальний конец тупика. Дорожное заграждение заставляет меня ударить по тормозам. Полицейский в мундире бежит к моему автомобилю, когда я распахиваю дверь и начинаю бежать к огню. Я отодвигаю заграждение и мчусь посредине тупиковой улицы. Полицейский гонится за мной. Пожарный в полном снаряжении надвигается на меня под углом. Мое внимание сосредоточено на доме. Я могу думать только о Мэдди, прикованной к инвалидному креслу. О Лили, Дейзи и об их отце. Тепловой удар выбивает окна с боковой стороны дома. Ветер залетает внутрь, и пламя бушует с новой силой. Я слышу треск и громоподобный звук очередного взрыва. Парадная дверь распахивается. Из дома выбегает человек, замотавший голову курткой или одеялом, которое продолжает гореть. Человек выбегает на переднюю лужайку, падает и начинает кататься по траве. К нему спешат пожарные, один из которых направляет струю из брандспойта, чтобы сбить пламя, пожирающее парадное крыльцо. Другие пожарные оттаскивают упавшего человека. Пожарный, направлявшийся в мою сторону, преграждает мне дорогу. — Мэм, вам нужно отойти. — Он часто дышит после бега. — Всем нужно отойди подальше. Мы опасаемся взрыва газовой трубы. Я отталкиваю его.