– Как у тебя дела? – спрашиваю я дочь, когда официантка уходит. – Нормально, – отвечает она, и на несколько секунд воцаряется тишина. – Я не беременна, если ты об этом. – Я действительно об этом подумывала. Мне очень жаль, дорогая. – Да, как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. На последнем приеме по поводу ЭКО доктор Шелдон сказал, что было две проблемы, мои яйцеклетки и матка. Она сказала, что лучше всего использовать донорскую яйцеклетку и суррогатную мать. – Нетти замолкает. – Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит она спустя пару минут. – Неужели? Даже я не знаю, о чем думаю. Официантка возвращается с нашим заказом и расставляет на столе чайник и чашки. Взяв свою, я подношу ее ко рту. – Слушай, я понимаю, – говорит Нетти. – Мне тоже потребовалось время, чтобы это осознать. Я имею в виду… биологически он не будет моим ребенком, я не буду носить его в своем теле. Поначалу мне самой идея не понравилась. А потом я стала думать… это ведь будет ребенок, созданный нами, для нас. Я смогу быть рядом во время беременности, я буду присутствовать при родах. Я все равно буду матерью. А это, мама, для меня самое важное. – А как насчет усыновления? – спрашиваю я, и лицо у Нетти вытягивается. Я понимаю, что именно в этот момент мне полагалось бы воодушевиться и принять участие в обсуждении. – Ты знаешь, скольких детей отдали на усыновление в штате Виктория в прошлом году? – вскидывается она. – Шестерых. Шестерых! Из них четырех – ближайшим родственникам. Усыновление в Австралии практически невозможно. – А суррогатное материнство? Оно в Австралии возможно? – В Австралии существует альтруистическое суррогатное материнство. Когда это предлагает сделать подруга или член семьи. Я спросила Люси, согласится ли она, но она отказалась. – Нетти говорит быстро, почти маниакально. Я замечаю, что у нее дрожат руки. – И незаконно быть суррогатной матерью ради финансовой выгоды. Самый распространенный путь, его и предложила наша врач, достать донорскую яйцеклетку в Индии и оплатить суррогатное материнство в США… Это недешево. Весь комплекс процедур, включая яйцеклетку, оплодотворение, медицинские расходы и гонорар суррогатной матери… все это обойдется более чем в сто тысяч. – Наконец она делает паузу, чтобы перевести дух. – Сто тысяч долларов? – Я во все глаза смотрю. – Ты можешь себе это позволить? Нетти выдерживает мой взгляд. – Я – нет. А ты можешь. Я ставлю чашку на блюдце. Внезапно я понимаю цель этой встречи и чувствую себя немного глупо, что мне понадобилось так много времени. – Ты даже не заметишь такую сумму, – продолжает она, уже опровергая мои еще не озвученные аргументы. – И это будет внук! – А если не сработает? Что, если мы найдем суррогатную мать, ей имплантируют эмбрион, а он не… не приживется? Что тогда? – Попробуем еще раз. – Сколько раз, Нетти? По сто тысяч долларов за попытку? Она пожимает плечами, как будто это мелочь, которую можно уладить позднее: – Столько, сколько потребуется, наверное. Как я могла этого не заметить? Я знала, что она отчаянно хочет ребенка, я подозревала, что у нее из-за этого депрессия. Но сегодня я задаюсь вопросом: а вдруг тут нечто больше? Что, если это начало… или середина на пути к безумию. – Так, значит, вот о чем ты на самом деле просишь, – осторожно говорю я, – о доступе к неограниченному финансированию. – Это мой последний шанс. Ты нужна мне, мама. Внезапно я словно бы переношусь в Орчард-хаус, сижу напротив матери и умоляю. Умоляю о ребенке. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох. – Я подумаю об этом, хорошо? 