— Это защитный механизм, — говорит он. — У меня хорошо получается скрывать то, что не удаётся скрывать тебе. И, может, это звучит как преимущество, но поскольку ты во многих отношениях была самой собой рядом со мной, Габриэлла, я узнал, что тебе нравится и что тебе нужно. Я понял, что перемены напрягают тебя, а неизвестность доставляет невыносимое беспокойство. Я пристально смотрю на него. — Правда? — Вот почему я не сказал тебе о деловой встрече за неделю до этого. Я знал, что ты будешь волноваться. И я… — он со вздохом обрывает себя, потирая лоб. — Я не хотел, чтобы ты волновалась, поэтому решил сказать тебе накануне, но потом в тот день доставили цветы, и ты сбросила ту бомбу о Трее, и это выбило меня из колеи, а затем на следующее утро, перед встречей… — Я знаю, — я сжимаю его руку, всё ещё переплетённую с моей. — Ты планировал рассказать мне тем утром. Но чета Бейли приехала раньше. Он пристально всматривается в мои глаза. — Теперь ты… веришь мне? Я улыбаюсь. — Верю. На его лице появляется облегчение. — Хорошо. Наши взгляды встречаются. Это так напряжённо. Так… странно интимно. Это ошеломляет. И я отвожу взгляд, уставившись на его руку, обёрнутую вокруг моей, наши кончики пальцев соприкасаются. — Габриэлла, — говорит Джонатан. Я опускаю глаза, сердце бешено колотится. — Да, Джонатан. Его большой палец поглаживает тыльную сторону моей ладони. — Спасибо, что доверяешь мне. — Спасибо, что тебе можно доверять. Джонатан размыкает наши руки, затем снова берёт свой кофе, медленно вращая стакан по часовой стрелке. — Я полагаю, что в духе дружбы я мог бы ответить взаимностью и тоже быть… уязвимым. — Энтузиазм так и хлещет. Он бросает на меня мрачный взгляд. — Я пытаюсь, Габриэлла. — Прости, — я подталкиваю его ногой под столом. — Я ценю это. Он смотрит в свой кофе. — У меня сахарный диабет 1 типа. Мне удаётся держать болезнь под контролём. Но это всё равно влияет на меня. Это повлияло и на нас. Иногда, когда я бывал сварлив, когда я резко обрывал разговоры и уходил, это потому, что я плохо себя чувствовал, или мои оповещения предупреждали меня о том, что уровень сахара слишком низок или слишком высок. Потому что мне нужно было проверить уровень сахара в крови, или быстренько перекусить, или взять паузу и подождать, пока начнёт действовать инсулиновая коррекция. Так много моментов, которые сбивали меня с толку за прошедший год, начинают вставать на свои места. — Мероприятие с Элаем. У тебя тогда упал сахар? Он кивает. — И в машине, когда ты ел конфеты, тогда тоже был низкий сахар? Он снова кивает. — Твой телефон. Ты как-то это отслеживаешь? — Верно. У меня есть приложение, подключённое к моему ГНД — моему глюкометру непрерывного действия — но я также проверяю уровень сахара в крови уколами пальцев с помощью обычного глюкометра. Мой ГНД не является надёжным, и мне не нравится полагаться только на него. Так, например, вчера вечером я проверил глюкометр прямо перед тем, как выйти из раздевалки после игры, и уровень сахара был немного низким. Я хотел убедиться, что я достаточно бодр и могу безопасно сесть за руль, чтобы подвезти тебя, поэтому я снова проверил в машине, используя приложение и свой ГНД, и уровень сахара всё равно был ниже, чем хотелось бы. Поэтому в ход пошли арахисовые конфетки. Джонатан всё ещё смотрит в свой кофе, как будто не совсем готов встретиться со мной взглядом после этого. Интересно, боялся ли он, как и я с моим нежеланием открываться до сегодняшнего дня, что его будут воспринимать по-другому? Я хочу, чтобы он знал, что со мной он в безопасности, что, зная это о нём, я чувствую себя так, словно мне дали ключ от комнаты