«Думаю, фактически это так», – решила Эйвери. Взгляд Гринвальда сначала упал на О’Мэлли, но как только он заметил сидящую за столом переговоров Блэк, его лицо сменило три оттенка красного. Он хлопнул дверью, тут же давая всем присутствующим понять, в каком расположении духа находится. – Неужели, вашу мать, я как-то не ясно выразился? – заорал он. Его взгляд переметнулся с О’Мэлли на Эйвери, а затем обратно. – Эйвери Блэк запрещено и близко подходить к расследованию! – И она не подходила, – ответил О’Мэлли. Он не выглядел напуганным, но Эйвери могла сказать наверняка, что кэп очень тщательно подбирал слова. Было странно наблюдать, как он попал в режим прикрывания чьей-то задницы. – Как мы сообщили еще вчера, ее поместили под круглосуточное наблюдение. Сегодня мы были вынуждены привезти ее в участок, поскольку около часа назад Блэк подверглась нападению возле дома своей дочери. – Кем? Рэндаллом? – Да, – просто ответил О’Мэлли. «Черт, – подумала Эйвери. – Было бы намного проще, соври он сейчас». – А каким образом этот подонок приблизился к лучшему детективу А1, как мне говорили? Теперь его ярость переметнулась в сторону Блэк. Как только он повернулся к ней, Эйвери просто не смогла сдержаться. Каждая капелька страха и разочарования, которые она испытала за последние два дня, связанные с никак не меняющимся положением Рамиреса, выползла на поверхность, словно извергающийся вулкан. – А потому, что вы настояли, что разбираетесь во всем лучше полиции, – ответила она. – Он набросился на меня потому, что вместо того, чтобы сейчас пытаться найти ответы на действительно важные вопросы, я оказалась связана, как собака на поводке. Я слегка не в игре. Немного отвлеклась, простите. – Если ты продолжишь говорить со мной в подобном тоне, я использую твой жетон в качестве бумаги, – рявкнул Гринвальд. – Поняла меня? – Бумаги для чего? – продолжила она. – Мне кажется, Вы слишком заняты тем, что лезете в чужие дела, не давая полиции разобраться. Лучше займитесь своей дерьмовой работой. Для начала, почему бы Вам не взглянуть на то, что происходит в тюрьмах? Каким образом такому преступнику, как Говард Рэндалл, удалось осуществить побег? Гринвальд выглядел одновременно шокированным и удивленным. Ярость постепенно стихла, поскольку он абсолютно не привык, чтобы с ним разговаривали подобным образом. Пока он подбирал слова, а остальные присутствующие в тишине ожидали сильной взбучки, телефон Эйвери завибрировал в ее кармане. Она бросила на него взгляд, будучи уверенной, что это еще больше разозлит мэра Гринвальда. Звонок из больницы. Рамирес. Блэк подскочила, чуть ли не выставив мэра за дверь. – И куда, черт возьми, ты собралась? – спросил он. Она просто проигнорировала его вопрос, лишь взглянув через плечо в сторону О’Мэлли и Коннелли. – Это из больницы, – бросила она, пытаясь проглотить чувство страха. – Иди. Деннисон, Сойер, можете сопроводить ее? – попросил О’Мэлли, кивая в ответ. – И Роуз тоже, – добавила Эйвери. Они с дочерью направились к выходу, Деннисон и Сойер проследовали за ними. Мэр Гринвальд лишь смотрел на происходящее в полном замешательстве, явно шокированный тем, что все пошло не так, как он планировал. Выходя, Эйвери услышала, как он продолжает кричать, но это ее более не волновало. Она была уже абсолютно на другой волне, отвечая на звонок врача. Возгласы Гринвальда, оставшиеся позади, казались не более, чем громом, перемешанным с жалобными стонами. Но она прекрасно понимала, что впереди ее ждет самая настоящая буря. Глава четырнадцатая Эйвери даже не пришлось просить Роуз о чем-либо, когда они поднялись на четвертый этаж. Не сказав ни слова, дочь сразу направилась в комнату ожидания с Деннисоном и Сойером, а Блэк практически влетела в палату Рамиреса. Приблизившись к двери, она вспомнила тот короткий разговор с доктором, который, словно ветер, пронесся в голове. «Он в сознании. Реагирует на все основные сигналы, но единственное, что сказал, это что хочет видеть Вас. Мы сообщили, что Вы безвылазно просидели здесь почти две недели, но на днях Вас вызвали. Он посмеялся в ответ. Думаю, вам стоит увидеться как можно скорее». Данный разговор состоялся ровно семнадцать минут назад. Сойер вел машину с включенной сиреной, пролетев практически все светофоры на красный свет. И вот теперь она стояла перед палатой Рамиреса. Как только Эйвери вошла внутрь, глаза неожиданно