И тогда он, вероятно поддавшись временной слабости, поскольку крайне неудачное место встречи сильно повлияло на него, вместо того чтобы просто покачать головой и перевести разговор на то, как им повезло с погодой в это лето, сглупил и рассказал о черепе, который нашел малыш Эдвин и который пару дней назад стал предметом расследования отдела тяжких преступлений. Боргстрём сразу же попытался навязать ему прокурора в качестве руководителя проводимого Бекстрёмом дознания. Однако Тойвонену по данному пункту удалось отбиться от него, сказав, что, судя по всему, речь скорее шла о самоубийстве, чем об убийстве. Однако случившееся потом оказалось гораздо хуже. Даже настолько плохо, что пару раз Тойвонен подумывал извиниться перед Бекстрёмом, хотя не любил его еще больше, чем Карла Боргстрёма. 23 После четвергового совещания Бекстрём отвел Аннику Карлссон в сторону, чтобы выпустить пар. Чертов финик Тойвонен, наверное, решил поиздеваться над ним, прислав ему двух инвалидов, Олссон с двумя «с» и парня с кучей согласных в фамилии, и сейчас ей требовалось позаботиться о том, чтобы он смог получить толковое подкрепление. — Разберемся, — сказала Анника Карлссон, не вдаваясь в подробности, как собиралась это делать. — Мне нужно спешить, — сообщил Бекстрём и на всякий случай посмотрел на часы. — У меня встреча с группой по проведению реорганизации в Главном полицейском управлении, и боюсь, она затянется до конца дня. Увидимся утром. — Да, столько хлопот с этой реформой, — кивнула Анника и дружелюбно улыбнулась ему. — Но ты должен пообещать мне не забывать о желудке. — Что ты имеешь в виду? — спросил Бекстрём и подозрительно уставился на нее. — Регулярное питание. Это ведь важнее всего, — объяснила Анника Карлссон с невинной миной. — Независимо от объема работы, — добавила она. «Достали все», — подумал Бекстрём, сидя в такси на пути к ресторану на Страндвеген, где он чаще всего обедал по четвергам, то есть в тот день, когда действительно требовалось набраться сил перед рывком на финише недельной дистанции на работе и приближающимися выходными. После нескольких датских бутербродов на ржаном хлебе с настоящим салом вместо масла, где оно служило подложкой для самых разных деликатесов, которые горой накладывались сверху: филе селедки с луком и каперсами, копченого угря с яичницей, печеночного паштета с маринованным огурцом и жареной телятины с рябиновым желе, а также пары рюмок водки для улучшения пищеварения и обычного холодного пива к Бекстрёму наконец вернулось душевное спокойствие, и остаток дня он провел в своей обычной манере. Отдохнул после обеда, прогулялся пешком до своего любимого ресторана, после чего вернулся в собственное жилище и, как всегда, посвятил вечер четверга просмотру своей электронной почты и ответам на наиболее интересные послания. «Пора на покой», — подумал Бекстрём, допив свой последний вечерний коктейль, и отправился в ванную чистить зубы. Пятница выдалась напряженной для Бекстрёма. Сначала он на короткое время посетил свой офис с целью убедиться, что все сотрудники работали в точном соответствии с его указаниями, а во всем остальном держали себя в руках. Затем просмотрел свою последнюю входящую корреспонденцию, не открывая ее, после чего в знак особой благосклонности сделал исключение своему новому шефу, явно настолько жаждавшему встречи с ним, что за один час прислал два сообщения одинакового содержания. «Сожалею, но я буду на совещании группы по проведению реорганизации в управлении весь день, а в понедельник и вторник у меня встреча в совете по планированию реформы. Тебя устроит конец следующей недели?» — закончил Бекстрём свой ответ, а потом отправил его и выключил компьютер на выходные. «Черт бы тебя побрал, — подумал он. — Половину жизни занимался тем, что подталкивал людей совершать страховые мошенничества и раздавал миллионы инвалидам-колясочникам, тратившим их на кругосветные путешествия, экзотические напитки с зонтиками, посещение пирамид и рыбалку на Карибах, прежде чем занял пост шефа полиции Солны, где явно намеревается провести вторую половину своей карьеры. Наша любимая старая Швеция катится прямиком в пропасть», — заключил Бекстрём, и единственной возможностью выжить для него самого было сохранять верность своим привычкам. По пятницам он ввел в свою программу дополнительный пункт как раз в целях улучшения физического здоровья и душевного равновесия. Один час массажа и общего расслабления у его польского физиотерапевта Мадам Пятницы, после окончания традиционного обеда в баре на Фридхемсгатан. Возвращаясь домой для послеобеденного отдыха, он столкнулся на лестничной площадке с малышом Эдвином. Мальчик выглядел унылым, и Бекстрём пригласил его для разговора. Но сначала он приготовил себе водку с тоником, льдом и лимоном и фанту с соломинкой своему маленькому другу. — У тебя не самый здоровый вид, Эдвин, — констатировал Бекстрём. — Я могу чем-то тебе помочь? Уже пару дней мальчику снились кошмары о черепах. Его мать Душанку настолько это обеспокоило, что она договорилась о визите к психологу, куда они вдвоем собирались отправиться в понедельник. Но Эдвин совершенно этого не хотел. Бекстрём мобилизовал все свое глубокое сочувствие и попытался успокоить его. Работа специалиста по расследованию убийств, конечно, имела негативные стороны, но как раз от черепов стоило ожидать меньше всего опасности в данной профессии. Скорее дело обстояло совсем наоборот, и найденный Эдвином череп находился на его и Бекстрёма стороне, а вот кому действительно следовало беспокоиться, так это тому, кто всадил в него пулю и, скажем так, превратил из обычной головы в череп. — Поверь мне, Эдвин, — сказал Бекстрём, — есть некий высший смысл в том, что именно ты нашел его, и, по моему глубокому убеждению, он сразу понял, что как раз благодаря тебе справедливость, в конце концов, восторжествует. Мы поймаем того, кто стрелял в него, и сможем увидеть, как он окажется за решеткой и ответит за свое преступление. — Я понимаю, что комиссар имеет в виду, — ответил Эдвин, который теперь выглядел бодрее. — Хотя с моей стороны было глупо пинать его ногой. — Но подожди, — остановил его Бекстрём. — Хватит корить себя. Ты же пнул не череп, а гриб-дождевик. — Да, конечно, но откуда он мог это знать, — возразил Эдвин. — Само собой, он все понял, — заверил мальчика Бекстрём. — Можешь не сомневаться, а также простил тебя. Кстати, пока он еще ходил живехоньким по земле, наверняка также пнул бы дождевик, если бы увидел его. Так ведь все поступают. — Да, это понятно, — согласился Эдвин, чье настроение, судя по выражению его лица, явно улучшилось. — А как все будет со злодеем? Как вы думаете, комиссар, мы сможем поймать его? — Естественно, — твердо произнес Бекстрём. — И это произойдет не без твоей помощи, да будет тебе известно. Ты, я и череп на одной стороне. Если кто-то и должен волноваться и страдать кошмарами по ночам, так это наш злодей. — Отлично, — сказал Эдвин. — Кстати, вот еще что, — продолжил Бекстрём и, выудив из кармана свой толстый зажим для купюр, отсоединил от него верхний слой. — Как ты наверняка понимаешь, тебя ждет вознаграждение, и я собираюсь уже сейчас дать тебе аванс, чтобы ты смог купить себе несколько новых компьютерных игр. — Ого! — воскликнул Эдвин, и от его унылого вида не осталось и следа. «Надо направить на путь истинный мамашу парня», — подумал Бекстрём, закрыв дверь за ним. Стоило мозгоправам взяться за парня, и пиши пропало, тогда пострадал бы не только мальчик, но и сам Бекстрём, который потерял бы надежного помощника. Конечно, еще не вышколенного до конца и не совсем взрослого, но последнее было ведь лишь вопросом времени. Все еще немного физически слабоватого, что наглядно проявилось в последний раз, когда Бекстрёму перед летом понадобилось закупить содовую для коктейлей: тогда Эдвину пришлось ходить в магазин четыре раза, поскольку он не мог нести два пакета одновременно. «Не велика проблема, и скоро парень вырастет, а в худшем случае можно будет ввести ему немного гормонов роста, а потом он получит водительские права, право покупать алкоголь и станет для меня кем-то вроде лакея, когда я достигну осени жизни», — подумал Бекстрём и довольно вздохнул. Для него пришло время вздремнуть, поскольку он собирался поужинать вместе со своим старым знакомым Гегуррой. «Затем бодрящий душ и опять в седло», — решил Бекстрём и уже взял курс на свою спальню, когда кто-то позвонил в его дверь. 