его сердца, в которую допускаются очень немногие, и это дар, который я буду яростно защищать. Легонько стукнув его ботинком под столом, я, наконец, заслуживаю его взгляд и говорю ему те же слова подтверждения, которые он дал мне. — Спасибо, что доверяешь мне. Его глаза всматриваются в мои, и он подталкивает мою ногу в ответ. — Спасибо, что тебе можно доверять. — С этого момента ты можешь говорить мне, хорошо? Когда ты плохо себя чувствуешь, или когда тебе нужен перерыв. Точно так же, как я постараюсь быть честной с тобой, особенно когда мне трудно, — я на мгновение делаю паузу, пытаясь подобрать слова, потому что это важно, и я хочу сказать это правильно. — Я знаю, что не понимаю этого в том смысле, что у меня нет диабета, но…может быть, я немного понимаю, каково это — жить с чем-то постоянным и неподвластным твоему контролю. Ты не можешь снять это, или уйти от этого, или отложить на некоторое время. И даже когда ты привыкаешь к такой реальности, когда на самом деле всё не плохо и не хорошо, всё просто… есть, иногда всё равно трудно в присутствии других. Когда ты испытываешь это чувство отличности и дистанции от них, когда имеешь дело с той частью себя, которую они не понимают, о которой тебе приходится думать в социальных ситуациях и в повседневной жизни так, как они этого не понимают. Джонатан молчит. Но затем его ботинки мягко обхватывают мой сапог, и наши ноги переплетаются под столом. — Спасибо, Габриэлла. Это… — он прочищает горло, и когда заговаривает снова, его голос звучит по-другому. Тише, напряжённее, как будто он едва сдерживает что-то внутри. — Это много значит для меня. Наши глаза встречаются. Мы наклоняемся ближе. Ещё немного ближе. В моей голове звенят тревожные звоночки. Его бедро прямо здесь, между моими. Я смотрю на его губы, вспоминая каждый наш идеальный поцелуй. И, слава Богу, как раз в тот момент, когда я собираюсь схватить своего друга за великолепный зелёный свитер и зацеловать до наступления Нового Года, над дверью звенит колокольчик, возвещая о приходе клиента. Глава 11 Плейлист: Sara Watkins — The Holidays with You Когда наступает время Большой Распродажи — также нашего последнего рабочего дня в этом году — мы с Джонатаном успешно и прилично провели последние одиннадцать дней. Никаких мелких ссор. Никаких споров о том, чья очередь варить кофе и кто сделал его слишком крепким. Никакой инфантильной перестановки чужих книг с полки на полку или передвижения тематических столов в угоду нашим любимым жанрам. Никаких неистовых, бездыханных поцелуев. Это было убийственно скучно. За исключением той части, где, по состоянию на вчерашний итог, который подсчитал Джонатан — разумеется, под моим наблюдением, чтобы убедиться, что не было никаких курьезов, когда он подсчитывал цифры — наши декабрьские продажи в целом на двадцать пять процентов превысили прошлогодние, и я безоговорочно лидирую. Я не совсем удивлена, потому что, хотя Джонатан всё равно старался общаться с клиентами, чтобы добиться приличных продаж, он также проводил немало времени, хмуро уставившись в свой компьютер, и прогонял меня, когда я подходила слишком близко. Каждый раз, когда он что-то выстукивал на своём ноутбуке, я была в торговом зале и пробивала больше продаж, чем он. Стратегия, которая немного ставила меня в тупик. Что он делал за этим компьютером? Я даже представить себе не могу, если только он, в конце концов, не начал устраиваться на работу финансистом в небоскрёбах в центре города. Это должно привести меня в восторг. Я должна пробегать победные круги вокруг Джонатана Фроста под музыкальную тему «Огненных колесниц». И всё же, когда я