По правде говоря, я с самого начала собиралась позволить Арчи поплавать. Я знала позицию Люси, но не представляла, в чем тут вред. Я глаз с него не спущу. До того как Арчи научился говорить и мог меня выдать, я делала уйму разных вещей, которые, я знала, не понравятся Люси. Я делала это не назло ей. Просто она беспокоилась о многих вещах, которые не имели значения. «Проследи, чтобы он надел пальто», – всегда говорила она, когда мы с Арчи исчезали из дома. Я кивала и соглашалась, но, когда Арчи сбрасывал пальто в парке, я не собиралась гоняться за ним, чтобы снова его надеть. Естественные последствия были лучше. Если ребенок замерзнет, он сам наденет пальто. – Он поспал два часа после часу? – требовательно спрашивала она. – Вроде того, – отвечал я. Такая шумиха из-за сна. – Никакой вредной еды, – говорила она, когда я водила Арчи в кино. Но какой ребенок не ел попкорн и мороженое, когда ходил в кино с бабушкой? Но, очевидно, она была права. И мне следовало к ней прислушаться. Арчи весь день упрашивал пустить его в бассейн. А почему бы и нет? Мне самой нравилось плавать, и, без тени сомнений, плавать он будет под моим присмотром. После я суну его под душ, и он заснет на последнем издыхании, а Люси ничего даже не заметит. Так я решила. И вот мы здесь. В больнице. Я думала, что все сделала правильно. Я дождалась, когда Том вернется домой. Харриет была слишком мала, чтобы плавать, и, кроме того, я сочла, что не справлюсь, если в бассейне будут оба ребенка одновременно. – Том, – сказала я, когда он вошел. – Можешь подержать Харриет, чтобы я могла поплавать с Арчи? Для человека, который так любил обнимать внуков, Том проявил удивительную сдержанность. – О… А ты не можешь просто положить ее в коляску? – Думаю, она предпочла бы посидеть на руках у дедушки. Арчи уже сбрасывал с себя все и бежал к бассейну, оставляя за собой след из одежды. – Арчи, не беги! – крикнула я ему вслед. Кафельный пол иногда становился скользким от влаги. В одном конце находился гигантский аквариум, – на мой взгляд, покупать такой огромный было уж чересчур, но Том настоял, и детям он понравился. – Отведи Харриет туда и покажи ей рыб, – предложила я. Том неохотно подчинился. Он был в странном настроении, и я не могла понять, что его беспокоит. Я надела на Арчи нарукавники, и он нырнул в бассейн, а я стала медленно спускаться по ступенькам. Том отнес Харриет к аквариуму. Она была пухленькой, ниже ростом и гораздо толще Арчи. Я смотрела, как ее толстые ножки настойчиво брыкаются, когда она смотрит на проплывающую мимо рыбу. – Смотри, Дидо, – сказал Арчи, и я увидела, как он изображает, как идет по улице, а потом случайно падает в бассейн. Забавный малыш. Я взглянула на Тома в дальнем конце бассейна и заметила, что он странно держит Харриет – вроде как прижимает ее к себе практически локтями. К тому времени, когда я поняла, что девочка соскальзывает, было уже слишком поздно. Подтянувшись, я выбралась из бассейна, но все еще была в нескольких метрах от них, когда Харриет выскользнула из его хватки и с треском ударилась головой о кафельную плитку. В машине «Скорой помощи» я пою песенку «У старого Макдональда была ферма». – У старого Макдональда была ферма. Йей-йо-йей-йо-йо. Кровь. Много крови. Помнится, мне кто-то однажды сказал, что кровотечение из головы всегда обильное. Там много кровеносных сосудов близко к поверхности кожи или что-то в этом роде. – Тут кря-кря, там кря-кря… Харриет очнулась, и это хороший знак, но она сама не своя, ее дважды вырвало, и на виске у нее уже расплывается большой синяк. Она кажется сонной, но и в обычных обстоятельствах сейчас время ее дневного сна. Моя задача, по словам санитара, не давать ей спать. Поэтому я пою. – Тут кря-кря, там кря-кря, везде кря-кря… Забавно, на что только не перескакивают мысли… В голове у меня крутится то, что я, возможно, навсегда покалечила свою внучку, потом возникает вопрос о том, почему Том вообще ее уронил. В основном я думаю о том, что скажу Люси. Я знаю, каково это, когда тебе говорят, что ребенок с тобой не останется. Я помню то чувство, как будто это было вчера. Я не могу стать причиной того, что Люси услышит такие слова. Я провожу пальцами по мягким детским волосам Харриет. – Йей-йо-йей-йо. Люси и Олли прибегают в больницу, страшно взволнованные. Олли в рабочей одежде, без пиджака – он, должно быть, так торопился, что не успел его