Звук молнии, чиркнувшей на брюках, стал последней каплей. Меня накрыло паникой, обидой, злостью. Грудь знакомо заныла от пробуждающегося внутри холода. А от ледяного крошева, рассыпа?вшегося под кожей, блеклым свечением пробивавшегося сквозь поры, заныла каждая моя клетка. Снежный ком в том месте, где отчаянно колотилось сердце, разрастался, готовый крушить и сметать всё на своём пути. Вот и этого фальшивого тоже смело, от меня подальше. К тонкой фанерке, на которой и распластало подобно Витрувианскому человеку, надёжно приковав ледяными кандалами к хлипкой стенке. Пунцового, с приспущенными штанами. Нда, опупеть какой мачо. — Что за х… — матерное слово приглушил намордник изо льда. Сейчас в этом человеке, испуганно выпучившем глаза, дёргающемся, как муха, запутавшаяся в паутине, не было ничего от моего любимого мужчины. Штора тоже конвульсивно дёрнулась, отъезжая в сторону, и в комнату, привлечённые шумом, ворвались секьюрити. Да так и застыли с раскрытыми ртами, глядя на расползающиеся по стене ледяные наросты, змеящиеся от раскинутых рук и ног лжедракона. А я меж тем, не теряя времени, просочилась в щель между «шкафом» номер один и «шкафом» под номером два и припустила по забрызганному огнями коридору, отчаянно надеясь, что из состояния шока охранники выйдут нескоро. А когда выйдут, направят все усилия, чтобы отодрать от стены Александра Хреновича, и не станут ловить подморозившую его девчонку. По закручивающейся спиралью лестнице не спустилась, а слетела. Хорошо, что не кубарем и (о, чудо!) ничего себе даже не ушибла. Чернильные кляксы, одна за другой, расползались перед глазами, в ушах гудело, и от этого звукового-светового шоу голова готова была треснуть. — Аня! Аня!!! — перехватила меня где-то в толпе Дашка и завизжала в самое ухо, стараясь перекричать грохочущую, несущуюся к нам со всех сторон музыку. — Блин! Ты так меня напугала! За каким чёртом попёрлась наверх?! Королёва!!! — встряхнула со всей силой, на какую была способна. — Пожалуйста, давай выйдем на улицу. Здесь дышать нечем. Я действительно задыхалась. Воздух был спёртым, пропитанный алкоголем, духами, потом, и каждый вдох был для меня сродни подвигу. Голова уже не кружилась — кружился весь мир вокруг. Не то танцующие вдруг стали попрыгунчиками, а с ними запрыгали и прожекторы на стенах, и диско-шары под потолком-полусферой, не то это у меня перед глазами всё скакало и мельтешило. Меня всё ещё потряхивало от выплеска силы, от всего, что там случилось. Посидела, называется, с подругой в клубе. Лишь когда закрывшаяся за нами дверь приглушила очередной техно-трек, а на смену рокочущей музыке пришли другие звуки: рёв носящихся по проспекту машин, голоса прохожих, свист хозяйничавшего где-то над крышами ветра, я шумно вобрала в себя сырой ноябрьский воздух и, привалившись к стене, замерла, ожидая, когда сердце перестанет крушить мне грудную клетку. — Ань, на тебе лица нет, — взволнованно выдохнула Даша, лицо которой, несмотря на обилие макияжа, тоже не могло похвастаться яркими красками. — Я… Поняла, что вот прямо сейчас сползу на землю, потому что ноги больше не держат. — Чёрт… — ещё больше заволновалась Даша. — Это тебя после двух бокалов так развезло? — Успела подхватить меня под руку и, с горем пополам удерживая, принялась рыться в своей сумочке. Моя была зажата у неё подмышкой. А вот наши пальто остались где-то в клубе, — вяло проползла в сознании мысль. — Даш, ты что делаешь? — облизнула ужаленные поцелуями губы. — Лёшке звоню. Он здесь через два дома квартиру снимает. Пусть отвезёт нас… Зажмурилась, понимая, что только бывшего мне сейчас для полного счастья и не хватает. — Не надо Воронцова, — взмолилась жалобно. — Не надо так пугать меня, Королёва! — Подруга глухо ругнулась и, завопив: — Лёша! — что-то затараторила в трубку. Ледяное пламя горело, обжигая ладонь. Соприкасаясь с магией волшебных цветов, сила тальдена уничтожала их один за другим. Тусклым крошевом лепестки осыпались на пол, таяли, растекаясь лужицами по шероховатому камню. Вот уже который час Скальде пытался представить себе ту, которую никогда не знал. Девушку, которую никогда не видел. Укравшую не только родовую силу. Казалось, Фьярра… — мужчина горько усмехнулся, поправив себя мысленно, — нет, теперь уже Аня, забрала с собой и часть его сердца. А может, всё целиком прихватила, потому что сейчас Ледяной его в себе не чувствовал. Не чувствовал ничего, кроме холодной решимости. Как можно скорее прекратить начатое моркантой