– Да, ваше величество, – склонил голову Дадли. – Как только зайдет солнце. Эдуард вдруг почувствовал, что устал. Очень, очень устал. Он откинулся на спинку стула. Пэтти заскулила и лизнула ему руку. – С вами все хорошо, ваше величество? – обеспокоенно спросил герцог. – Да. Все… Хорошо. – Король с усилием выпрямился. – Я буду в своих покоях, – добавил он, хотя не представлял себе, как ему удастся одолеть лестничный подъем. – Пошлите Гиффорда туда, когда он явится. – Да, государь, – мягко произнес герцог и оставил монарха наедине с его прерывистым дыханием. Не прошло и часа после заката, когда, как и ожидалось, в дверь спальни Эдуарда постучали. Пэтти громко залаяла, но прекратила немедленно, как только в комнату вошел Гиффорд Дадли. Некоторое время оба юноши молча изучали друг друга. Гиффорд предсказуемым образом оказался высок, широк в плечах, с резко очерченной квадратной челюстью. Он действительно был миловиден – его отец не соврал, и на какое-то мгновение Эдуард буквально возненавидел Гиффорда за то, что тот так очевидно полон сил и энергии. Однако когда гость склонился в поклоне, король вспомнил, что он король. – Вы посылали за мной, государь? – пробормотал Гиффорд. – Да. Прошу садиться. – Оба, испытывая некоторую неловкость, сели. – Я хочу поговорить с вами о Джейн. – Джейн? – по тону Гиффорда король не мог заключить, спрашивает ли он, соглашается или вообще не понимает, о ком идет речь. – О вашей будущей жене. Гиффорд кивнул и почесал правую сторону шеи, причем на лице его появилось выражение, очень похожее на то, какое Эдуард недавно видел у Джейн: этакий мрачный взгляд в лицо неумолимой судьбе. – Для меня Джейн очень много значит, – начал Эдуард. – Она… Достаточно превосходных слов для того, чтобы описать Джейн, он не находил. – Мне еще только предстоит с ней встретиться, – осторожно отвечал Гиффорд, – но я уверен, она весьма… особенный человек. – Вот именно. – Эдуард подался вперед на стуле. – Что меня беспокоит, Гиффорд, так это… – Прошу вас, зовите меня Ги, – вставил молодой Дадли. Эдуард нахмурился. – Так вот, что меня беспокоит, эээ… Ги, так это то, что вас не было при дворе уже несколько лет, и, хотя я понимаю, почему, – он смерил Гиффорда значительным взглядом, давая понять: ему все известно о лошадиной проблеме, – и хотя ваша семья мне известна своими выдающимися качествами, вполне достойными такого… особенного человека, как моя кузина Джейн, вас лично я совсем не знаю. Тут он на минуту прекратил свои витиеватые речи, заметив, что Пэтти, виляя хвостом, шлепнулась на пол прямо рядом со стулом Гиффорда – заметьте, Гиффорда, а не Эдуарда! – и смотрит на молодого лорда глазами, полными обожания. Тот улыбнулся собаке и протянул руку, чтобы почесать ее – причем в самом «правильном», как хорошо знал король, месте – под подбородком. Пэтти издала удовлетворенный вздох и положила голову на колени гостю. Даже она не могла устоять перед обаянием Гиффорда. Эдуард закашлялся и все никак не мог остановиться – у него даже увлажнились глаза. Когда спазм начал потихоньку его отпускать, он заметил, что Гиффорд и Пэтти оба смотрят на него с беспокойством. – В общем, – прохрипел король, – я должен быть уверен, что в качестве мужа вы станете должным образом заботиться о моей дорогой кузине. – Разумеется, – быстро ответил Гиффорд. – Нет, – разъяснил Эдуард, – когда я говорю «заботиться», я имею в виду – только о ней. Ни о ком другом. Никогда. Только о Джейн. Взгляд Гиффорда озарился пониманием. – Джейн заслуживает самого преданного и добродетельного супруга на свете, – продолжал Эдуард. – Поэтому вам надлежит стать преданным и добродетельным. Если когда-нибудь я услышу хотя бы шепоток о том, что вы ведете себя иначе, я буду очень расстроен. И вам это не понравится. Гиффорд выглядел явно встревоженным, и это удовлетворило Эдуарда. Силы его почти покинули, но могущество еще при нем. Король улыбнулся. – Вы меня понимаете? – Да, – ответил