— Жизнь коротка, — попытался объяснить он. — И она имеет определенную цикличность. Мы живем и умираем снова и снова, постоянно. То, как мы проживем эту жизнь, повлияет на последующие, когда мы переродимся, на нашу энергию и этот мир. Мои жертвы выбирались исходя из недостатков, определенных недостатков, которые они бы все равно не исправили в этой жизни. Поэтому я должен был помочь им, чтобы у них был шанс на отличную жизнь в следующий раз. — Так ты оправдываешь свои действия? — Эйвери, этот мир — это то, что мы делаем. Все, что мы пожелаем, может стать нашим. Мои действия основаны на моих убеждениях. А как ты оправдываешь свои? — Я пытаюсь искупить вину и делаю это каждый день. Он вздохнул и покачал головой. Казалось, он вот-вот покраснеет, словно только что встретил женщину своей мечты: — Ты особенная, — продолжил он делиться своими чувствами. — Ты очень особенная. Я понял это, когда увидел тебя впервые. Жесткая, умная, смешная. И все же твои недостатки сломали тебе жизнь. Я могу помочь тебе решить это, Эйвери. Позволь мне помочь. Еще есть время. Разве ты не хочешь освободиться и стать счастливой? «Я хочу вернуть себе дочь», — подумала она, но вслух произнесла: — Я хочу найти убийцу. Говард резко, будто ястреб, поддался вперед: — Каковы ощущения, когда твой отец убивает твою мать? Эйвери напряглась: «Откуда он может знать об этом? Ах, да, это было во всех газетах. Информация была открыта. Любой мог прочитать». — Ты снова хочешь покопаться в моем прошлом? Заставить меня рыдать? — спросила она. — Не сегодня. Я уже на дне, дальше некуда. — Отлично, — ответил он. — Значит, настало время подниматься. День смерти ее матери все так же ясно всплывал в памяти Эйвери. Это произошло за их домом, когда она вернулась со школы. Она услышала выстрел, как только зашла. Тогда ей было всего десять лет. Раздался выстрел, потом тишина, затем еще один. Она выбежала в лес и увидела отца, стоявшего над телом с ружьем в руке. Он лишь сказал: «Дай мне лопату». — Я ничего не чувствовала, — призналась она Говарду. — Моя мать всегда была пьяна и не уделяла мне внимания. Она сразу дала понять, что я была ошибкой. Я ничего не чувствовала, когда она умерла. — А какая из тебя мать? Удар. Эйвери ощутила, как поползла трещина по ее пустой, заброшенной оболочке. Хоть она и была опустошена, она все же вдруг поняла, что ей еще можно причинить боль. — Я не хочу говорить о Роуз. Говард нахмурился: — Хорошо, я понимаю. Он взглянул на потолок, задумавшись о чем-то другом, затем повернулся к ней: — Твой убийца знает этих девушек. Подумай, что у них есть общего. Эйвери покачала головой. — Третья девушка — загадка. Первые две учились в колледже и состояли в женских сообществах. Одна выпускница, вторая только поступила, никакой связи. — Нет, — прошептал он. — Что? — Нет, — повторил Говард. — Ты не права. — Не права в чем? В его взгляде мелькнуло разочарование. — Ты когда-нибудь слышала сказку о мальчике и бабочке? — спросил он. — Когда гусеница превращается в бабочку, которая использует свое тело и крылья, чтобы вырваться из кокона? Это довольно сложный и трудоемкий процесс. Но постоянно борясь, бабочка набирает силы и мышцы, чтобы, наконец, вырваться на свободу, вырваться в небо, где она с легкостью выживет и сможет найти себе еду. Тем не менее, в один прекрасный день, мальчик, который держал гусениц в качестве домашних животных, заметил, что один из коконов дрожит и дергается. Он почувствовал жалость к этому существу и решил помочь, избавив от лишних страданий. Он попросил маму аккуратно вырезать небольшое отверстие в коконе, чтобы открыть ей выход. Но это простое действие, которое искренне исходило из любви и заботы, не дало бабочке набраться природных сил. Когда она выбралась из кокона, оказалось, что ей не хватает сил, чтобы летать и охотиться. В результате, она умерла, спустя несколько дней. — Что ты хочешь этим сказать? — спросила