– Спасибо, дорогая кузина, ты – чудо, но все это меня здорово встряхнуло. Мне всегда было легко скрывать то, что хотелось скрыть. Не надо было храбриться и отстаивать свои взгляды даже перед родителями – сказать по чести, я всего лишь ханжа и лицемер. И знаешь, что еще? Я не настолько самонадеян, чтобы полагать, будто бы в моих силах как-то поддержать движение за права геев. Просто… все вдруг наложилось одно на другое. Мы так много врем – и другим, и себе, просто чтобы жить. Твоя мама столько лет прятала от тебя письма. Моя делает вид, что не замечает очевидную вещь – я с пятнадцати лет не приводил домой девчонок. Джеральдина обманывала себя, надеясь, что семейная жизнь наладится. Просто… жуть какая-то. Даже с наилучшими намерениями люди умудряются все испортить. – Не все так плохо, – пытаясь вырвать Майкла из круговорота депрессивных мыслей, говорю я. – Любить кого-то… это не проклятие. А благословение. Просто иногда не сразу это осознаешь. – Я никого не любил по-настоящему, – сообщает он. – Влюблялся – это да, но такой любви, как у тебя с Джо, не было. И у меня нет детей, поэтому даже не буду притворяться, что понимаю, почему твоя мать поступила так, а не иначе. Но сейчас мне кажется, что спокойнее и безопаснее всего жить на свете без лишних сложностей. Пожалуй, я его понимаю. Могу взглянуть на мир с его точки зрения – и картинка получается логичная. Вот только в настоящей жизни логики маловато. Чувства логике не поддаются. А любовь отвергает все попытки объяснить ее с точки зрения здравого смысла. Джо меня любил, я знаю. И знаю, что мама меня тоже любила – только проявляли они свою любовь по-разному. – Знаешь, у меня есть от нее письмо, – открывая сумочку, сообщаю я Майклу. – От кого? От твоей мамы? – Да. Она оставила его адвокату, попросила передать мне после своих похорон. – И что там написано? – Не знаю. Так и не собралась с силами его прочитать. Я все еще злюсь на нее, но и… очень по ней тоскую. Она так долго была центром моей жизни. Она была моей мамой. Отправившись с вами на поиски человека, которого, возможно, мне никогда не найти, я понимаю, что была на грани потери рассудка. Как ты считаешь, стоит мне прочитать это письмо? Я достаю из сумочки конверт с письмом и держу его так, будто он сделан из нитроглицерина и вот-вот взорвется. Нахмурившись, Майкл говорит: – Хотел бы я придумать какой-нибудь каламбур, но слишком устал. Поэтому отвечу коротко: да. Читай. Носить с собой запечатанный конверт – очень странная затея. У тебя с родителями какая-то мания не читать писем, которые нужно обязательно прочитать. То время ушло. Ты ничем не сможешь навредить матери – она умерла. И она написала тебе с вполне очевидной целью. Так что давай – читай уже это чертово письмо. Я киваю и осторожно вытягиваю белые страницы из плотного белого конверта. Мамин идеально аккуратный почерк сразу бросается в глаза, и я едва сдерживаю подступившие слезы. Майкл заглядывает мне через плечо, и мы вместе начинаем читать. Глава 25 «10 января 2010 года Дорогая Джессика! Я пишу тебе это письмо со странным ощущением, как будто попала в какой-нибудь шпионский детектив, которые твой отец так любил смотреть по воскресеньям, но если ты читаешь эти строки, значит, меня больше нет на свете. Твой отец перешел в лучший мир несколько месяцев назад, и в связи с его смертью мне пришлось посетить нотариуса, чтобы привести дела в порядок. Не знаю, что конкретно хочу тебе сказать, наверное, прежде всего вот это: я тебя люблю. Ты – счастье всей моей жизни, моя дорогая девочка, одаренная удивительным воображением. Я всегда хотела много детей, но так сложилось, что у меня появилась только ты, и в утешение я приложила все силы, чтобы стать лучшей матерью, какую только может пожелать ребенок. Я тебя очень люблю. Эти слова редко звучали в нашем доме, как ни грустно мне это признавать. Мы упустили так много возможностей сказать друг другу нечто важное. Хочу попросить прощения и за это, и за многое другое. Ты так и не узнала моих родителей, своих бабушку и дедушку, но должна сказать, что мы с Розмари выросли в семье, где прав был всегда отец, а любые отклонения от правил строго карались. Я не была идеальной матерью, но ни разу не тронула тебя и пальцем и не позволяла делать это твоему отцу, потому что мне в детстве пришлось столкнуться с жестокостью. В те времена в физических наказаниях не видели ничего особенного. Мой