– Я знал, что ты вернешься, – прошептал он, опустив голову. – Я так рад видеть тебя, Эйвери. Что с лицом? – Подралась с бандитами, – ответила она. – С бандитами? – взволнованно спросил он. – С кем именно? – С Хуаном Десото, наемным убийцей с собственной бандой. – Это он тебя так? – спросил Говард. – Ага. – Да уж… – Почему ты все еще в блоке В? – задала вопрос Эйвери. Говард ответил с озорным блеском в глазах. – Тюрьма – веселое место, – ответил он. – Просто очаровательное. За этими стенами, в мире, который я привык любить, я был настолько ограничен, настолько зациклен. Теперь я вижу это. Здесь же возможно все. Мы живем в одной большой чашке Петри, участвуем в одном эксперименте, только наши действия не вызывают никаких последствий. Ты можешь убить, заколоть, размозжить череп, и куда тебя отправят? Никуда. В блок В. Тюрьму. С той же едой, той же постелью. В реальном мире ты боялся бы, что тебя поймают, что узнают о содеянном. Тут итак все знают кто я есть. – Ты не ответил на мой вопрос. Он поднял голову и попытался мотнуть головой. – Да ничего такого, – ответил он. – Я собственными руками проткнул глотку одному чересчур сквернословящему молодому человеку. Кожа, оказывается, такая жесткая. Ты знала об этом? Я просто вырвал ее и отдал одному из поклонников Санта Муэрте. Естественно, он был очень благодарен мне. Только охранники были перепуганы при виде лужи крови. Кажется, они побаиваются меня, – прошептал он. – Можешь представить себе это? Боятся старика. – Ты больной, – тихо сказала она. – Ты скучала по мне. – Ни капли, – солгала она. – Я вернулась лишь потому, что мне потребовалась твоя помощь. – Дело в гавани, – кивнул он. – Да, я знаю. – Откуда? – Тюрьма сильно похожа на рельный мир, Эйвери. Можно достать все, что хочешь, за определенную цену, – подчеркнул он, наблюдая за ее реакцией. – Ладно, – ответила она. – Что думаешь об этом деле? Рэндалл откинулся на спинку стула. Он искоса наблюдал за Эйвери, а потом небрежно оглядел комнату. – Куда ты направилась после того, как твоя мать была убита, а отца отправили за решетку? – поинтересовался он. – Что ты делала? Эта часть твоей жизни не освещена в СМИ. Разговор с Рэндаллом всегда держал Эйвери в напряжении. Часть ее понимала, что она не может доверять ему. «Что вообще ему известно обо мне? – думала она. – Пытается ли он поймать меня на лжи или действительно хочет знать о моей жизни?» – Меня отправили в детский дом, – ответила она. – Ну, они не так их называют. Предпочитают использовать термин «патронажное воспитание». Я была под опекой государства. На лице Рэндалла отразилось беспокойство. – У тебя не было опекунов? Из семьи? – Не совсем. Я никогда не видела своих бабушек или дедушек. У отца было два брата, но они не переносили друг друга на дух и жили в разных штатах, поэтому их я тоже никогда не встречала. У мамы была сестра, которой не нравилась ни я, ни отец, ни кто-либо другой. То есть никого я не знала. – Это так печально, – добавил Рэндалл. Такая эмоциональная реакция повлияла на Эйвери неожиданным способом. Она годами посещала психотерапевтов, чтобы уйти от прошлого, но полный слез взгляд Рэндалла вернул все на круги своя: драки в детских домах, домашнее насилие, деградация других детей и работников. «Ты никому не будешь нужна, – как-то сказала одна женщина. – Твой отец был убийцей, а мать сумасшедшей. Скорее всего, ты такая же». «Ты слишком взрослая, – вторила ей другая. – Никому не нужны дети старше десяти лет. Все хотят младенцев. Готовься остаться здесь на долгое время». – Как ты выжила во всем этом? – спросил Рэндалл. – Что ты делала? Эйвери уже открыла было рот, что рассказать свою историю успеха в патронажном доме, но слова застряли в горле. «Нет, – сказала она себе, – не углубляйся». Воспоминания вернули ее назад, болезненные воспоминания. Группа детей травила ее в течение первых месяцев. Они постоянно преследовали ее, хором напевая: «отец убийца, мать мертва; отец убийца, мать мертва». Один из них, мальчик по имени Блейк, который был на два года моложе Эйвери и