— Czesc, Marek! — Czesc, Arhur! Мой польский все еще оставляет желать лучшего; я практически все уже понимаю, но самому мне на польском говорить пока сложно. Поэтому наше общение проходит в уже устоявшемся режиме — Марек говорит на своем родном наречии, а я на смеси английского, русского и польского. Поляк сказал, что Джито приедет в наш дом позже обычного — скорее всего, около полуночи. Он попросил передать это остальным жильцам: тем, кто работает на нашего «босса» (чтобы не ложились пока спать, и дождались приезда индусов). Говорил он быстро, отрывистыми фразами, комкая слова, так что я едва его разобрал. — Марек, что-то случилось? — спросил я. — Мы сейчас в одном из наших домов на Биттерн, — сказал поляк. — Тут такое… Вся гостиная в крови. — Что? Марек, извини, не расслышал тебя! — Примерно час назад тут гости побывали. — Гости? О ком речь? — Не знаю, кто такие… Но украинским хлопам от них крепко досталось. Джито, а с ним еще двое незнакомых с виду индусов, приехали в наш дом в четверть первого ночи. Обошлось без выпивки; видимо, из-за сегодняшнего ЧП наш босс решил отказаться от укоренившейся здесь традиции опрокидывать рюмку-другую пятничным вечером в каждом «работном доме». Мы с Татьяной получили свои конвертики первыми. Пересчитали наличку — в сумме вышло триста восемьдесят пять фунтов. Семьдесят пять паундов Джито вычел за жилье. Те семьдесят фунтов, что он остался должен нам еще с прошлой пятницы, индус пообещал выплатить лишь на следующей неделе. Еще примерно полста фунтов — по моим прикидкам — он привычно зажал. — Что, опять компьютер в твою пользу посчитал, Джито? — хмуро поинтересовалась Татьяна. — Какой интересный у тебя «компьютер»…. Наш хитрован развел руками — мол, я тут ни при чем. — Arthur, задержись на пару минут, — сказал вдруг Джито. — Есть разговор. Индусы быстро раздали конверты всем, кому полагалась сегодня денежная выдача. Джито выглядел уставшим; если не сказать — измотанным. Сегодня не сыплет шутками; за все время, пока они находились у нас, он ни разу даже не улыбнулся. О некоем инциденте, о происшествии, случившемся несколько часов назад в одном из арендованных домов в районе Биттерн, Джито не обмолвился ни словечком. Я прикурил сигарету от зажигалки. Предложил боссу угоститься, но тот покачал головой. — Arthur, как твоя спина? — спросил Джито. — Сможешь завтра… — Он посмотрел на часы. — Уже сегодня, да… Сможешь сегодня поехать на фарм? — Спина все еще болит, — сказал я. — Думаю, понадобится еще дня три или четыре, чтобы всё пришло в норму. А вот на пакгауз… — добавил я — на пакгаузе я могу работать. — Владелец фермы спрашивал про тебя. Джек. Я едва сдержал ухмылку — эту новость я уже слышал. — Спрашивал обо мне? — Да. Он хочет, Arthur, чтобы ты взял бригаду. — То есть? — Тут уже я не смог скрыть удивления. — Он хочет, чтобы ты был старшим… — Бригадиром? — Да. Сейчас пока у него работает одна бригада. В июне будет две. А в период уборки на двух его фармах трудится до четырех бригад. — И он мне предлагает поработать бригадиром? — изумленно переспросил я. — Но… — Триста пятьдесят фунтов в неделю, — сказал Джито. — Это пока… Начиная с середины июня — пятьсот и более. «Опять ты жульничаешь, Джито, — подумал я, вспомнив о тех сведениях, что почерпнул из тетради под названием «ФАРМ». — Бригадир на фарме получает как минимум пятьсот паундов в неделю. Это весной. А в разгар сезона — до тысячи…» Естественно, я не стал говорить этого вслух, а сказал другое: — Джито, передай мистеру фермеру, что я благодарю его за внимание и сделанное им предложение. — И?.. — В ближайшие несколько дней я хотел бы поработать на пакгаузе. А потом мы вернемся к этому разговору, ладно? Джито шумно вздохнул. — Okay, Arthur. — На фруктовом пакгаузе, — уточнил я. — Моя жена будет работать теперь там же… если ты, конечно, не против, дорогой босс. ГЛАВА 29 День 39-й. Рабочий на каре доставил из транспортной зоны очередную паллету, груженную упаковками с персиками. Беру инструмент; при помощи кусачек освобождаю «куб» от пластиковых стяжек. Взрезаю в двух местах ножом полупрозрачный пластик, и тут же выверенным движением, действуя обеими руками, стягиваю защитное покрытие вниз — так опытный охотник, свежуя добычу, сдирает с нее шкуру. Получив доступ к верхнему ряду, снимаю первый ящик. Мельком бросаю взгляд на маркировку; сверху имеется наклейка, на которой указаны производитель (Spain), класс — I, дата поступления, название торговой сети, для которой предназначалась данная продукция и дата конечного срока реализации. Здесь же нанесен штрих-код, под которым реализовывалась данная продукция. И, наконец, имеется еще один код, состоящий из четырех цифр: он указывает на конкретное место, где производилась фасовка: это наш фруктовый пакгауз, расположенный между Фархемом (Fareham) и Госпортом (Gosport). В графе «срок реализации» указана сегодняшняя дата — 18 мая. Нетто-вес составляет тридцать два фунта, это примерно пятнадцать килограммов. Внутри ящика из твердого картона, сложенные в два ряда, двадцать пластиковых упаковок, затянутых в сеточку; в каждой из них по восемь штук персиков. Ставлю ящик на грузовую полку рядом с лентой конвейера. Слегка нажимаю пальцами по центру упаковки, затем отработанным до автоматизма движением вскрываю сложенные