надеть. Люси все еще в спортивном костюме, который был на ней, когда я забирала детей сегодня утром. Кажется, это утро было целую вечность назад. – Люси, – начинаю я, но, проигнорировав меня, она бросается к Харриет. Я съеживаюсь. Харриет выглядит ужасно. Голова забинтована, сквозь марлю сочится кровь. Люси в ужасе отшатывается. – Она что… без сознания? Сначала мне кажется, что Люси обращается ко мне, но потом я понимаю, что в дверях стоит усталая доктор. Она одета в белые форменные пиджак и брюки, и очки болтаются на шее на цепочке. – Вашей дочери дали успокоительное, чтобы сделать МРТ, – говорит врач. – Мы так поступаем с маленькими детьми, чтобы они лежали спокойно. Постарайтесь не волноваться. – Зачем ей МРТ? – Это простая предосторожность. У нее вдавленная трещина в черепе, возможно, потребуется операция, чтобы поднять кость и предотвратить давление на мозг. Нам также нужно проверить на наличие разрывов и ушибов головного мозга, – говорит врач. – Такое случается при трещинах в черепе. Вашу дочь рвало в машине «Скорой помощи», поэтому мы хотим убедиться, что ничего не пропустили. Скорее всего, с ней все в порядке, но с травмами головы излишняя осторожность не повредит. К ней кто-то подходит сзади, медсестра подает врачу какие-то знаки. Она кивает и снова смотрит на Люси. – Я только проверю, все ли у нас готово, а потом мы вернемся за Харриет. Люси поворачивается к Харриет. Олли делает несколько шагов, чтобы встать рядом с ней, и она протягивает руку, чтобы схватить его за локоть. – Люси, – начинаю я, но она поднимает руку, заставляя меня замолчать. – Почему вы были у бассейна? – Она даже не смотрит на меня, когда спрашивает об этом. – Мне очень жаль. Я знаю, ты сказала не плавать, я просто подумала… – Что тебе лучше знать? – Она резко оборачивается. Ее глаза дико сверкают. – Что ты имеешь право не подчиняться моим решениям относительно моих детей? – Ты не представляешь, как мне жаль, Люси. Честно говоря, да. Но теперь все кончено, и я думаю, будет лучше, если мы просто… – Что? – Из груди Люси вырывается то ли смех, то ли хрип. – Обо всем забудем? – Ну… – Ты слышала, что сказал доктор? Харриет нужна магниторезонансная томография головного мозга. Моя дочь могла умереть, потому что ты думала, что знаешь, как лучше. Она делает шаг ко мне. Люси обычно трудно поймать – как ребенок, она в постоянном движении, – но сейчас она пугающе спокойна и тиха. Я ловлю себя на том, что делаю шаг назад. – Я знаю, что мы никогда не были близки, Диана. Сначала был день моей свадьбы. Когда ты дала мне ожерелье, я подумала, у нас возникло мгновение близости. А ты почувствовала необходимость напомнить мне, что я должна его вернуть, что я, кстати, знала, но подчеркивать это, как будто я планировала его украсть, было не лучшим способом снискать мое доверие. – Она делает еще шаг ко мне. – Когда мы попросили денег, чтобы купить крошечный коттедж, в каких живут работяги, ты заставила меня почувствовать себя охотницей за деньгами. Знаешь что? Я даже не хочу твои деньги. Это была идея Олли. – Все тело Люси вибрирует. – Когда я только-только родила, ты принесла мне сырую курицу. Сырую курицу! Я взаправду вижу вспышки в мозгу Люси, искры, лязг металла о металл, когда сталкиваются, наслаиваются воспоминания. Все это складывается во вращающееся торнадо, становится мощнее вместе, чем было в отдельности. – Из-за тебя у моего ребенка может быть повреждение мозга. Такое мы никогда не сможем забыть. – Люси… – произносит Олли. Я почти забыла, что он здесь. В глубине души я понимаю, что Олли, плод моего чрева, в какой-то момент стал почти незначительным. Он, Том и Патрик – шестеренки и спицы, а Люси, Нетти и я – колеса. – Тебе нужно успокоиться, Люси. Люси делает еще шаг ко мне. В дверях появляется медсестра. – Здесь все в порядке? – Люси, – говорю я, поднимая руки, – просто сделай вдох… Но Люси поднимает руку ладонью вперед – несгибаемую, как сигнал «стоп». Ладонь наталкивается на мои руки, и я отшатываюсь назад. Я чувствую острую боль в лодыжке и падаю. – Вызовите охрану, – слышу я чей-то голос. Люси исчезает, и совсем близко от меня возникают незнакомые лица. – Мэм, с вами все в порядке? – Мне нужен врач! – Ты в порядке, мама? – Не пытайтесь сдвинуть ее с места. Они поднимают шум из ничего. Со мной все в порядке. Кажется, я лежу на полу. Перед глазами у меня пляшут цветные пятна. А потом просто… чернота.