даже ниже, постоянно приставал к ней. «Если твой отец убийца, то ты, скорее всего, тоже, так что стоит грохнуть тебя прямо сейчас!» – как-то сказал он и ударил ее кулаком в лицо, повалив на землю. Неожиданно Эйвери разрыдалась. Она прошла столько сеансов психотерапии, столько воспоминаний было поднято на поверхность, рассмотрено и выкинуто из памяти, но все еще в голове у нее царил полный беспорядок. «Когда же все это закончится? – думала она. – Когда вся боль уйдет?» Говард терпеливо ждал, пока она успокоится. Сопереживание на его лице помогло ей сделать это и вытереть слезы. Она подготовилась отвечать на вопросы, но вместо этого Рэндалл отвел взгляд. – Он задал такт, – произнес он. – Я удивлен, что ты этого не заметила. Первое тело не обязательно относится к этой жертве. Что такое тело? Он уставился на нее и Эйвери буквально ломала себе голову, пытаясь понять. Говард играл с ней? Или он пытался указать ей на что-то? Каким-то образом она почувствовала, что он знал ответ, и это еще больше расстроило ее. – Думай, Эйвери, думай. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Развалина. Именно так Эйвери ощущала себя, когда вышла от Рэндалла: полная, абсолютная развалюха. Она считала, что те дни, то время из ее жизни, наконец, позабыто. «Нет, – поняла она. – Ты и не пыталась забыть. Ты лишь предприняла попытку полностью стереть воспоминания». Теперь они вернулись. Это маленькое воспоминание подняло все остальные. «Уходи, – думала она. – Уходи из моей головы!» Единственным способом, которым она могла остановить это, было сконцентрироваться на Говарде и его загадках. Он никогда не говорил прямо. Он был бывшим профессором Гарвардского университета и каждое его слово имело двоякий или скрытый смысл. «Он сказал: «Он задал такт», – размышляла она. – Какой такт? Что есть у цикла? Что такое тело?» – пыталась она понять, мысленно возвращаясь к жертве. «Над ее телом была звезда. Циклы… Тела… Планеты, – подумала она. – Могут ли это быть планеты? Они двигаются с определенной цикличностью. И могут быть рассмотрены как тела. Над телом была нарисована звезда». Чем больше она думала об этом, тем более жизнеспособным казался этот вариант. На ум снова пришло письмо: «Первая жертва уже есть». «Если он каким-либо образом ссылается на планету, – прикидывала она, – то он мог бы быть астрономом, или звездочетом, или кем-то вроде них. Где тусуются астрономы?» Рамирес стоял на парковке, оперевшись о свою машину и глубоко задумавшись. При виде Эйвери он словно зарядился какой-то энергией. – Привет! – окликнул он ее. – Что ты здесь делаешь? – улыбнулась она. – Приехал повидаться, – произнес он. – Я кое-что отрыл. Рамирес был при полном параде: желто-коричневые брюки, голубая льняная рубашка на пуговицах и мокасины без носков. Огонек в темных глазах, легкая улыбка на лице, и на секунду Эйвери сильно захотелось его обнять. – И что же это? – спросила она. Рамирес обратил внимание на то, как изначально она воодушивилась при виде его, затем на лице отразилась нерешительность и эмоции исчезли. Он, в свою очередь, перестал улыбаться и стал более серьезным. – Я разговаривал с бывшим парнем Венмеер и двумя работниками магазина. Ничего. Осталось проверить еще двоих, но я не уверен, что стоит. Каждый говорит одно и то же: Венмеер была реальной сучкой. Ее всегда нужно было держать под контролем. Она раздавала деньги бездомным и работала в приютах, но как только она освобождалась от всего, могло произойти что угодно. Парень и бывшие сотрудники магазина? По их словам, минимум раз в месяц они сильно ссорились из-за чего-нибудь. Кто-то мог не так что-то сказать или попытаться помочь ей в трудной ситуации, как она тут же становилась невыносимой. Ни у кого из них нет приводов в полицию и у каждого имеется алиби в ночь убийства Венмеер. Эйвери с трудом могла сосредоточиться на его словах. – Отлично, – пробормотала она, думая об астрономии. – Ты узнала что-нибудь интересное у него? – спросил Рамирес, указывая на тюрьму. – Не уверена. Хочешь прокатиться? Я потом подвезу тебя.