55 ДИАНА ПРОШЛОЕ… Стоя у стола в столовой, я разбираю приданое для новорожденных из последних собранных пожертвований, когда раздается отчетливый шум шагов по паркету. Я замираю. Походка тяжелее, чем у Нетти, шаги не такие точные и осторожные. Как раз в такие моменты я понимаю, насколько я уязвима: пожилая женщина одна в огромном, похожем на пещеру доме. Я опасливо делаю несколько шагов к двойным дверям и замечаю огромную неуклюжую тень. – Ах это ты! – У меня отлегло от сердца. – Здравствуй, Патрик. – Извини, если подкрался, – говорит он. – Дверь была не заперта. Патрик нечасто заглядывает в гости. На самом деле не помню, чтобы он вообще хотя бы раз приезжал без Нетти. – Мне нужно поговорить с тобой о Нетти, – начинает он. Он отодвигает ближайший ко мне стул и садится. Я остаюсь стоять. – А что не так с Нетти? – спрашиваю я. Патрик поднимает бровь: – Ты серьезно спрашиваешь, что не так с Нетти? Когда проходит первое удивление, меня охватывает раздражение. Патрик имеет наглость приходить сюда, говорить со мной в таком тоне, когда все на свете знают, что он изменяет моей дочери. – Это насчет суррогатного материнства? – Я опрокидываю на стол новый пакет с детской одеждой. – Насчет чего же еще? – Патрик рассеянно берет крошечную вязаную кофточку. – Я предположил, что Нетти совсем с катушек съехала, потому что она говорит, что ты подумываешь за него заплатить. Я хмурюсь. – И ты пришел за нее просить? – На самом деле я пришел просить об обратном. Это застает меня врасплох. – Ты пришел ко мне, потому что тебе не нужны деньги? Признаюсь, я запуталась. За все эти годы никто из моих детей и их супругов ни разу не просил меня не давать денег. – Нетти убьет меня, если узнает, что я здесь. – Патрик смотрит за окно в сад. – Она во что бы то ни стало хочет получить ребенка. Она этим просто одержима. – Думаешь, я этого не знаю? – Ты вообще ничего не знаешь. – Он повышает голос, отбросив даже подобие приличия. – В нее словно бес вселился. Иногда я разговариваю с ней, а она словно на другой планете! Живот и ноги у нее в синяках от инъекций гормонов, которые она себе колет. Она днями и ночами сидит в интернете, читая истории людей, которым удалось зачать после многолетних попыток. Она просматривает форумы, где общаются те, кто делал ЭКО. А теперь еще и суррогатное материнство! Она уже ни о чем другом не говорит. Вообще ни о чем! Он бросает кофточку назад на стол. С мгновение я в растерянности. Но лишь мгновение. – Наверное, тебе ужасно тяжело, – тихонько говорю я. – Неудивительно, что тебе пришлось найти уйму подружек, чтобы облегчить такой груз. Патрик смотрит на меня во все глаза. – Если ты хочешь сохранить секрет в этих краях, Патрик, надо уезжать подальше, чем округ Виктория. У Патрика хватает порядочности сделать пристыженное лицо – полагаю, это уже кое-что. Я внимательно всматриваюсь в него. – Так… ты не хочешь ребенка, да? Ты не хочешь быть прикованным к Нетти? – Нет, дело не в этом. Я хочу ребенка. По крайней мере, я хотел. Но я еще несколько лет назад смирился с тем, что этому не бывать. А Нетти – нет. И теперь я… Я не знаю, как ей помочь. Она либо бродит как зомби, либо маниакально носится с очередной идеей, как вылечить бесплодие. Она уже не та, на ком я женился. Вид у него такой несчастный, что я сдерживаю гнев. – Так чего же ты хочешь от меня, Патрик? – Я ничего не хочу. Именно об этом я и говорю. – На самом деле ты чего-то хочешь. Ты хочешь, чтобы я не давала денег моей дочери, лишь бы избежать разговора о том, о чем вам надо поговорить. Патрик открывает рот, но я успеваю первой: – И что будет потом? Что будет, когда Нетти откажется от своей мечты о ребенке? Ты откажешься от романов на стороне и вы будете жить счастливо до конца своих дней? Он выдыхает. – Я просто не знаю, идет?