заслезились, но она не стала вытирать их. Рамирес увидел ее сразу. Он слегка вытянул шею, чтобы лучше разглядеть ее и стало ясно, что сейчас любое движение дается ему с трудом. Блэк подскочила к кровати, поразившись тому, насколько живее он выглядит, всего лишь открыв глаза. – Привет, – произнес он чуть громче, чем шепотом. – И тебе привет, – ответила она, беря его за руку. – Как ты? – Чувствую себя немного смешно и сонно. Врач говорит, все выглядит достаточно хорошо. Просто немного заторможен. – Прости, что меня не было, когда ты очнулся, – сказала Эйвери. – Меня… – Не извиняйся. Док сообщил, что ты находился тут практически круглосуточно на протяжении тринадцати дней. Кстати, это глупо. Зачем? «Потому что медсестра нашла кольцо», – подумала она. Но вместо этого попыталась пошутить, хоть и не совсем удалось. – Больше нечем было заняться. Она, наконец, вытерла слезы с лица. Они все еще продолжали течь, но уже не так сильно. – Ладно. Над чем же ты работаешь сейчас? – поинтересовался Рамирес. – Я не хочу говорить об этом, – ответила Блэк, хотя какая-то ее часть безумно желала поделиться с ним. Но сейчас момент был неподходящим. Он итак провел две последние недели на грани жизни и смерти. – Во всяком случае, это куда более интересно, нежели то, чем я занимался все это время, – усмехнулся он собственной шутке, явно испытывая некую боль. – Тебе нужно что-нибудь? – спросила Эйвери. – Может немного льда. – Да, я запросто… – И небольшой поцелуй, – добавил Рамирес. – Заранее извиняюсь за запах изо рта. Блэк с удовольствием выполнила просьбу. Она поцеловала его в уголок рта и ощутила, как он хотел ответить тем же, но был слишком слаб. Прервав поцелуй, Эйвери вышла из палаты и направилась в комнатку медсестры, находящуюся в другом конце коридора. За минуту ее отсутствия Рамирес умудрился уснуть. Ее сердце бешенно заколотилось, так как на секунду она испугалась, что он вернулся в кому. Но, подойдя к кровати, она поняла, что он просто спал. Блэк не была уверена, с чего она взяла это, но спокойствие и некая естественность на его лице говорили о том, что все в порядке. Ей тут же стало легче на душе. Эйвери присела на кресло, которым так часто пользовалась за время пребывания тут, и просто осталась наблюдать за Рамиресом. Ей просто хотелось побыть здесь. Он был жив, он выкарабкался. Внезапно все изменилось и она не могла понять, плохо это или хорошо. *** После того, как Эйвери рассказала все О’Мэлли, она попросила, чтобы Деннисон и Сойер отвезли Роуз обратно в квартиру Рамиреса. Капитан согласился на это, но только при условии, что она сообщит, когда решит покинуть больницу. Дочь вполне охотно уехала, но казалась слегка обеспокоенной и дезориентированной. Честно говоря, Блэк не особо нравилась идея разлуки с ней в данной ситуации, но она не знала, как правильно поступить. Она решила, что сможет поговорить с Рамиресом об этом и он поймет, если с утра она уедет. Вечер незаметно перешел в ночь, пока доктора и медсестры бегали туда-сюда. С каждым их визитом новости становились все лучше. Практически сразу врачи сообщили, что Рамиреса ожидает достаточно длительное восстановление, но все признаки указывают на то, что он выдержит. В результате, уже через какую-то неделю он, наконец, покинет больничную палату. Еще дважды он отключался, но с каждым разом время сна сокращалось. Ближе к 22:00, когда Эйвери снова вооружилась противным больничным кофе, радуясь, что Рамирес вернулся к ней, он снова задал вопрос о работе. – Ты на две недели застряла со мной в больнице, – произнес он уже более твердым голосом и ясным взглядом. – Неужели О’Мэлли позволил тебе подобную роскошь? – Ага. – Но у тебя же есть дело? – Все очень сложно. – А разве так не всегда? – Да, действительно. Но… Что ж, кое-что произошо после твоего ранения. Эйвери глубоко вздохнула, понимая, что Рамирес совершенно не в курсе побега Говарда Рэндалла. Следующие пятнадцать минут она потратила на то, чтобы помочь ему нагнать упущенное, рассказав о Говарде, убийстве Кирстен Грирсон, брошенном в ее окно коте, манекене на складе и нападении Рэндалла. Она даже описала момент, когда высказала мэру Гринвальду на глазах у О’Мэлли и Коннелли, но лишь для того, чтобы заставить его улыбнуться. – Уверена, что Рэндалл не придет за тобой? – спросил Рамирес. – У него был шанс, – ответила она. – Если бы он хотел убить меня, то сделал бы это.