* * * Зарождалось редкое по своей красоте ноябрьское утро. Уже побелело небо, загорелись на востоке тонкие розовые облака, от берега стал отступать туман, оставляя мокрыми темные камни. У валуна, который Бильбао всегда считал своим, возились мальчишки, укладывая в лодку рыбацкие снасти. Да, неплохо бы посидеть сейчас с удочкой… Темная машина лихо развернулась возле него, замерла, из нее тотчас выскочил Дойник, распахнул заднюю дверцу: — Я, грешным делом, думал, тебя будить придется. Бильбао еще раз с завистью взглянул на мальчишек, сказал: — Может, и надо было не просыпаться. Или за бычками сплавать. Уже хочу жареных бычков, сто лет их не пробовал. Но когда мне среди ночи звонят и умоляют выручить… Что у тебя случилось? Павел Павлович взглянул на часы: — В одиннадцать мне назначена встреча. Вернулся Аслан… — Об этом как раз ты мне успел сказать по телефону. Что нового можешь добавить? Рассказывай обо всем подробно. Подробности были такие. Вчера Дойник мотался по городу, в свою контору заглянул только к вечеру, и автоответчик голосом Аслана посоветовал ему прийти к восьми часам к кинотеатру «Спутник» для серьезного разговора. Конечно же, Дойник туда не пошел, а поспешил домой. В десять вечера — звонок. Кавказец сказал, что ждет его к одиннадцати дня на семнадцатом километре от Светловска возле строящейся заправочной. И пригрозил: без фокусов, мол, иначе — жди неприятностей. Каких именно — не сказал. — Кто строит заправочную? — спросил Бильбао. — Я не успел узнать. Но — кавказцы, это точно. — И много они там успели построить? Или нулевой цикл увидим? — А какое это имеет значение? Мы там Аслана увидим! Вот о чем говорить сейчас надо! Бильбао нахмурился: — Я болтать попусту не люблю. А если спрашиваю, значит, так надо. Дойник пожал плечами: — Пожалуйста. Я там позавчера проезжал. Голая коробка. Стены, рамы без стекол, крыша — временная, только от дождя, потолочного перекрытия еще нет. — Лесополоса от стройки далеко? — Метров сто. — Водоем рядом есть? — Пруд. — С рыбой? — Да он маленький. Хотя караси и прочая мелочь, говорят, там ловятся. — Вот теперь поехали, — сказал Бильбао. — Только не гони. У некрашеного забора остановись, посигналь. Здесь жил Сиротка. Он выскочил на улицу, протирая от сна глаза. Бильбао вышел из машины, сел с братом на скамью у дома, довольно долго что-то ему объяснял, но о чем именно они говорили, Дойник не слышал. Он остался сидеть за рулем, смотрел на братьев и никак не мог поверить, что Сиротка старше. Бильбао выглядел не пацаном, а решительным мужиком, иногда Дойник даже ловил себя на мысли, что хочет назвать его по имени-отчеству. Это, понятно, райкомовская привычка, там в инструкторах пацанва ходила, а величать себя требовала по полной форме. А вот Бильбао хоть ничего и не требует… Сиротка исчез за плотным забором, Бильбао опять залез на заднее сиденье: — Значит, так, связывайся по своему телефону с Чехом и давай трубку мне. — Я его еще вчера предупредил, что он может понадобиться, — довольно улыбнулся Дойник. — Может, конечно, может. Сейчас с ним поговорю, и поедем куда-нибудь позавтракаем. Времени до встречи полно, да и потом, я не уверен, что Аслан нас угощать будет. Павел Павлович с той же улыбкой чуть кивнул: — И это предвидел. Завтрак уже ждет в Светловске, в одной из забегаловок, которую наши ребята контролируют. Хозяин ее, между прочим, работой орды доволен, так что накроет стол по высшему разряду. Он вторым секретарем райкома комсомола работал, многие смеются, мол, дурак, раз лучшего места не нашел, а Лёнчик, поверь мне, не дурак… Держи трубку, Чех тебя слушает… Забегаловка оказалась небольшим кафе, на шесть квадратных столиков, но Дойник уверенно пересек этот пустой в утренние часы зальчик, открыл дверь, почти неотличимую на фоне обшитой темной фанерой стены, вошел туда первым и по-хозяйски прикрикнул: — Лёнчик, почему не встречаешь? Лёнчиком оказался мужчина лет тридцати, худой, невысокий, но стоящий как бы на цыпочках, в костюме и при галстуке. Слабенькие пальцы его почти не отреагировали