внахлест верхние клапана тары. Наклоняю ящик, и, особо не церемонясь с его содержимым, вываливаю упаковки на движущуюся ленту. С двух сторон начавшей свое движение ленты — на той дистанции, то отделяет нас от упаковочного агрегата — поставлены по паре работников. Те двое, что ближе ко мне, разрезают ножами с короткими двухдюймовыми лезвиями сеточки, в которые затянуты упаковки с фруктами. Использованные пластиковые упаковки и разрезанные сетки они бросают под ноги, на пол (по окончании процесса перефасовки мы уберем весь этот мусор в большой открытый короб). Расположившиеся за ними двое арбайтеров перебирают выложенную из упаковок на ленту продукцию, отделяя зерна от плевел — то бишь, сортируя поток персиков с желтой мякотью «apricotees» на «кондицию» и отходы. Далее те фрукты, которые прошли наш ОТК, — а наши работники определяют «классность» отчасти вручную, выхватывая тот или иной подозрительный фрукт, отчасти на глазок — подаются лентой в приемное отделение фасовочной машины. На другой стороне линии стоят еще четверо работников. Один поставлен на тару — он делает из сложенных заготовок картонные ящики. Двое раскладывают в выставляемые им свежие картонки перефасованные упаковки, на которых, на обвязке, нашлепнуты ярлычки с «перебитыми» датами: с измененными против прежних датой поступления в розницу и сроком хранения. Четвертый — как правило, это мужчина — наклеивает на верхний клапан картонной тары новый «стикер» с измененными данными, а затем ставит упаковку на паллету. Когда мы закончим, перефасованную партию погрузят на ожидающий у грузовой рампы трак; ну а тот отвезет партию «свежих фруктов» с выправленными накладными на оптовый склад или непосредственно в один из гипермаркетов розничной сети. Если строго следовать местному законодательству и всем санитарным нормам, эта партия фруктов, которую одна из крупнейших торговых сетей не успела реализовать до истечения срока годности, должна была за сутки до этого реализовываться уже как продукция II класса. То есть, за полцены (в лучшем случае). Но кое-кто не хочет терять деньги; поэтому мы перефасовываем слегка подгнивший товар, с тем, чтобы, наипав местного потребителя, всучить ему фактически некондицию по цене первоклассного продукта. И такое отношение к потребителю — как я успел убедиться, поработав на двух пакгаузах — вряд ли является здесь чем-то из ряда вон выходящим. Работают две линии: на одной спасают партию залежавшихся peaches, на другой сортируют и переупаковывают привезенную около полудня партию груш. Сейчас четверть третьего пополудни. Татьяна расположилась рядышком, мы можем свободно переговариваться, благо здесь, в отличие от «овощного», не злоупотребляют по части громкой, мобилизующей, задающей рабочий ритм музыки. Мы одеты в синие спецовки; на голове «беретки», на руках нитяные перчатки. Обувь своя; в отличие от овощного пакгауза, резиновые сапоги здесь не являются обязательным атрибутом рабочего одеяния. Температура в пакгаузе такая же, как и снаружи — плюс двадцать. По моим прикидкам мы закончим с этой привезенной недавно партией персиков к пяти часам. От Джито здесь работают одиннадцать человек, включая меня и Татьяну. В половине шестого за нами приедет вэн — Марек звонил мне на сотовый, когда у нас был брейк, спрашивал, когда нас забрать. Всего в смену вышло двадцать два человека. Это только те, кто работают непосредственно на фасовке. В основном это выходцы из стран Восточной Европы — поляки, прибалты, две женщины из Украины. Англик в нашей большой бригаде только один: старший супервайзер, парень лет двадцати пяти, параллельно учится в местном университете Солент. Есть еще администрация — трое или четверо сотрудников, включая старшего менагера (эти большую часть времени проводят в своих кабинетиках в административном модуле). Наш супервайзер, выставив настройки упаковочного агрегата, тут же дематериализовался. Вместе с ним исчезла с радара и одна из работниц — молоденькая фигуристая полька. Весна… Англик предварительно попросил меня, чтобы я присмотрел за процессом. Повторилась вчерашняя история: эти двое исчезли из цеха сразу же после обеденного брейка. Обмануть «контроллер» здесь, кстати, намного проще, нежели на «овощном»: есть еще два прохода, через которые можно выйти наружу. Сама территория пакгауза огорожена лишь частично. И если знать местные тропки, то уже через десять минут можно оказаться на берегу залива. Номер его сотового у меня есть; если его кто-то будет спрашивать, то отправлю SMS. Я услышал, как меня окликнули. Одна из женщин, работающая по другую сторону линии, подняла вверх руку — с деформированной упаковкой. Я нажал на пульте кнопку остановки линии. В ту же самую секунду — я даже вздрогнул от неожиданности — истошно завыла сирена. Длинный сигнал сменился двумя короткими. На какое-то время — короткое, впрочем — все оцепенели. Помимо сирены теперь звучал также сигнальный колокол. — Охренеть! — пробормотал я. — Похоже, это пожарная тревога. Татьяна, вопрошающе глядя на меня, показала на уши. Я втянул воздух ноздрями — запах дыма не ощущается, открытого огня тоже не видно. — Пожар?! — озадаченно произнес я. — Давай-ка на выход! Я взял жену под руку; потащил за собой в сторону бокового прохода — он ближний к нам, а дверь там обычно не заперта.