безумство. Увидеть девушку, ему совершенно незнакомую, так и не удалось. Превратив в ледяную пыль очередной цветок, тальден приказал привести ари, надеясь, что та не будет снова так раздражающе блеять и падать в обморок от страха при виде наследника, а сумеет с помощью цветка Арделии показать ему иномирянку. Проскользнув в покои будущего императора, девушка замерла, как служанка на пороге, не решаясь ни приблизиться к ледяному магу, ни поднять голову, ни уж тем более встретиться с ним взглядом. Скальде ответил на приветствие алианы, опустившейся в низком реверансе, мрачным кивком, невольно вспомнив о том, что произошло между ними накануне… …Чудо, что Фьярра осталась жива. Чудо, что сумел остановиться, удержался от соблазна выдавить из хрупкого тела признание вместе с жизнью. После сбивчивого рассказа девушки пламя ярости обожгло что-то внутри. Обожгло до боли, настолько острой, что хотелось одновременно, чтобы продолжала говорить и чтобы тут же умолкла… Повинуясь безмолвному приказу, алиана робко пересекла спальню, коснулась ледяного цветка кончиками пальцев, несмело забирая его из рук дракона. А услышав требование, произнесённое глухим, лишённым эмоций голосом: — Покажи мне её, — покорно прикрыла глаза, воскрешая в памяти образ той, чьей жизнью жила последнее время. Представляя девушку, за которую выдавала себя по приказу эссель Блодейны. Скальде смотрел на алиану, не в силах отвести взгляда. Бирюзовый шёлк струился по тонкому стану, плавно его обтекая. Волосы, заплетённые в свободную косу, золотистым ореолом обрамляли идеальной красоты лицо. Тонкие черты, чувственные губы, которые когда-то хотелось ласкать, терзать поцелуями. Он готов был смотреть на эту девушку вечно и в то же время не желал её больше видеть. Не желал слышать этот голос, в котором постоянно звучали молящие нотки. Не желал ощущать её рядом с собою. «Это была её идея! Клянусь! — вспомнился отчаянный шёпот сквозь слёзы. Единственный раз Фьярра заглянула ему в глаза, когда задыхалась от сковавшего горло льда. — Клянусь… Поверьте! Всё придумала эссель Блодейна. Всё она…». Девушка судорожно вздохнула, когда ледяные тиски, тая, холодными струями побежали по шее, затекая за ворот платья, и, обессиленная, рухнула к ногам мужчины. Скальде отпрянул от девчонки, что перед всею Сумеречной империей назвал своею женою. Отошёл подальше, потому что искушение наказать её так, как в своё время за обман алиан наказывали предки, туманило разум. И вот эта пугливая, безвольная, ведомая по жизни лань снова стоит перед ним. Он смотрит на неё, совершенно спокойный, внешне невозмутимый. Ледяной, каким был прежде, до знакомства с липовой княжной. Она — бледная, осунувшаяся и, как обычно, смертельно напуганная. Скальде уже казалось, что Фьярра просто не может не бояться, и это ещё больше его от неё отвращало. Пальцы девушки едва заметно подрагивали, удерживая в ладонях невесомый цветок. По полупрозрачным лепесткам пробегали искры, брызжа из хрустальной сердцевины, воспламеняя лёд. Вот так и в душе тальдена вчера бушевало пламя гнева. Бушевало до тех пор, пока не выжгло всё внутри до пепла, и теперь привычный холод сковал его разум и сердце. Спустя минуту, которая наедине с алианой стала вечностью, всполохи померкли, и глазам мужчины открылась картина другого мира. Образы расплескались по ледяной глади, с каждой секундой становясь чётче, ярче. «Почему она согласилась стать тобой, участвовать в отборе?» — вопрос, который он вытолкнул из себя, прорычал, справившись с желанием придушить девчонку. Уже после того, как Фьярра, казалось, выплакала все слёзы и выжала из себя все слова признания. «Не знаю, — съёжилась на полу алиана, притягивая к груди колени и стыдливо в них прячась. — Из-за мужа, наверное. Аня его очень любит. Или любила. Когда всё случилось… они как раз женились», — закончила еле слышно. Хотя он бы предпочёл и вовсе этого не слышать. Из-за мужа, которого любила… И с которым Скальде теперь имел возможность, честь и «радость» познакомиться. Потому что цветок показал не только Аню, но и тагрового супруга, с довольным видом несущего на руках бывшую алиану. Видение, замерцавшее на хрустальной поверхности лепестков, вспороло сковавший разум лёд, подожгло в венах кровь, выталкивая на поверхность сознания ревность, гнев, злость. Теперь всё вставало на свои места. Вот почему её так тянуло к Крейну! Вот почему их так часто видели вместе. А ведь Скальде был уверен, что всё это происки Хентебесира! Но