отец, как ты знаешь, был военным, мы часто переезжали с базы на базу и все семейные тайны возили с собой. Возможно, не случайно мы с Розмари вышли замуж за чрезвычайно властных мужчин. Твой отец никогда не давал воли гневу, однако настаивал на своей правоте – и возможно, его настойчивость и уверенность давали мне ощущение безопасности. Ты же выросла совсем другой. Ты хотела противоположного. Хотела тревог и волнений, мечтала о большем, чем наш маленький, безопасный мир мог тебе предложить. Ты тоже выбрала себе мужчину не случайно – Джо отличался таким же свободолюбивым и бесстрашным характером, как ты, и был полной противоположностью твоему отцу. Твоя удивительная храбрость приводила меня в ужас. Я знала, как жесток этот мир, и хотела тебя защитить. И теперь я снова должна извиниться. Возможно, ты уже нашла ее, а может, и нет, но на чердаке хранится коробка. Картонная, из-под обуви твоего отца. В ней хранятся письма и открытки, которые пришли от Джо и которые я так и не передала тебе. Твой отец требовал, чтобы я их уничтожила, и мы оба сделали все возможное, чтобы ты никогда не узнала об этих посланиях. Он хотел стереть Джо из твоей жизни. Я уверила твоего отца, что все сожжено, и так и собиралась поступить, однако в душе противилась такому решению. Это был незначительный акт неповиновения, медали за храбрость мне не полагается. Надо было мне быть храбрее. Бороться по-настоящему. И не мешать Джо видеться с тобой. Прости меня, мне очень-очень жаль. Быть может, вспоминая о своем детстве, я чрезмерно старалась оградить тебя от всех опасностей и поступила неправильно, хоть и исходя из жизненного опыта. Теперь я понимаю, что оградила тебя от всего – и от счастья и радости, которых ты заслуживала. У меня нет оправданий. Твой отец был, как всегда, уверен в своей правоте, и я не стану прятаться за призраком усопшего, потому что была с ним согласна. Когда ты встретила Джо, нам оставалось лишь смотреть, как катится под откос твоя жизнь, мы видели вашу бедность и грязную квартиру. Ради Джо ты отказалась от прекрасного образования, забыла все мечты. Покинула дом и спокойную жизнь, отреклась от настоящего и будущего – все ради Джо. Конечно, мы отказывались видеть, как вы с ним счастливы. Исподтишка я позволяла себе заглядывать в вашу жизнь, но все равно не хотела верить. Вы нарушили все правила, а для меня в жизни не было ничего важнее правил. После смерти Грейс, когда ты заболела, Джо обратился ко мне за помощью. Не представляю, чего ему это стоило, ведь он переступил через свою гордость. А мы от него избавились. Прогнали, не пускали к тебе и прятали его письма. Я говорила себе, что поступаю правильно. Уверяла себя, что без Грейс, которая привязала тебя к Джо, ты найдешь в себе силы обрести свободу. Поправишься, вернешься к учебе, даже встретишь другого мужчину. У тебя будут другие дети, и ты будешь жить в достатке с другим человеком. Я помню, что не сразу пришла к этой мысли, я видела, как ты страдаешь, как больно тебе существовать, не видя Джо, но отец решил, что пора сжигать мосты. Мне тогда очень хотелось сказать «нет», выступить против твоего отца. Однако я промолчала – и снова потому, что отчасти была с ним согласна. Джо был опасен, и рядом с ним ты теряла разум. Без него ты снова станешь нашей милой маленькой девочкой – так я себе говорила. Теперь я начинаю понимать, что, возможно, мы приняли неверное решение. Ты вернулась в родной дом, работаешь в школе, мы живем с тобой бок о бок, но моей маленькой девочки больше нет. Частица твоей души ушла навсегда. Когда ты простилась с Грейс и Джо, часть твоего сердца умерла. Пропали твое бесстрашие, воображение, радость. Я никогда не одобряла твоей безумной отваги, свободолюбия и даже безудержной радости. Эти качества могут довести до беды. Мне же хотелось тебя уберечь и защитить, и потому я до сих пор прячу те письма в коробке на чердаке. Внешне ты окрепла, поправилась, но сердце твое по-прежнему изнывает от горя. И я боюсь, что, узнав правду, ты не выдержишь, сломаешься под ее тяжестью. Возможно, тебе не придется читать это письмо. Быть может, наступит день, и я пойму, что ты стала сильной и способна выдержать любую правду, а у меня достанет сил пережить последствия – потому что я не питаю иллюзий: ты не сможешь меня понять и простить. Я недавно лишилась твоего отца, осталась без поддержки и опоры в жизни и не хочу потерять и