Олли моргает, глядя куда-то вдаль, возможно, обдумывая услышанное. Потом садится прямее. – Нет. Эймон никогда бы… – Никогда что? Не пошел бы на все, лишь бы набить карманы? Олли качает головой: – Боже, я не знаю. Я даже не разговаривал с ним как следует несколько месяцев. – А ты пробовал? – Конечно. Он отвечал, что все в порядке и мы можем поговорить позже. – Тебе нужно настоять. Он мрачно смеется. – Даже если и так, мам, сейчас не о чем говорить. Все кончено. Фирма ничего не стоит. Он прижимает пальцы к глазам. Я никогда не видела его таким разбитым. – Нет, если ты заплатишь по кредиту, – говорю я через пару секунд. Олли хмурится. – Но… как?.. – Например, я могла бы войти в фирму в качестве пассивного партнера. По крайней мере, если бы Эймон не имел никакого отношения к бизнесу. Кстати, у меня есть идея для твоего бизнеса. Правда, это стало бы небольшим шагом в сторону от того, что вы делаете сейчас. – Какого рода шагом? Когда я рассказываю Олли о своей идее, вид у него такой удивленный и воодушевленный, что я изо всех сил стараюсь не обидеться. «Да, – хочется сказать мне. – Не только у твоего отца были бизнес-идеи». Он подпирает рукой подбородок и в этот момент так напоминает мне Тома, что я не могу поверить, что они не связаны биологически. Я начинаю сознавать, что жизнь продолжается, что мы продолжаем жить. Мы живем в наших детях. – Знаешь что, – говорит он наконец. – А ведь это бизнес, в который я мог бы окунуться с головой. 58 ЛЮСИ НАСТОЯЩЕЕ… Где-то в доме звонит телефон. И чертов аппарат никак не умолкает. Но ни Олли, ни я даже не замечаем. – Ты просил у Дианы денег? Для твоей фирмы? – Да. – Почему ты мне не сказал? Олли зажимает кончик носа большим и указательным пальцами. – Ты сказала, что иначе браку конец. Я моргаю. – Что? – Иначе нашему браку конец. Ты сама так сказала. Если я когда-нибудь попрошу у мамы денег. Я не мог потерять еще и тебя. Я вздыхаю. – Господи, Олли. Ты не потеряешь меня. – Я закрываю глаза. – Самое странное, что она согласилась, – говорит он. – Я и не ожидал от нее этого. – Тогда почему ты поехал просить? – Понятия не имею. Может, я… просто хотел поговорить с мамой. Ты, наверное, не поверишь, но она бывает… очень мудрой. Я негромко хмыкаю. – Очень даже поверю. Городской телефон перестает звонить, и на мгновение нас окружает абсолютная тишина. Но это длится всего секунду или две, а после подает голос мобильный Олли. Я открываю глаза. Мне хочется швырнуть его об стену. – Она была иной, – продолжает Олли, нахмурившись и как будто вспоминая. – Она не говорила, что мне нужно самому пробивать себе дорогу или что я должен сам со всем разобраться. Она сказала, что прикроет меня. Сказала, что мы выплатим Эймону отступные и она станет партнером в фирме. – Она хотела войти в твою фирму? – На самом деле у нее была очень интересная идея. Кадровое агентство для высококвалифицированных беженцев. Инженеры, врачи, айти-специалисты. Агентство с полным спектром услуг, которое помогает кандидатам получить подтверждение квалификации в соответствии с австралийскими законами и дает им все инструменты, необходимые для перехода на хорошую работу в любой области. Это была действительно хорошая идея. Она думала, что ты тоже, возможно, захочешь принять участие. – Она так сказала? – Она сказала, что это будет семейный бизнес. – Олли морщит лоб. – А потом она покончила с собой. Зачем ей было строить планы, а потом… всего через час совершать самоубийство? Я уж точно не знаю ответа. Когда Диана сказала мне, что передумала кончать жизнь самоубийством, я ей поверила. Почему она так сказала, если это неправда? И даже если она передумала, это не объясняло ни прощального письма в ящике, ни нитки в ее руках. Это не объясняет пропажу подушки. – Есть только одно объяснение, – говорю я Олли. – Вероятно, кто-то еще приходил к ней после твоего ухода. 59 ДИАНА ПРОШЛОЕ… После ухода Олли я иду в кабинет Тома и достаю письмо. Пробегаю его глазами: «Я могла бы написать больше, но, в конце концов, оставить после себя мне хочется лишь пару слов. Я упорно трудилась ради всего, что мне было дорого. И все, что мне действительно было дорого, не стоило ни цента. Мама». Я никогда не была многословной женщиной. Я могла бы написать своим детям длинное письмо, объясняя, почему я решила покончить с собой, или о том, как сильно я их люблю… но это не в моем стиле. Кроме того, как это им поможет? Сентиментальность имеет обыкновение разбавлять истину, и если я собираюсь оставить своим детям последние слова мудрости, я хочу, чтобы они были ясными. По крайней мере, я этого хотела. Но теперь мне не нужно никакого письма. Сначала я подумываю, не сжечь ли его. Потом размышляю, не сохранить ли его как напоминание о том, что я испытывала на протяжении минувшего года. Возможно, помнить полезно. Я убираю письмо в ящик стола, спускаюсь по лестнице и как раз прохожу мимо гостиной, когда Нетти открывает дверь своим ключом. – Привет, мам, – говорит она. – Мы можем поговорить? Нетти направляется в малую гостиную в передней части дома. Я иду за ней следом и сажусь рядом. Она берет одну из подушек и начинает нервно теребить золотые кисточки. – Вполне очевидно, что я здесь из-за денег, – говорит она, не тратя времени на пустую болтовню. – Для суррогатного материнства. Я связалась с агентством, и скоро мне нужно будет внести залог. Прости, что давлю на тебя, но это мой… – Твой последний шанс. – Да. Мои мысли возвращаются к Патрику. Его сверкающие глаза. «Она помешалась на ребенке. Она им одержима. В нее словно бес вселился». – И Патрик… Патрик с тобой заодно? – небрежно спрашиваю я. – По части суррогатного материнства? – Конечно. – Она избегает встречаться со мной глазами, как делала в детстве, когда не хотела что-то обсуждать. – Конечно, он со мной заодно. – Как у тебя с Патриком, Нетти? – спрашиваю я. – Ваши отношения… прочные? Она пожимает плечами: