– У многих нет выбора, – мягко отвечает Эван. – Или им кажется, что выбора нет. Кто-то уходит из дома в поисках приключений, наслушавшись рассказов о том, что в Лондоне ему на голову свалится богатство, а потом, узнав правду, боится возвращаться домой. Другие убегают от жестоких родителей или родственников. В последние годы все больше мужчин и женщин оказываются на улице по финансовым причинам. Некоторых выгоняют родители, кого-то из-за нежелательной беременности, кого-то из-за нетрадиционной сексуальной ориентации или по другим причинам, нарушающим моральные устои семьи. Таким людям порой некуда возвращаться. Майкл кивает – наверняка раздумывает о том, насколько благополучна его жизнь, хотя и он явно не вписывается в строгие семейные рамки. Розмари и Саймон, может, и не выгонят его из дома, однако вряд ли будут рады услышать о его нетрадиционных взглядах. – Не приведи господи оказаться на их месте, – печально произносит он, складывая руки на коленях. – Скажите, пропавших находят? – спрашиваю я, указывая на доску с фотографиями. – Их кто-нибудь разыскивает? – Не часто, но иногда бывает, – отвечает он. – Жизнь в Лондоне не сахар. Если кто и не пил, не принимал наркотики, то, оказавшись здесь, пускается во все тяжкие. Да и других опасностей немало – холод, болезни, грабители… От его слов я вздрагиваю. Джо, тот Джо, которого я знала, был сильным и готовым к любой работе. Он вырос среди жестокости и сохранил в чистоте душу, хоть и израненную. Он знал, как вести себя на улице и как избежать опасностей в человеческих джунглях. По крайней мере, я на это надеялась. – Вот как раз на прошлой неделе, – с улыбкой продолжает Эван, – одна история завершилась вполне счастливо. Девушка по имени Триша сбежала из дома – отправилась на поиски счастья и приключений, а родственники без устали искали ее два года подряд. Ей повезло… – Наверное, такие истории вселяют надежду, – говорит Белинда. – Верно. Такие случаи редки, и все же в нашей работе без надежды нельзя. Бывают и другие удачные моменты, не только воссоединения семей. Мы помогаем людям обрести собственный дом, найти работу, вернуться к нормальной жизни. Иногда кажется, что битва проиграна, однако мы продолжаем бороться. Но хватит об этом. Если вы сообщите мне что-нибудь более конкретное о Джо, я постараюсь указать вам возможное направление поисков. – Понимаете, он как-то не вписывается ни в одну из перечисленных вами категорий, – вздыхаю я. – Он мог иногда выпить пинту пива, но алкоголизмом не страдал. И наркотики не принимал. Он был умным, добрым и работящим. Мог починить все что угодно, и наша знакомая, дав нам этот адрес, уверяла, что Джо и здесь что-то чинил, ремонтировал, строил, красил. Эван приподнимает брови и задумчиво хмурится. – Что ж, меня здесь в те годы не было, но, принимая дела, я заметил, что хостел недавно ремонтировали. Если Джо действительно был такой умелец, то его вполне могли привлечь к работе, приписали к какой-нибудь программе профессиональной подготовки. Что ж, я расспрошу, кого смогу. Мы тогда заключали договоры с разными предприятиями, рекомендовали им наших постояльцев. Возможно, Джо попал в эту категорию? Я с воодушевлением киваю. – У нас есть его фотографии. Можно показать их тому человеку, о котором вы упомянули? Вдруг он вспомнит Джо? – Да, конечно. Он сейчас здесь. Только прошу вас не давать ему денег. Иначе он напьется и до утра будет распевать «Oh My Darling Clementine»[17], а я этого не вынесу. Вслед за Эваном мы идем по коридору, который наполняют самые разные звуки: музыка разных стилей, смех, крики, шаги. Настроение царит удивительно праздничное. Вытащив из сумки пачку фотографий, я кладу самую последнюю наверх. Белинда сделала снимки с Джо в 2004 году, в пабе, на его день рождения. На них он поет «Wonder wall» группы Oasis, и, по мнению Белинды, исполнял он песню ужасно фальшиво. Рядом с Джо друзья – его бэк-вокалисты. Джеральдина поделилась с нами своими, очень интересными фотографиями. Здесь Джо немного старше, взрослее. Обычно он в рабочей одежде, иногда в джинсах и толстовке с капюшоном – занят чем-то, что мне не удалось с ним разделить. Он улыбается, но в глазах печаль. Пока мы идем за Эваном в столовую хостела, я рассеянно поглаживаю фотографии. В столовой пахнет джемом и тостами. Мужчину, с которым мы пришли поговорить, зовут Большой Стив. Ростом он футов пяти, а сложением напоминает воробья после голодной забастовки. На голове торчит хохолок непокорных седых волос, а за бородой почти не видно лица, лишь сияют голубые глаза. Лет ему может быть сколько угодно – от сорока до восьмидесяти. Эван называет наши имена, и Большой Стив в ответ протягивает нам руку с изъеденными грибком ногтями. Майкл бледнеет от ужаса, и я едва сдерживаю смех. Похоже, от Большого Стива мы ничего нового не услышим. Он принимает из моих рук фотографию – ту, на которой Джо пьет чай, сидя на ступеньках деревянного вагончика, и разглядывает ее, поскрипывая зубами. – Не знаю, милая. А других фотографий у тебя нет? Затаив дыхание, я передаю ему другую, сделанную в пабе, и он снова пристально ее рассматривает. – Нет, не знаю. Может, стаканчик горячительного поможет вспомнить. Он с надеждой поднимает глаза, однако Эван не дает нам ответить и напоминает Большому Стиву о правилах, которые следовало бы наконец выучить. – Попытка не пытка… – бормочет тот, снова уставившись на фотографию. – Может и он, миссис, но точно не скажу. Давно дело было. Ходил тут один парень, может, ирландец или шотландец, из этих. Или просто с севера, но не местный, нет. И рукастый. У меня тогда тележка была, целый фунт за нее в «Теско» заплатил. Колеса не ехали. Так парень тот ее починил, смазал чем надо, и все дела. Лучшая тележка была в округе, это да. Потерял я ее как-то раз, на свиданке с Джейн Фондой. Подмигнув мне, он добавляет: – Хороша была та красотка, точно говорю, но ей только денежки мои подавай. Мы благодарим его за помощь и уходим. На меня тяжелой волной накатывает разочарование. Когда мы добираемся до двери в столовую под настороженными взглядами постояльцев, Большой Стив вдруг кричит нам вслед: – У него всегда было полно бананов! И больших спелых апельсинов! Услышав об этих вроде бы незначительных деталях, Эван неожиданно останавливается. Судя по выражению лица, его, ни много ни мало, осенило. – Что случилось? – спрашиваю я. – Вы о чем-то вспомнили? – Может быть, – потирая подбородок, отвечает он. – Все может быть… в те годы у нас были хорошие отношения с одним торговцем фруктами и овощами, он поставлял продукцию на рынки. Как же называлось его предприятие… не помню. Связи оборвались еще до того, как я принял дела. «Кто-то и сыновья». «Какое-то ирландское имя и сыновья». Он усиленно роется в памяти, но потом разочарованно качает головой. – Мне очень жаль, – грустно произносит он. – Не помню. Я спрошу, может, кто-нибудь знает, и сообщу вам, если оставите мне ваш номер телефона. Записав номер на листе бумаги у стойки регистрации постояльцев, я протягиваю его Эвану вместе с кучкой выловленных из сумки банкнот. Сумма небольшая, и пятидесяти фунтов не наберется, но я прошу все же добавить их к пожертвованиям. Эван не противится, средства этому заведению всегда пригодятся, и советует отыскать на их веб-странице информацию о том, как они тратят пожертвования, и получить данные о налоговых льготах для дарителей. На улице летний вечер встречает нас прохладой, окутывают ароматы из кебабных забегаловок, индийских ресторанов и резкие запахи бензина. Из застрявшей в пробке машины доносится громкая танцевальная музыка, а к лежащей на тротуаре сосиске в тесте бросается стайка взъерошенных голубей. Да, это точно не Корнуолл. – Джейн Фонда, – прищурившись, произносит Майкл. – Кто это, черт возьми, такая? Белинда со стоическим выражением лица решительно направляется к машине. – Идем, – бросает она через плечо. – Надо ехать. Хватит с меня гостиниц. Мы остановимся у Эндрю. Глава 24 Эндрю, как выясняется, отец Малаки. И живет он в невероятно опрятном таунхаусе в георгианском стиле, который стоит в ряду других таких же домиков неподалеку от Бейкер-стрит, с красной дверью, отчасти скрытой за подвесными корзинами с