Только она никогда не задерживалась настолько долго, чтобы мы успели вызвать полицию. И каждый раз, когда мы пытались сфотографировать ее для доказательства, она разворачивалась и быстро уходила прочь. Или двигалась так, что снимок получался нечетким, размытым. Миллисент не рассказывала об этом своей матери. Болезнь Альцгеймера уже заставила старушку позабыть, кем приходилась ей Холли. И Миллисент хотела оставить все так, как есть. Я изучил в сети правила сталкера и составил список, в котором по часам и минутам расписал все появления Холли в опасной близости от нас. Потом я показал этот список Миллисент, а она сочла все это бесполезным. – Не поможет, – нервно повела жена плечами. – Но если мы… – Я знаю правила сталкинга. Холли их не нарушает и никогда не нарушит. Она слишком сообразительна для этого. – Но должны же мы хоть что-то предпринять, – сказал я. Миллисент покосилась на мои записи и покачала головой: – Мне кажется, ты не понимаешь. Она превратила мое детство в ад. – Я это знаю. – Тогда ты должен понимать, что этот список нам не поможет. Я хотел пойти в полицию и рассказать о том, что с нами случилось. Но единственным физическим доказательством, имевшимся в нашем распоряжении, было письмо, опущенное Холли в наш почтовый ящик. А в нем не содержалось никаких угроз. Как не раз повторяла Миллисент, Холли была слишком умна, чтобы так подставляться. М., ты не считаешь, что нам нужно поговорить? Я думаю нужно. Х. Вот все, что в нем было написано. Так что в полицию я не отправился, вместо этого я встретился с Холли. И сказал ей оставить мою жену и семью в покое. Она этого не сделала. В следующий раз я увидел ее уже в своем доме. Это произошло во вторник, где-то в районе ланча. На мой телефон упали три эсэмэски подряд. Все сообщения были от Миллисент. 911 НЕМЕДЛЕННО домой Холли Не прошло и недели, как я нанес Холли визит. Я не стал тратить время на ответные эсэмэски жене. Когда я примчался домой, Миллисент встретила меня в дверях. Ее глаза были мокрыми, слезы грозились потечь по щекам, а моя жена не плачет по любым пустякам. – Что, черт возьми… Не успел я докончить, как она схватила меня за руку и потащила в общую комнату. Холли сидела на диване в дальнем конце, при виде меня она тут же вскочила. – Когда я пришла домой, Холли была уже здесь, – дрожащим голосом сказала Миллисент. – Что? – переспросила Холли. – Она сидела прямо здесь, в нашей общей комнате. – Нет, все было не так… – Я забыла свой фотоаппарат. А мне нужно было сфотографировать один дом на продажу. И вот, когда я вернулась за ним домой, Холли была уже здесь. – Что ты такое… – Я застала ее сидящей на нашем диване, – слезы, наконец, пролились из глаз Миллисент, и она закрыла лицо руками. Я ласково приобнял жену. Холли выглядела как вполне нормальная женщина тридцати с лишним лет – в джинсах и футболке; на ногах сандалии. Ее короткие рыжие волосы были зализаны назад. А губы накрашены яркой помадой. Она сделала глубокий вдох и подняла вверх обе руки, словно хотела мне показать, что они пустые. – Все совсем не так… – Прекрати врать, – прикрикнула Миллисент. – Ты все время врешь. – Я не вру! – Подождите, – сделал я шаг вперед. – Давайте все успокоимся. – Хорошо, давайте, – согласно кивнула Холли. – Нет, я не собираюсь успокаиваться. – Миллисент указала на окно в углу комнаты, смотрящее на торец дома. Окно было зашторено, но на полу под ним валялись осколки стекла. – Вот как она проникла сюда. Она разбила окно, чтобы залезть в наш дом. – Я этого не делала! – Тогда как ты сюда пробралась? – Я не… – Холли, прекрати. Просто прекрати. Ты не одурачишь моего мужа так, как одурачивала наших родителей. Насчет этого Миллисент была права. – О Боже мой! – воскликнула Холли. А затем обхватила руками голову и закрыла свои глаза. Словно пыталась отрешиться от внешнего мира. – О Боже мой – О Боже мой – О Боже мой, – запричитала она скороговоркой. Миллисент отступила на шаг назад. А я приблизился к ее сестре: – Холли, с тобой все в порядке? Холли не остановилась. Похоже, она даже меня не услышала. Когда она шлепнула себя рукой по голове, я оглянулся на жену. Миллисент неотрывно смотрела на Холли и выглядела слишком напуганной, чтобы пошевельнуться. Она буквально вросла в пол ногами. – Холли! – повысил я голос. Ее голова вздернулась вверх. Руки безвольно упали. Лицо Холли исказила злость, нечто почти дикое, звериное. Мне показалось, что я увидел на нем то, чего так боялась Миллисент. – Тебе следовало погибнуть в той аварии, – прорычала Холли сестре. Миллисент придвинулась ко мне вплотную, прикрылась мной, как щитом, и вцепилась в мою руку. Я полуобернулся – сказать ей, чтобы она вызвала полицию. Но жена заговорила первой. Ее голос понизился почти до шепота: – Слава богу, дети не видят всего этого. Дети! Их образы молниями промелькнули в моей голове. Я увидел Рори и Дженну в комнате вместо нас. И ощутил их страх перед этой сумасшедшей женщиной. – Холли, – произнес опять я. И опять она меня не услышала. Она ничего не могла услышать. Ее глаза буравили Миллисент, пытавшуюся спрятаться за мной. – Ты сука, – прорычала ей Холли. И ринулась на меня. На Миллисент. В тот момент я не принимал решения. Я не прокручивал в голове разные варианты, взвешивая «за» и «против», и не выбирал логически самый оптимальный образ действий. А ведь если бы я так сделал, Холли осталась бы жива. Увы, я не думал, не решал. К тому, что я сделал в следующее мгновение, меня побудило нечто, возникшее из самого нутра. Это была биология, самосохранение, инстинкт. Холли представляла угрозу для моей семьи, она представляла угрозу для меня. И я схватился за первую попавшуюся под руку вещь. Она стояла у стены, совсем рядом со мной. Я схватился за теннисную ракетку.