24 Бекстрём очень осторожно прошел в прихожую с Зигге в правой и мобильником в левой руке. «Судя по звонку, явно не Эдвин, забывший сказать что-то и вернувшийся по этой причине», — подумал он, выводя на экран мобильника картинку с установленной на лестничной площадке камеры. И действительно, это был не соседский мальчик. А Анника Карлссон, та самая Утка, при мыслях о которой его прошибал холодный пот, стоило ему вспомнить, как она в последний раз нежданно заявилась в его жилище. Сначала он стоял тихо как мышь в надежде, что Анника подумает, что его нет дома, но она принялась барабанить в дверь кулаком, отчего вся квартира задрожала от пола до потолка. — Кончай заниматься ерундой, — сказала Утка Карлссон. — Я знаю, ты дома. Видела Эдвина, когда он уходил. — Я занят, — ответил Бекстрём. — У тебя что-то важное? «Она, наверное, сталкер», — подумал он. — Так, послушай-ка, — взорвалась Анника Карлссон, — мне надо поговорить с тобой, и, если не откроешь, я расстреляю чертову камеру, которую ты спрятал под потолком. — Скажи, о чем пойдет речь, — настаивал Бекстрём. — Во-первых, нам надо поболтать о чокнутом Боргстрёме. Он на стену лезет от злости, поскольку не может найти тебя. А во-вторых, у меня есть предложение о том, как я могла бы вернуть занятые у тебя деньги. — Да, я слушаю, — сказал Бекстрём, одолживший Утке Карлссон миллион, когда она покупала себе новую квартиру, и давно не наблюдавший с ее стороны никаких усилий погасить долг. Сейчас она, похоже, наконец решила взяться за ум, хотя ей давно следовало это сделать при мысли обо всех напоминаниях, которые он ей послал. — Кроме того, я обещаю даже не прикасаться к тебе, если ты этого боишься. — Ладно, ладно, — пробормотал Бекстрём. — Дай мне минуту. Потом он надел свой махровый халат, как можно сильнее затянув пояс и на всякий случай сделав двойной узел, прежде чем открыл дверь и впустил Карлссон. Утка Карлссон бросила свою куртку на стоявший в прихожей стул и, шагнув в его гостиную, расположилась на диване. Бекстрём предпочел не садиться в свое кресло. На случай, если она попытается пойти на сближение, для него было лучше занять старинный стул с подлокотниками, находившийся у самого выхода в прихожую. Насколько он мог видеть, она была без оружия, во всяком случае, он не заметил ни плечевой кобуры, ни наручников, и это представлялось ему хорошим признаком. И все равно сам ее вид, как обычно, нагонял страх, и она даже делала какие-то таинственные упражнения для растяжения мышц, сидя на его диване. «Целиком и полностью опасна для жизни, мускулатура повсюду», — внутренне содрогнулся Бекстрём. — Красиво у тебя стало после ремонта, — заметила Утка, улыбнулась и явно одобрительно кивнула по поводу увиденного. — И сколько комнат у тебя теперь? Четыре и пять? — Четыре, — солгал Бекстрём. Имелась еще и пятая, которую переделали в его тайное убежище и куда у него и мысли не возникло бы пустить Утку Карлссон. — Невероятно красиво, — повторила Утка и кивнула снова. — Ты не против, если я немного прогуляюсь по твоему дому? — Нет уж, — сказал Бекстрём и покачал головой. — Ни в коем случае. Ты вроде о чем-то хотела поговорить, — напомнил он. «За кого она меня держит?» — Наш блюдолиз Боргстрём охотится за тобой, — сообщила Утка Карлссон. — Он приходил ко мне в кабинет пару часов назад. Я никак не могла от него отделаться. — И чего он хотел? — Спрашивал, не занимаемся ли мы каким-то тайным расследованием убийства. Женщины, застреленной на острове озера Меларен. — И что ты сказала ему? — Рассказала все, как есть, — призналась Утка Карлссон. — А как бы ты поступил на моем месте?