Прошло восемь дней. А потом Миллисент вернулась. Я заснул тогда поздно, свернувшись калачиком на неубранной кровати, заваленной коробками от пиццы, бумажными тарелками и стаканчиками и пакетами из-под еды. А проснулся от запаха оладий в чистой кровати. Миллисент готовила на кухне завтрак. Рори сидел за столом, на своем высоком стульчике. Дженна дремала в своей детской кроватке. Миллисент повернулась ко мне и улыбнулась. И это было не видение, это все было в реальности! – Ты вовремя, – сказала Миллисент. – Завтрак почти готов. Я бросился к Рори, схватил его на руки, поднял высоко в воздух и держал так, пока он не захныкал. Затем расцеловал Дженну, в недоумении уставившуюся на меня своими темными глазками, и только потом присел за стол, боясь вымолвить слово. Я все еще опасался, что это сон, и не хотел просыпаться. Миллисент поставила на стол полную горку оладий и, присаживаясь, наклонилась ко мне так близко, что ее рот отказался у моего уха. – В следующий раз мы уже не вернемся, – прошептала она. И на протяжении всей нашей супружеской жизни у меня не возникало желания усомниться в ее обещании. И уж тем более проверить его на деле. Хотя… я все-таки переспал с Петрой. И еще с одной женщиной. 8 Когда я прихожу с работы домой, Миллисент и дети уже там. Рори, лежа на диване, играет в видеоигру. Миллисент стоит над ним, уперев руки в боки; лицо суровое. Позади нее Дженна передвигает телефон взад-вперед, пытаясь сделать селфи перед окном. На всех троих отбрасывает тусклый свет телевизионный экран, на секунду они застывают – сценка современной жизни! Взгляд Миллисент переносится с Рори на меня, ее глаза сверкают самой темной зеленью. – Ты знаешь, – говорит она, – что сегодня вытворил наш сын? Бейсболка Рори загораживает его глаза и почти все лицо, но не скрывает полностью его самодовольно-глупую ухмылку. – А что наш сын сегодня вытворил? – интересуюсь я. – Скажи отцу, что ты сделал. За Рори отвечает Дженна: – Он жульничал на экзамене с телефоном. – Ступай в свою комнату, – велит ей Миллисент. Моя дочь уходит с кухни. Хихикая, она поднимается по лестнице и ударом руки открывает дверь в свою спальню. – Рори, – спрашиваю я. – Что случилось? Тишина. – Отвечай отцу. Мне не нравится, когда Миллисент указывает сыну, как ему со мной общаться, но я проглатываю. Миллисент вырывает из руки Рори игровой контроллер. Сын вздыхает и, наконец-то, открывает рот. – Я вроде бы не собираюсь стать ботаником, и, если мне понадобится узнать про фотосинтез, я почитаю о нем в Интернете, как я и делал сегодня, – Рори смотрит на меня, широко раскрыв глаза и молчаливо вопрошая: «Разве я не прав?» Мне хочется согласиться, потому что он отчасти прав, но я – его отец. – Его отстранили от занятий на три дня, – встревает Миллисент. – Нашему сыну еще повезло, что его не отчислили. В случае отчисления Рори из частной школы его бы перевели в государственную школу. Я не напоминаю об этом Миллисент – она уже объявляет нашему сыну наказание: – …никакого мобильника, никаких видеоигр, никакого Интернета. И после уроков ты идешь из школы сразу домой. Не беспокойся, я проверю. С этими словами Миллисент круто разворачивается и цокает на своих шпильках цвета человеческой плоти к выходу в гараж. Услышав шум заработавшего двигателя, я подсаживаюсь к сыну. У него такие же рыжие, как и у Миллисент, волосы. Но зеленые глаза светлее, и сейчас широко распахнуты. – Зачем? Рори пожимает плечами: – Так было проще. Я понимаю. Иногда действительно проще двигаться по инерции вперед, чем все разом порушить и начать с нуля. – Ты не должен обманывать, – говорю я. – Но ты же обманываешь. – О чем это ты? – Я слышу, как ты потихоньку выходишь из дома. Рори прав. Я, бывает, выскальзываю ночью на улицу, потому что не могу заснуть. – Иногда я катаюсь на машине. Рори фыркает: – Я что, похож на слабоумного? – Нет. – Па! Я видел, как ты прокрадывался в наш дом в костюме. Кто надевает костюм, чтобы прокатиться ночью на тачке? Я не надевал костюм с тех пор, как встретился с Петрой. – Ты же знаешь, что я провожу много вечеров в клубе. Обмен информацией в сети – часть моей работы. – Работа в сети, – произносит Рори без малейшей иронии. – Я не обманываю твою мать, – заверяю его я. И это почти правда. – Ты врешь. Я начинаю говорить Рори, что это не так, но тут же понимаю, что это бесполезно. Я хочу убедить его, что никого не обманываю, и сознаю, что это тоже бесполезно. Мой сын слишком догадлив. Я бы очень хотел ему все объяснить, да только не могу. И в итоге начинаю наезжать на сына: – Ты забыл, что речь сейчас не обо мне. Рори округляет глаза, но ничего не говорит. – И я никогда не обманывал учителей в школе. Вот представь себе: в один прекрасный день разразится зомби-апокалипсис. Ты спасешься, но окажешься на острове, и тебе придется там создавать совершенно новую цивилизацию, выращивать растения. Как ты думаешь, знание процессов фотосинтеза пригодятся тебе тогда? – Я ценю твои усилия, па. А уж про зомби-апокалипсис и все прочее ты вообще классно загнул, но все же я поберегу твое время, – Рори вытаскивает что-то из своего кармана и кладет передо мной. При виде сверкающего синего стекла у меня отвисает челюсть. Это одна из сережек Петры. – У Дженны уши еще не проколоты, – замечает Рори. – А мама никогда не стала бы носить такую вульгарную дешевку. Сын прав. Миллисент носит серьги с бриллиантами. Настоящими бриллиантами, а не стекляшками. – Ну что? Похоже, тебе нечего сказать? – спрашивает Рори. Два-два. Я действительно не знаю, что сказать. – Не переживай. Дженна не знает о твоей цыпочке на стороне, – на лицо Рори возвращается самодовольная ухмылка. – Пока не знает… Мне требуется секунда, чтобы понять: мой сын, вооружившись уликой, пытается меня шантажировать. Я впечатлен умом Рори. И обескуражен, потому что не хочу, чтобы мои дети росли, считая отца грязным обманщиком. Это последнее, чего бы я желал для своих детей, особенно для дочери. И это то, чего все специалисты-психологи советуют настоятельно избегать, чтобы это не отразилось на ее взаимоотношениях с мужчинами впоследствии. (Я смотрю дневные телепередачи.) Дженна не должна ничего знать, она не должна даже заподозрить того, что Рори считает правдой. Все, что угодно, только не это!