– Бывает и так. – А у нас не бывает никак! – А зачем ты Аркашу к нам в ансамбль устраиваешь? – Он хочет. – Вот я и говорю, он хочет, а ты даешь. – Ты хотела со мной поссориться? – Я хотела тебя предупредить. – Ты со мной уже поссорилась. – Да? – Пошла вон! Катя повернулась к бывшей подруге спиной и зашла в класс. Аркаша вытянулся перед ней по стойке «смирно». И широко улыбнулся. – Я все! – И ты пошел! Катя схватила сумку с учебниками и повернулась к двери. Все, пора убираться из этого дурдома, пока ей не пришили половую связь с завхозом. Объясняй потом, что пол деревянный… * * * Аркаша был похож на мотылька. Левой рукой он перебирал струны на скрипке, а правой – водил по ним смычком. Эта правая рука и напоминала крыло. А порхала она с такой скоростью, что Аркаша, казалось, вот-вот взлетит. Он действительно играл превосходно. «Полонез Огинского» в его исполнении – это что-то с чем-то. Этот очкарик один мог произвести впечатление на публику, больше, чем весь вокально-инструментальный ансамбль. Может, он потому и смог очаровать Катю. А она, в свою очередь, задалась вопросом: действительно, зачем ей спать со всем ансамблем, если можно лечь под одного Аркашу? – Хорош! – Паша недовольно хлопнул в ладоши. Скрипка заглохла, Аркаша опустил смычок. – Ну как? – с затаенным восторгом спросил он. – Мне понравилось, – кивнул Паша. – Я мог бы играть с вами. – Вряд ли. – Я могу достать скрипку со звукоснимателем… – Дело не в этом. Дело в твоем отношении к жизни. Я, например, уверен, что ты девственник. – При чем здесь это? – оторопел Аркаша. – Девственник в музыкальной группе – все равно что баба на корабле. Яша, ты девственник? – Я? – Батурский возмущенно ткнул себя в грудь. – Да ни в жизнь! В том же духе ответили и все остальные пацаны. Ирки не было, а то бы и она открестилась от девственности. Тем более что, в отличие от некоторых, она бы не соврала. – Ну, я тоже не девственник, – опустив голову, вздохнул Аркаша. – Правая рука не в счет, – засмеялся Вася. – Если это не Катькина рука, – усмехнулся Паша. – Катю не трогай! – встрепенулся Аркаша. – А то что? – Паша вплотную подошел к нему. – Не надо, – стушевался скрипач. – Почему не надо? Если у вас любовь, то надо… Или ты без любви? – Что, без любви? – Любишь Катю? – Люблю… Но это мое личное дело! – Если любишь, то чего стесняться? Спал с ней? – Да, я люблю Катю, – пробормотал Аркаша. Даже опустив голову, нельзя коснуться лбом груди, но ему едва это не удалось. – И ты не девственник? – Нет. – И спал с Катей? Аркаша вдруг поднял голову и с вызовом глянул на Пашу. – А что здесь такого? – Ты с ней спал? – А если я ее люблю? – Это ты сейчас хвастаешься, что спал с Катей? – хищно сощурился Паша. – Я не хвастаюсь, – Аркаша затравленно глянул на него. – Ты ведешь себя как последнее чмо! – Но я не спал с ней! – Аркаша мотнул головой. – Если ты сейчас не исчезнешь, я выбью тебе все четыре глаза. И сломаю скрипку. – Не надо скрипку! – Аркаша попятился к двери, прижимая к груди инструмент. – Считаю до трех. – Не надо скрипку, – повторил Аркаша. Но шаг не ускорил. Паша досчитал до трех, а очкарик был еще только на половине пути. Но бить его не стали. Пусть проваливает. * * * Волк поджидал Красную Шапочку по дороге к бабушке. Катя не относила бабушке пирожки, но была у нее в гостях. От нее и возвращалась домой. А на пути вдруг вырос Паша Маслов. Но так ведь она не Красная Шапочка, и он не Серый Волк. – Привет! Паша перегородил дорогу, и ей пришлось остановиться. Время позднее, горят фонари, но людей на улице не видно. Все по домам сидят. И, возможно, за ними наблюдают. Даже у ночной улицы есть глаза и уши. А к утру вырастут и злые языки. Но Кате почему-то все равно. Паша ей всего лишь нравился, крутить с ним любовь она не собиралась, но если вдруг скажут, что их видели вместе, не страшно. Он парень видный, быть его девушкой не стыдно. А если скажут, что у них был секс, тоже не беда. В конце концов, ей уже семнадцать. И на дворе не Средневековье. – Тебе чего? – Ты почему одна? – Мне тут недалеко. – Катя кивнула в сторону своего дома.