на пожатие Бильбао. Он стоял возле уже сервированного в кабинете столика и показал рукой на стулья: — Прошу. Я искренне рад, Сергей, что имею наконец возможность познакомиться лично. Бильбао теперь более внимательно посмотрел на хозяина кафе. Мелковатые черты его лица служили плохим фоном для глаз. Глаза принадлежали будто бы другому — сильному и уверенному в себе человеку. — И чем радость вызвана? — спросил Бильбао, усаживаясь за стол. Лёнчик улыбнулся: — А стоит ли объяснять банальности? — Стоит, — коротко ответил Бильбао. Дойник взял на себя права хозяина, стал разливать в крохотные рюмки коньяк, крикнул кому-то, чтоб принесли из холодильника бутылку минералки. — Есть две причины тебя благодарить, — сказал Лёнчик. — На прошлой неделе местная пацанва в «Белочке» разгром устроила… — Кафе на южной окраине города, — пояснил Павел Павлович. — Мы сегодня мимо него проезжать будем, я покажу. — Так вот, мало того что столик поломали, хозяину морду набили, так еще и ящик водки с собой унесли. Тут у них такой номер не прошел бы. Тут они как-то завелись было, а потом сами же одному руку вправляли, а другого нашатырем в себя приводили. После этого расплатились до копейки и культурненько ушли. — Толян с ними поработал, — вновь вступил в разговор Дойник. — Ты, Бильбао, должен его знать, это помощник Чеха. Бильбао кивнул. Сказал хозяину: — Ты ведь хороший пост занимал, что, с ментами не можешь договориться, чтоб кафе прикрывали? Тонкие губы Лёнчика вытянулись в подобие улыбки. — Это и есть вторая причина, из-за которой я благодарен твоей орде. С милицией сейчас нельзя договариваться. Наверху делают все, чтоб с нею никто не договаривался. Посчитай, сколько за последнее время там сменилось министров. Вошла девочка в белом переднике, поставила на стол две бутылки минералки, одарила Бильбао мимолетным взглядом, спросила: — Горячее подавать? — Да, — взглянул на часы Дойник. — У нас не так много времени. Она повернулась и вновь, уже через плечо, посмотрела на Бильбао: — Кофе, чай? Она явно хотела, чтоб Бильбао оценил фигуру, и добилась своего. Ее юбочка заканчивалась там, где начинались ноги, стройные, длинные, белые. — Кофе, — ответил за всех Лёнчик. — Только из моих запасов. Победно улыбнувшись, девочка ушла. — Ты откуда таких красавиц выписываешь? — спросил Дойник. — В нашем же райкоме была, главная пионервожатая района. Ира. — На такой груди галстук, наверное, смотрится. — На такой груди все смотрится, — ответил Дойнику Лёнчик и продолжил прерванный разговор с Бильбао: — Так вот, о милиции. Летят министры, летит руководство рангом пониже, нет стабильности и уверенности в завтрашнем дне, все мечтают друг друга съесть, спешат зарекомендовать себя и боятся малейших проколов. А у меня кафе. Мне надо доставать овощи, мясо, водку, вино, доставать дешевле и продавать дороже. Это требует развития неформальных связей с теми деловыми кругами района, которые… — Ты, Лёнчик, словно с трибуны говоришь. — Дойник выпил коньяк и бросил в рот крупную виноградину. — Отвыкать уже надо. Не перед активом выступаешь, а перед простым народом. Хозяин кафе слегка поморщился: — Да, понимаю, жизнь меняется. Одни учатся сигары курить и умные слова по слогам выговаривать, другим надо алфавит забывать и причислить себя к быдлу. Щеки Павла Павловича тотчас вспыхнули, но он ничего не ответил, стал пить холодную минералку, а Лёнчик продолжил как ни в чем не бывало: — Для милиции сейчас посадить начальника большого ранга — значит получить шанс выжить самой. Вот потому под прицелом — и директор мясоперерабатывающего завода, и товарищи с ликеро-водочного, и потребсоюз, и все иные того же масштаба. Я светиться рядом с ними не хочу. Я знаю, что твои ребята мне и охрану организуют, и прямые доставки продуктов наладят. — О продуктах речи не было, — сказал Бильбао. — Это не проблема. — Павел Павлович вновь налил себе минералки, внимательно наблюдая за пузырьками воздуха. Видно, он не хотел встречаться взглядами с Лёнчиком. — Хоть некоторые и возомлевают себя наполеонами…