Гиффорд. – Я понимаю, ваше величество. – Хорошо, – кивнул Эдуард. – Вы свободны. Гиффорд резко вскочил и уже почти добрался до двери, когда король вдруг окликнул его: – Да, и еще одно. Юноша замер на месте и повернулся. – Да, ваше величество? – Джейн ничего не известно о вашей особенности. О вашем… Гиффорд тяжело вздохнул. – Проклятии. Лошадином проклятии. – Да. Никто не позаботился о том, чтобы проинформировать ее. Так что придется вам самому. В глазах Гиффорда вспыхнуло что-то похожее на панику. – Мне?! – Она заслуживает того, чтобы услышать об этом от собственного мужа, – сказал Эдуард. И, произнося эти слова, подумал, что решил мудро. Прямо-таки по-королевски. Вдохновенно решил. – Я понимаю, что скорее всего вы не увидитесь до венчания. Но прежде чем кончится ночь, прежде чем вы… – Он осекся. Об окончании этой фразы думать не хотелось. – Вы должны ей все рассказать. На лице Гиффорда вновь появилось затравленное выражение. – Есть ли у меня выбор, ваше величество? – Есть ли выбор у кого бы то ни было из нас, когда речь идет о долге? Молодой Дадли склонил голову. – Человек может поймать рыбу на червя, который поел короля, и поесть рыбы, которая питалась этим червем[6], – произнес он слегка надрывным голосом. Эдуард пристально смотрел на него несколько долгих минут. – Надеюсь, это означает, что вы ей скажете. – Да, государь, – промямлил молодой лорд и покинул опочивальню. Король видел в окно, как он спустился по лестнице, пересек внутренний двор, запрыгнул на лошадь и галопом покинул дворцовую территорию. Затем Эдуард добрался до кровати и с шумом рухнул на нее. Пэтти подошла, чтобы лизнуть его в лицо. – Иди прочь, предательница, – воскликнул король, шутливо отпихивая ее от себя, но сразу же подвинулся, чтобы дать ей место, и псина уютно устроилась рядом со своим хозяином. Глава 5 Джейн День ее свадьбы настал. Церемонию решили устроить в Дарем-хаусе, лондонской резиденции Дадли, по каковой причине днем в субботу карета доставила Джейн вместе с матерью, портнихой и подружкой невесты по имени Аделла в дом жениха, где их водворили в библиотеку, предназначенную на сегодня служить туалетной комнатой. (Впрочем, библиотеку она напоминала так же мало, как обычное пустое помещение для хранения ненужных вещей, – к тому же ее наскоро освободили от этих вещей в преддверии свадьбы.) Солнечный свет лился сквозь окна, настежь открытые, чтобы впустить свежий ветерок. Вдоль стен помещалось несколько книжных шкафов (Джейн так и манило к ним), ряд деревянных сундуков и подвенечное платье на специальной каркасной сетке. – Как замечательно! – щебетала Аделла, в волнении прыгая взад и вперед по ярко освещенной комнате и притрагиваясь ко всем предметам подряд – словно бы на счастье. Волны пыли поднимались под ее торопливыми пальцами. – Вы наконец выходите замуж. – Наконец-то, – повторила Джейн, не отрывая глаз от платья. Оно было сшито из золотой и серебряной парчи, со вставками, изукрашенными жемчугами и бриллиантами. (Заметьте, дело происходило задолго до того, как королева Виктория вышла замуж в белом платье, чем и изменила навсегда соответствующую моду.) Это и вправду был настоящий шедевр и, несомненно, очень дорогой. Если бы Джейн продолжала возражать против своего брака, ей наверняка даже пришлось бы услышать, насколько он дорогой. Но Эдуард попросил ее, и она выполнит его просьбу. При мысли о молодом короле в горле у нее появился ком. Однажды, когда Джейн еще жила с Екатериной Парр, они с Эдуардом прятались в бесконечных библиотечных хранилищах замка Садли[7] (а делали они это частенько), и она начала жаловаться кузену на тяготы одной из своих многочисленных помолвок, тот шутливо ткнул ее под ребра и сказал: – У тебя высокая планка, Джейн, тебе не угодишь. Что ж, полагаю, если так, ты всегда можешь выйти за меня. В те давние времена брак представлялся ей скорее глупой игрой, чем клеткой, в которой тебя запирают навечно, – как казалось сейчас.