Я показываю на одну, которая пишет, что ее хобби – виндсерфинг и пляжные вечеринки. – И у таких, должно быть, слишком много друзей. – У некоторых да, наверняка. Миллисент продолжает просматривать профили, нахмуривается: – Мы не можем подбирать женщину на сайте знакомств. Я молчу, и она поднимает на меня свои зеленые глаза. Я улыбаюсь. – Что? – спрашивает Миллисент. – У меня есть другая идея. Она расслабляется и выгибает одну бровь: – Тебе это только что пришло в голову? – Да. – Тогда выкладывай. Я оглядываю парк, и мой взгляд, наконец, останавливается на женщине, сидящей на другой скамейке и читающей книгу. Я киваю на нее: – Как насчет этой? Миллисент изучает женщину и улыбается: – Ты хочешь подыскать кого-нибудь в реальном мире? – Для начала – да. Так мы найдем ту, что соответствует физическому типажу Оуэна. А затем проверим в сетях, подходит ли она нам. Миллисент снова переводит глаза на меня. Они такие яркие! Жена кладет на мою руку свою. И от ее прикосновения по всему моему телу распространяется теплая дрожь. Как будто я перезаряжаюсь. Даже мой мозг проясняется. Миллисент кивает, уголки ее рта задираются вверх в довольной улыбке. Теперь мне хочется только одного: поцеловать свою жену. Опрокинуть на траву прямо посередине парка и сорвать с нее всю одежду. – Я всегда понимала, почему вышла за тебя замуж, – произносит, наконец, Миллисент. – Потому что я такой замечательный? – И покорный. – А еще довольно привлекательный внешне, – добавляю я. – Если мы все сделаем правильно, – говорит Миллисент, – то полицейским никогда не придет в голову искать брачную пару. Мы будем вольны делать все, что нам захочется. Что-то в ее словах еще больше усиливает мое возбуждение. Мир полон вещей, которые я не могу делать и не могу себе позволить – от домов и автомобилей до кухонного оборудования. Но это… Это дает нам ощущение свободы. Это единственное, что целиком наше, только наше и нам подконтрольно. Благодаря Миллисент. – Я согласен, – говорю я жене. – Согласен на что? – На все. * * * Я доезжаю до станции Санрейл и сажусь на поезд, следующий до Алтамонте Спрингс – в обратном направлении от того места, где живет Петра. Технически этот городок лежит за пределами Вудвью, и все же он был частью «охотничьих угодий» Оуэна. Женщины здесь повсюду: молодые, старые, высокие, низкорослые, худые, толстые. Они на каждой улице, в каждом магазине, на каждом углу. Мужчин я не замечаю. Я вижу только женщин. Как раньше. В молодости я даже не представлял себе, как можно выбрать всего одну женщину, когда вокруг их такое множество – совершенно разных и доступных. Конечно, так было до моей встречи с Миллисент. Теперь я изменился. Я все еще оцениваю всех женщин, но только уже по-другому. Я не смотрю на них как на своих потенциальных партнерш и любовниц или как на свои победы. Я оцениваю их по тому, соответствуют ли они типажу Оуэна. Я измеряю взглядом рост каждой женщины, смотрю на то, как она накрашена и как одета. Вот одна молодая женщина выходит из прачечной самообслуживания и поднимается по лестнице в квартиру над ней. С того места, где я стою, мне трудно определить, насколько она высока. Вторая женщина выходит из офисного здания. Она совсем низкого росточка, но раздражающе живая и энергичная. И садится в машину гораздо лучше моей. Я не уверен, что смог бы к ней подойти. А затем я замечаю женщину в кафе и сажусь за столик рядом. Она просматривает в ноутбуке сайты, касающиеся двух тем: политики и еды. Я немножко разбираюсь и в том и в другом. И подумываю, как мог бы сложиться наш разговор. Любопытство побуждает меня выйти из кафе за ней следом и запомнить номер ее машины. А потом я опять иду по тротуару, пока не замечаю миниатюрную женщину. Она – инспектор по парковкам. Выписывает штраф клиенту. Ее ногти коротко пострижены, волосы тоже. Мне не видно ее глаз – их скрывают солнечные очки. Но губы у нее не накрашены. Я прохожу мимо достаточно близко, чтобы прочитать ее имя на бейджике: А. Парсон. Может – она, а может, и нет. Я еще не решил. Когда она отворачивается, я пару раз снимаю ее на телефон. * * * Уже поздно ночью того же дня Миллисент лежит в постели, изучая крупноформатную таблицу в своем компьютере. Дети спят. По крайней мере, должны спать. Во всяком случае, в их комнатах тихо. Я скольжу в кровать рядом с женой. – Привет. – Привет. – Миллисент отодвигается, чтобы высвободить себе пространство, хотя наша кровать не просто большая, а очень большая. – А я сегодня ходил по магазинам. – О Господи! Надеюсь, ты не потратился. Я сейчас свожу наш бюджет, у нас нет лишних денег, а нам нужно еще заменить стиральную машину. – Я только приглядывался к товару, – улыбаюсь я ей и показываю снимки А. Парсон в своем мобильнике. – О! – восклицает жена, скосив на фото глаза: – А что за униформа на ней? – Инспекторши по парковкам. – Да ну? Я бы не отказалась отыграться хоть на одной из этих сучек. – Я тоже, – мы оба смеемся. – И она подходит под типаж Оуэна. – Действительно подходит, – соглашается Миллисент. Она закрывает свой компьютер и поворачивается всем телом ко мне: – Отличная работа! – Спасибо. Мы целуемся, и все проблемы с нашим бюджетом вмиг улетучиваются. 14 На первых порах это никак не было связано с сексом. И мы думали, что Холли ознаменует конец, а не начало. На следующий день после того, как ее выпустили из лечебницы, Миллисент открыла входную дверь нашего дома и обнаружила свою сестру на его крыльце. Она тут же захлопнула дверь перед ее носом. Тогда Холли написала письмо и бросила его в наш почтовый ящик. Миллисент на него не ответила. Холли позвонила. Миллисент перестала отвечать на телефонные звонки. Я связался с психиатрической лечебницей, но там отказались со мной разговаривать. Холли стала появляться на публике. Она маячила в отдалении от нас, примерно в сотне фунтов, но присутствовала везде. В гастрономе, куда Миллисент ходила за покупками, на парковке торгового центра, на противоположной стороне улицы, когда мы выходили пообедать.