тебя. И потому – да, я останусь эгоисткой и буду притворяться, что делаю все только ради тебя. Не представляю, как и когда ты прочитаешь это письмо. Искренне надеюсь, что ты не одинока. И еще надеюсь, что ты сможешь мне поверить: я любила тебя и Грейси, твою прелестную дочь. В ней было сосредоточено все счастье мира, и когда ее не стало, жизнь изменилась. Когда я увидела тебя на ее похоронах, похожую на тень, у меня сжалось сердце. Постарайся понять: ты – моя Грейси, и я поступила так ради твоего блага, по крайней мере, в этом я себя убедила. Будь счастлива, моя дорогая, я желаю тебе только радости – опасной, необузданной радости. Ты всегда была храбрее меня. С любовью, мама». Глава 26 Все утро мы безрезультатно бродим по лондонским рынкам. Даже удивительные способности Майкла искать информацию в интернете не помогли нам обнаружить названия компании «Какой-то ирландец и сыновья», которую тщетно пытался припомнить Эван, а Эван прислал сообщение, что наутро память к нему так и не вернулась. Ничего удивительного – с тех пор прошло двенадцать лет. Слишком многое изменилось – у всех и во всем. Пожилой грузчик на рынке «Спиталфилдс» вспоминает компанию «О’Донохью и сыновья», но они закрылись лет десять назад. Никаких сыновей у владельца не было, он добавил их в название просто для красного словца – а когда решил выйти на пенсию, то компанию продал. Мы разговариваем чуть ли не с сотней прохожих и торговцев, покупаем бесчисленные яблоки и свечи ручной работы, выпиваем десятки чашек кофе в уличных кафе, наблюдая за жизнью городских рынков под открытым небом. Однако нам не удается найти ни единой ниточки, которая привела бы нас к Джо или хотя бы указала верный путь к нему. И вот мы сидим под высокими стеклянными сводами и металлическими арками рынка «Боро» в Саутварке, недалеко от Лондонского моста. Восхитительное место, на прилавках фрукты всех цветов радуги, свежая зелень, сыры, сладости и целый цветочный сад. Звуки и запахи никого не оставят равнодушным, и при других обстоятельствах мы бы с удовольствием провели здесь время. Однако мы сидим усталые, измученные физически и растерянные. Хуже всех выглядит Майкл – утомленно пощипывая слойку с шоколадом, он печально вздыхает. – Что не так, Бетт Дэвис? – ущипнув его за бок так же, как он отламывает слойку, спрашивает Белинда. – На тебя без слез не взглянешь. Шлепнув ее по руке, он отвечает: – Брось свои шуточки, я все равно не понимаю, о ком ты говоришь. Мне не смешно. – А мне смешно. – Ну ладно, иногда ты шутишь к месту, но сейчас я не в настроении. Сплошной депресняк. То бездомные, то письма от умерших родственников, которые при жизни скрывали свои истинные чувства, то эта охота за «Красным Октябрем». – Ну, а теперь кто вспомнил старый фильм? – Я вспомнил, каюсь. Просто… грустно все это, наверное. Сочувствую Джо. И всем сочувствую. А я не люблю, когда вот так… много чувств. Неприятно это. Майкл все же истинный сын Розмари, своей матери, как бы ему это ни было противно. – Понятно. – Белинда на удивление отнеслась к стонам Майкла серьезно, вместо того чтобы и дальше его высмеивать. – И все же я подозреваю, что дело не просто в чувствах, а в том, какие именно чувства вызывают в тебе те или иные факты. Мне кажется, что ты ужасно злишься на себя. – Да, злюсь! – рявкает он, широко раскрыв глаза. – Ужасно злюсь! Я стою на развилке и не знаю, какую дорогу выбрать: пойду направо – жить буду скучно и вкалывать с утра до вечера, а налево – стану отверженным. Я-то надеялся и дальше веселиться и хранить от родителей свой скелет в шкафу, однако теперь вряд ли так смогу. Ко всему прочему, отец ждет, что я стану работать в его фирме, а меня туда совсем не тянет. Вот такие неприятности нарисовались. – В какой области права работает твой отец? – спрашивает Белинда, забирая истерзанную слойку с тарелки перед Майклом и отламывая от нее кусок. – В основном его фирма занимается сделками по недвижимости – составляет документы, оформляет передачу прав. Не таким я представлял себе будущее. – Звучит дерьмово, – поморщившись, признает Белинда. – А как ты представлял свое будущее? – Ну, не знаю. Хотел стать эксцентричным миллиардером! – Похвальная цель. Но если сразу не получится, возьмись за что-нибудь другое. Тебе вовсе не обязательно сопровождать сделки по недвижимости. В моей конторе дело найдется. Вступишь в нашу веселую компанию любителей игрушечных глаз.