— Почему ты решила встретиться, мам? — Я хотела восстановить наши отношения, узнать, как у тебя дела, поговорить, попытаться что-то сделать. — Ничего из этого не выйдет, пока мы не решим ситуацию. Я пока не разобралась. Пока не могу. Роуз покачала головой и взглянула на потолок. — Знаешь, годами я думала, что ты суперзвезда. Невероятная личность с отличной работой. У нас был шикарный дом, это было чем-то вроде «вау, моя мама просто потрясающая». Я гордилась тобой. Но затем все это развалилось, все по порядку: дом, работа и ты. Самое ужасное — ты. — Вся моя жизнь тогда рухнула, — оправдывалась Эйвери. — Я была опустошена. — А я была твоей дочерью, — ответила Роуз. — Я тоже была там. Ты проигнорировала меня. — Я здесь, — произнесла Эйвери. — Я здесь прямо сейчас. Вернулся официант. — Ок, дамы. Решили, что будете заказывать? — Пока нет! — одновременно выкрикнули Эйвери и Роуз. — Ох, хорошо. Просто позовите меня, когда будете готовы. Никто не ответил. Официант попятился и ушел. Роуз потерла лицо. — Слишком рано, — произнесла она. — Прости, мам, но слишком рано. Ты спросила, почему я согласилась приехать сюда? Я думала, что готова. Но это не так. Она осторожно подвинулась и встала. — Роуз, пожалуйста, присядь. Мы только пришли. Я скучаю по тебе и хочу поговорить. — Это не только связано с тобой, мам. Это никогда не было связано только с тобой. Разве ты не понимаешь? — Дай мне еще один шанс, — сказала Эйвери. — Давай начнем все сначала. Роуз покачала головой: — Прости, но я еще не готова. Я правда считала, что смогу, но это не так. Она вышла. — Роуз! Роуз!? Глава двадцать шестая Еще долгое время Эйвери оставалась в закусочной одна. Она заказала яйца и тосты, небольшой салат, чашку кофе и просто сидела за столиком, перебирая в уме все, что было сказано. «Моя дочь ненавидит меня», — подумала она. Чувствуя себя более подавленной, чем за все последние годы, ей хотелось лишь уползти куда-нибудь и тихо умереть. Но, вместо этого, она расплатилась и ушла. Солнце заставило ее поежиться. «Почему сегодня не может идти дождь?» — задалась она вопросом. Люди куда-то спешили, машины проносились на бешенной скорости. Она стояла посреди оживленной улицы, словно дух, ни мертвая, но и ни живая. «Это именно то, чего хочет убийца. Он в твоей голове. Он смеется над тобой. Прямо, как Говард. Прямо, как Говард.» Эйвери дошла до машины и уехала. Не осознавая, куда движется, она вдруг поняла, что едет на юг, прямо к тюрьме. В голове мелькали тела бедных девушек, убийца, машина, маршруты и дом. Дом, в котором, как она предполагала, он мог бы жить: небольшой, спрятанный в тени деревьев, с неопрятной лужайкой, потому что у него были дела поважнее, чем стрижка газона. Все ее подозреваемые были оправданы, один за другим. Ей снова нужен был свежий взгляд, новые улики. Парковка тюрьмы никак не изменилась. Прогулка по территории была абсолютно такой же. Охранники шептались за ее спиной и показывали пальцем. Женщина за воротами вновь упрекнула ее за посещение без предварительного уведомления. — Он сказал, что был уверен в твоем повторном визите, — рассмеялся охранник. — Что с тобой, влюбилась? Кажется, стоит верить всему, что пишут в газетах. На самом деле не было никаких причин возвращаться. Она не думала, что он действительно сможет помочь ей после катастрофического провала с Art for Life. Она поняла, что ему просто нравилось играть с ней. Эйвери была не в том настроении. Больше ей нечего было скрывать, некуда идти и, по какой-то странной причине, в этот момент ей казалось, что Говард Рэндалл — единственный друг во всем мире. Говард находился в комнате для встреч в подвале, как и в прошлый раз. Единственное, что изменилось, так это его улыбка. Теперь она ушла, он был обеспокоен. — Ты не похожа на себя, Эйвери. Все в порядке? Эйвери рассмеялась. Если бы у нее были с собой сигареты, скорее всего, она достала бы их и закурила сейчас. Она не курила с тех пор, как была подростком, но сейчас ощущала себя безрассудно, не хотелось, чтобы кто-то ее трогал. Эйвери села и положила локти на стол. — Твой последний совет был полной фигней, — сказала она. — Художник? Ты имел в виду Джона Ланга? — Я не знаю, о ком ты говоришь. — Бред! Она злобно улыбнулась: — Ты играл со мной. Отличный ход. Все это было лишь для того, чтобы вернуть те ужасные воспоминания и вновь увидеть меня сломленной, в слезах? — Мне не доставляет удовольствие видеть твою боль, — произнес он серьезно. — Да пошел ты! — заорала она. — Ты играешь со мной прямо сейчас. Ты сказал мне, что он художник. Ты практически выдал мне его на блюдце. — Твой убийца и есть художник, — ответил он. — Истинный художник. — Что ты хочешь сказать? — Он гордится своей работой. Он не просто маньяк. Не просто мясник. В его голове есть определенная цель. Эти девушки для него что-то означают. Он знает их лично и, в обмен на их жизнь, он дарит им бессмертие в своих работах. — Откуда ты можешь знать это? Говард наклонился вперед: — Ты никогда не спрашивала меня, как я выбирал жертв, или почему размещал их определенным способом. Как адвокат Говарда, Эйвери использовала все возможные способы для его оправдания. Одним из моментов ее работы было понимание убийцы, осознание того, почему он совершал подобные поступки. Это помогло Эйвери отделить его от обычных маньяков, основываясь на личной истории. — Это было своеобразным посланием для людей, которые толком и не жили, — ответила она. — Ты выбирал лучших студентов, обвинял их в каком-либо преступлении перед человечеством, затем расчленял их и разбрасывал части тела по земле, наблюдая, как другие, в результате, бьются в попытках выбраться со дна. — Нет, — огрызнулся Говард. Он откинулся на спинку стула и резко спросил: — Что такое жизнь? Что она означает? Зачем мы здесь? — Какое отношение это имеет к делу? — Непосредственное! — закричал он, ударив по столу. Охранник заглянул в смотровое окошко: — Все хорошо? — Да, Томас, — ответил Говард. — Я просто слегка взволнован. Охранник ушел.