теперь… Нападение на Снежном балу… Был ли виноват только герцог или наказания заслужили оба: Крейн и фальшивая невеста? Двойник герцога бережно уложил девушку на ютившуюся в крохотной комнатушке кровать. Аня была такой же хрупкой, такой же миниатюрной, что и эсселин Сольвер. Только волосы темнее, а ещё короткие. С ними и в странных штанах, до неприличия облегающих округлые бёдра, она походила на мальчишку-пажа. Жаль только, что на иномирянке, как на императорских слугах, не было наглухо закрытой куртки. А то, что было, назвать одеждой язык не поворачивался. Скальде поймал себя на том, что думает о каких-то глупостях. Глупостях, от которых голова шла кругом, и самообладание, подобно волшебным цветам, разлеталось осколками. Вонзившимися в сердце, когда Крейн-муж опустился на кровать рядом со спящей девушкой. Когда собственническим жестом убрал скользнувшую на лицо прядь и наклонился, чтобы поцеловать. Неважно, что только в висок. Неважно, что мимолётно. Скальде дёрнулся, будто от удара, сжигаемый осознанием, что не может сейчас же оказаться с ней рядом и отшвырнуть от неё герцогского двойника. Исподволь посмотрев на Ледяного, Фьярра испуганно вздрогнула, но цветок из рук не выпустила. Крепче сжала его в побелевших от холода ладонях, с жадностью ловя каждый жест и взгляд мужчины из другого мира. Отражающаяся в ледяных лепестках девушка тревожно заворочалась. Не то пыталась оттолкнуть от себя мужа, не то, наоборот, желала оказаться к нему ближе. — Всё хорошо, я рядом, — заботливо накрыл он её одеялом и устроился подле неё на кровати. Фьярра тихонько всхлипнула, но тут же закусила губу в тщетной попытке справиться с неприятными чувствами. — Хотела бы сейчас оказаться на её месте? — усмехнулся Герхильд, усилием воли возвращая себе былую сдержанность. Её Лучезарность не ответила, продолжила кусать губы и впиваться взглядом в цветок Арделии. В небесно-голубых глазах снова стояли слёзы, но на этот раз Скальде готов был поклясться, это были не слёзы страха. Ревность, обида, злость — вот что сейчас испытывала алиана. — Скоро твоё желание исполнится, — мрачно пообещал ей тальден, забирая цветок. В последний раз бросил взгляд на девушку, безмятежно уснувшую на плече другого. Того, кого уже почти что ненавидел. В последний раз позволил яду ревности отравить ему душу. В последний раз позволил себе чувствовать. Глава 4 Снежка хлебом не корми, дай с утра пораньше «умыть» хозяйку и от души по ней потоптаться. Вот и сегодня кьёрд не отличился оригинальностью, устроил мне топтально-умывальную программу. Массаж, душ, будильник — всё в одном флаконе, вернее, кьёрде. Который явно не собирался оставлять меня в покое, продолжал мять лапами шею, проводил шершавым языком по подбородку и всё пытался подцепить когтями одеяло, дабы стянуть его с меня, очевидно считая, что лентяйке уже пора просыпаться. — Снежок, милый, будь другом, пойди кого-нибудь другого полижи, — попросила сквозь дрёму, натягивая повыше простыню. Веки, словно спаянные, никак не желали разлепляться. А я, несмотря на назойливое внимание снежного хулигана, ни в какую не желала отлепляться от матраса. Зевнула сладко, вновь погружаясь в сон, и пообещала самой себе, что посплю ещё совсем немножко. Самую малость, чуточку, капелюшечку. Ну, может, несколько капелюшечек, пока голова не перестанет напоминать якорь, который неумолимо тянуло ко дну, то есть к подушке. Не успела отчалить в страну Морфея по морю наиприятнейших сновидений, как на кухне некто неизвестный загремел посудой. Так, стоп! А откуда в покоях алианы взяться кухонной утвари? Титаническим усилием открыла глаза, чтобы тут же лицом к лицу (или скорее лицом к морде) столкнуться с другим своим питомцем — Котением Котеньевичем, будившим меня с самым корыстным намереньем: чтобы скорее насыпала ему еду. Хоромы алианы вдруг сузились до размеров двушки, а вместо белоснежной туши по мне прохаживалась полосатая и ещё более наглая. Вздохнула печально и почесала кота за ухом. Вот так всегда. Не успеешь проснуться, а настроение уже ниже потолков в хрущёвке. При воспоминании о кьёрде сердце тревожно заныло. Как он там? С лжехозяйкой. Блодейна ведь привязала его только к телу Фьярры, но вот чёрную душонку алианы к кьёрду привязать не успела. Вдруг из-за этого он страдает? Или того хуже — медленно, мучительно умирает. Всё, всё, всё, не могу! Не могу больше о нём думать! От всех этих мыслей недолго и свихнуться. Зашипел кофе, выползая из гейзерной кофеварки и дразня своим ароматом.