Эйвери. — Ты видишь меня бабочкой или мальчиком? Говард не ответил. Он просто опустил голову и замолчал, даже когда Эйвери повторила вопрос, когда закричала, ударив по столу рукой, он продолжал молчать. Глава двадцать седьмая Волнение. Эйвери была взволнованна после встречи с Говардом. Зла и взволнованна. «Что же он имел в виду? — думала она. — Все, что я сказала, является фактом. Обе студентки. Обе состоят в женских сообществах. Одна выпускница, вторая первокурсница. Что не так?» Она мысленно закричала. Улицы были полны людей и машин. Сегодня суббота и она официально отстранена от дела. Но ей не хотелось просто убивать время. Ей хотелось действовать. «Начнем с нуля, — подумала она. — С самого начала». К моменту ее приезда парк Ледерман был наполнен спортсменами с собаками. На бейсбольной площадке возле реки мужчины, одетые в синюю и красную формы, играли в софтбол. Эйвери припарковалась и направилась к скамейке, где нашли Синди Дженкинс. Она прекрасно помнила расположение тела, легкую улыбку и взгляд в сторону кинотеатра. Она подумала, что он хотел убивать по трое, но что-то изменилось. Почему? Нельзя сказать, что три тела сильно отличались. Обо всех заботились и, не считая последнего трупа, все предыдущие смотрели на что-то тройное — три влюбленные женщины, три погибшие девушки во времена Второй мировой войны. Она пыталась найти связь. Эйвери села на противоположную от места, где располагалось тело Синди, часть скамьи и полезла в Интернет в поисках любой информации о цифре три: во многих религиях оно считалось магическим числом. На китайском, к примеру, произношение созвучно слову «живой». Это было первое число, означающее «все». У Ноя было три сына. Троица. Три. Три. Три. Эйвери отложила телефон. Он же хотел убивать по трое. В этом была какая-то особая сила. Но потом что-то изменилось. Что именно? Что заставило его захотеть убивать еще? После встречи с Говардом, Эйвери начала верить, что у убийцы была какая-то своя система ценностей, возможно, своя религия или какой-то другой бог. Бог, которому были нужны молодые девушки. Но зачем? Зачем ему девочки? Обе студентки. Обе состоят в женских сообществах. Одна выпускница, вторая первокурсница. «Нет», — прозвучал в голове голос Говарда. Она поехала на кладбище Оберн. Стоя перед тем местом, где нашли Табиту Митчелл, и глядя на само кладбище, Эйвери ощутила себя в каком-то ином, будто сюрреалистическом мирке, который явно не являлся ее. Поездка в парк Ледерман. Поездка на кладбище. Эти места были тихими, успокаивающими. Скорее всего, он ощущал то же самое. Никакого страха. Никаких опасений, что его поймают. Просто еще один прекрасный день. Детская площадка Стони Брук в Белмонте была самым настоящим очагом активности. Эйвери удивило, что с места преступления уже были убраны все следы. Повсюду можно было встретить детей, начиная от младенцев и заканчивая восьмилетними. Дети постарше резвились между установками для полива газона, поднимались и спускались по крепости. Матери кричали и пытались поймать их. Дети плакали от того, что их ругали. Несколько женщин уставились на Эйвери, будто узнали ее или пытались понять, кто она. Она направилась прямо ко входу в крепость, где было найдено третье тело. Из отверстия выглянул ребенок. — Привет, — сказал он и уполз обратно. Эйвери представила себе тело девушки, затем повернулась к изображению детей, держащихся за руки. В чем же связь? Обе студентки. Обе состоят в женских сообществах. Одна выпускница, вторая первокурсница. Нет. Она набрала номер. Раздался грубоватый голос Тэлбота Диггинса: — Что случилось, Блэк? Я думал, ты мертва. — Почему? — удивилась она. — Ты вообще не читаешь газет? Из-за этого маньяка все восточное побережье находится в панике. Три девушки за неделю! Ты снова на первой полосе. Говорят, тебя отстранили, отправив в официальный отпуск. — Я не в отпуске. В трубке были слышны детские голоса. Они визжали.