цветами. Улица, на которой стоят в ряд дома, тихая, с булочной на углу и крошечными парковочными местами перед каждым домиком. Если убрать машины, можно вообразить, как по тротуару вышагивают Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Для описания внешности Эндрю лучше всего подходит слово «средний». Он среднего роста, среднего телосложения, с темно-русыми волосами средней длины и густоты. Однако улыбка сразу его меняет – перед нами вмиг оказывается привлекательный мужчина, от которого исходят уверенность и теплота. Он наверняка хороший врач – сразу видно идеальное сочетание сочувствия и профессиональных навыков. Он приветствует нас, обнимает Белинду и наливает всем вина. В гостиной его дома с высокими потолками и со вкусом подобранной обстановкой я с интересом рассматриваю фотографии Мала. Когда я видела его в последний раз, он был совсем маленьким. Теперь это высокий долговязый юноша с широкой улыбкой. – Вы давно разговаривали? – спрашивает Белинда Эндрю, не уточняя, кого имеет в виду. – Вчера, – коротко отвечает хозяин дома, передавая Белинде бокал с вином и чокаясь с ней своим бокалом. – Он выпил бутылку кока-колы и обнаружил на донышке слизня. Белинда покатывается со смеху и язвительно улыбается, сверкая глазами. – Так ему и надо, раз уж собрался спасать планету, – говорит она. – Мне он прислал фотографию с детьми из приюта в окружении чуть ли не тысячи собак. Не удивлюсь, если он притащит их с собой в чемодане. Если, конечно, вернется домой. – Вернется, – успокаивающе произносит Эндрю. – Приедет постирать одежду. Они еще некоторое время перебрасываются забавными репликами, и наблюдать за их разговором весело и приятно. Майкл, обернувшись ко мне, вопросительно приподнимает брови, и я улыбаюсь в ответ. Интересно получается, должна согласиться, – эти двое ведут себя как давно и счастливо женатые мужчина и женщина, однако они не женаты и не живут вместе, как положено счастливым парам. Быть может, в этом и состоит секрет их крепкой связи? Эндрю выслушивает историю наших поисков и сочувственно цокает языком, когда мы описываем визит в лондонский хостел. Он работает в больнице, в отделении травматологии и неотложной помощи, и прекрасно представляет себе жизнь субъектов вроде Большого Стива. Эндрю рассказывает нам о клинике для неимущих, которую он основал, и сразу становится понятно, от кого Мал унаследовал склонность к филантропии. Белинда помогает несчастным бороться с несправедливостью, Эндрю их лечит – рядом с такими родителями Мал вряд ли взлелеял бы мечту стать банкиром. День выдался длинный, и я лишь молча прислушиваюсь к разговору Белинды и Эндрю. Майкл сгорбился на диване, уткнувшись в экран телефона. Иногда он посмеивается, видимо читая шутки или просматривая забавные видео. Спустя некоторое время, осушив несколько бокалов вина, Эндрю встает и потягивается, давая понять, что готов отправиться в постель. Бросив взгляд на Белинду, он уточняет: – Замуж не вышла? – Не вышла, – со смехом отвечает она. – Тогда пошли, – приглашает он, и она выходит следом за ним из комнаты. Мы с Майклом смущенно переглядываемся под тихий, доносящийся с лестницы смех. – Ну и ну, – ахает Майкл, дождавшись, пока наверху захлопнется дверь спальни. – Ничто человеческое ей не чуждо. Наверное, у них такой… договор? – Похоже на то, – пожимаю я плечами. – И их это вполне устраивает. Иди-ка ты спать, если, конечно, хочешь. Я еще немного посижу, покопаюсь в интернете. – Нет уж, я останусь и помогу тебе. – Майкл усаживается со мной рядом. – Никак не могу успокоиться. Эти фотографии из хостела так и стоят у меня перед глазами. Ты заметила, сколько среди пропавших детей? Все думаю о том, что человека выгоняют из дома не за преступление, а только за то, что он гомосексуалист. И ему некуда идти, кроме как к Большому Стиву с его почерневшими ногтями. Майкл вздрагивает и пытается улыбнуться – похоже, сегодняшние встречи его потрясли. – Это очень грустно, – говорю я и похлопываю его по руке. – Но с тобой такого не случится. У тебя есть я, Майкл, и неважно, что скажут или сделают твои родители.