смотрю на своё королевство книжного магазина, я не чувствую никакой радости от триумфа. Вместо этого мне кажется, что я вот-вот расплачусь. Что абсурдно. Это то, чего я хотела — чтобы книжный магазин был в безопасности, по крайней мере, на данный момент, и моё место в нём тоже было в безопасности. Я помирилась с Джонатаном, и мы расстанемся в хороших отношениях. Всего через несколько дней я встречусь с Мистером Реддитом и, надеюсь, лично испытаю к нему все те замечательные чувства, которые я испытывала онлайн. Так почему же я на грани слёз? Что со мной не так? Пока я вытираю глаза тыльной стороной ладони, Джонатан присоединяется ко мне, уперев руки в бока, осматривая магазин, который, могу признать, выглядит так, словно мастерская Санты и снежный человек родили ребёнка, а потом этот ребёнок заблевал всё тут. Гирлянды, мишура, искусственный снег, сверкающие самодельные звёзды и снежинки из папье-маше и глины, кинары и дрейдели, пиньяты с семью звёздами, меноры и символы солнцестояния, а также блестящие серебряные и золотые ленты, скрученные в спираль, свисают с потолка и, давайте будем честными, со всех возможных поверхностей, на которых что-то может висеть. В воздухе пахнет сахарной пудрой и тёмным шоколадом, цитрусовыми и свежесрезанной сосной. На верхушках книжных полок мерцают огоньки, а полки и столы украшают переливающиеся металлические фигурки — олени, крошечные подарочные коробки и сосновые шишки. Паровозик тихо посвистывает на своих крошечных рельсах, вращаясь вокруг основания рождественской елки у камина, украшенной белыми лампочками и лентами, гирляндами и украшениями в тон драгоценным камням. Красочные стопки книг украшают каждый стол в магазине, размещённые спереди и по центру, в пределах досягаемости, украшенные умными маленькими этикетками, на которых указаны жанр, тропы, темы, обстановка и «Если вам нравится такое-то произведение, вам понравится и это». Рядом с витриной с одной стороны находится массивный стол с выпечкой, далее другой стол с принадлежностями для поделок — ватными шариками, бумажными тарелками и клеем для изготовления снеговичков и зимних животных, таких как лисы, кролики и белые медведи; материалы для пряничных домиков; блестки и кофейные фильтры для изготовления снежинок, краски для рисования пальцами и плотная бумага, разноцветная проволока — всё, что может понадобиться ребёнку для праздничных поделок, а также заранее вырезанные деревянные закладки, которые родители могут украсить по своему усмотрению. Вздохнув, Джонатан потирает висок. — Это ад. — Всё не так уж плохо, — говорю я ему. По крайней мере, пока нам не придётся делать уборку сегодня вечером после закрытия. — Всё именно так плохо. И будет ещё хуже, когда придут твои чёртовы певцы. Счастье прогоняет мою меланхолию. Приятно вернуться к нашим старым перебранкам. — Это джазовое трио. Вот она, знакомая неодобрительная складка меж его бровей. — Которое будет петь рождественские гимны. — И много других зимних композиций, — я тычу его в рёбра. — Не будь таким гринчем. Это просто немного праздничного веселья. — Праздничного веселья? — он поворачивается и смотрит на меня сверху вниз, вынуждая меня отшатнуться. Но прежде чем моё тело ударяется о твёрдую деревянную колонну позади меня, рука Джонатана обхватывает меня за талию, останавливая и притягивая к себе. Буквально мгновение мы смотрим друг на друга, и всё остальное… тает. Очень осторожно Джонатан отпускает мою талию. Но не отстраняется. И я тоже. — Блестки, Габриэлла, — наконец, произносит он. — Горячий клей. Конфетти. Имбирные пряники. Сахарное печенье. Глазурь… Ничего из этого не дополняет книги.