Бойню в Алвесте сразу же закрыли, и прошло целых полгода, прежде чем ее открыли снова. Но эта катастрофа, по большому счету, не затронула колбаски Буллена. Во-первых, речь шла о консервах, а во-вторых, продукт с его именем не заразил ни одного потребителя в стране. Достаточно было только посмотреть на этого мужчину, и сразу становилось ясно, что он не мог иметь никакого отношения к столь печальной истории. Буллен выглядел человеком, заботившимся о здоровье своих клиентов и в любом случае их животах. Его колбаски с большим успехом продавались вплоть до конца шестидесятых, когда производство перешло к фирме «Скан», но и потом все шло хорошо. Они по-прежнему оставались в ассортименте больших продовольственных магазинов. Естественно, также и более мелких торговцев, которые по-прежнему могли снабжать своих клиентов всем жизненно необходимым вроде кофе, батонов, масла и… «Пивных колбасок Буллена». Шестьдесят два года прошло, но они все еще в строю. Тот же рецепт сегодня, как и прежде. Банки того же образца, и по большому счету та же самая этикетка с дружелюбно улыбающимся круглолицым Булленом. Продажи, конечно, уменьшались по мере того, как умирали старые клиенты, но они по-прежнему оставались на уровне десяти тысяч банок в год. «Пивные колбаски Буллена», казалось, будут жить вечно. «Остается экспертный анализ с криминалистической точки зрения», — подумал Ниеми. Он поместил банку на рабочий стол, зажег особо сильную лампу и достал лупу и все, что могло понадобиться для первичного исследования, целью которого являлось выяснить, когда банка могла попасть в обвалившийся погреб на острове Уфердсён. «Логотип фирмы „Скан“ на этикетке», — констатировал Ниеми, поскольку это он смог разглядеть невооруженным глазом. Значит, речь шла самое раннее о 1969 годе, когда изделие перешло к новому производителю, внесшему соответствующее изменение в оформление. Изучив банку с помощью увеличительного стекла, он нашел на донышке маркировку. Цифры и буквы, всего восемь знаков, но ничто из них сразу не указало ему год изготовления. «Самое время позвонить в „Скан“», — решил Ниеми и уже при третьем разговоре добился успеха. Его собеседником оказался ветеран предприятия, продававший «Пивные колбаски Буллена» по большому счету всю свою профессиональную жизнь. — Я вижу в нашем регистре, а он есть в моем компьютере, что данную банку, скорее всего, изготовили во втором квартале 1982 года, — констатировал ветеран. — Вот как, — сказал Ниеми. — А ты не мог бы переслать этот список мне по электронной почте? — Естественно, естественно. Один вопрос из любопытства. По твоим словам, эта банка всплыла в связи с каким-то расследованием. И о каком преступлении идет речь? — Убийстве, к сожалению, — вздохнул Ниеми, будучи не в состоянии сдерживать эмоции. — Боже. Это же ужасно. Ты можешь рассказать побольше? — Ну, единственное я могу сказать, — усмехнулся Ниеми, — что, похоже, жертва умерла не от находившейся в ней колбасы. — Боже, — повторил ветеран. — Ужасная история. А в ней нет ничего такого, о чем мне следовало бы проинформировать отдел продаж? — Пожалуй, — согласился Ниеми. — Наверное, тебе стоит сделать это. Но подобное вы вряд ли можете использовать в качестве рекламы. «Самое раннее во втором квартале 1982 года, — размышлял Ниеми. Тридцать пять лет назад, и принимая во внимание состояние консервной банки, пластикового пакета, в котором она лежала, и с учетом места, где все это оказалось, так могло и быть», — подумал он, пока пешком преодолевал расстояние от работы до дома. Кто-то проводит отпуск на озере Меларен. Причаливает лодку к острову Уфердсён, ставит палатку, поскольку, пожалуй, не может спать на борту, ищет прохладное и тенистое место, где мог бы защитить взятую с собой провизию от жаркого солнца. Тогда он находит наполовину обвалившийся погреб. А отправляясь домой, он забывает банку с колбасками Буллена. И если бы останки их жертвы уже лежали там, он вряд ли стал бы использовать это место в качестве своего продовольственного склада. «Она, вероятно, попала туда значительно позднее», — подумал Ниеми, открывая дверь своего жилища. Банка едва ли имела отношение к делу, и он мог забыть о мистическом послании из потустороннего мира. Присланном одним из самых любимых народом артистов страны, умершим более пятидесяти лет назад, который во время своего пребывания на земле считался глубоко верующим католиком и кем-то вроде рапсода. «Замечательно, — подумал Ниеми и достал из холодильника банку холодного пива. — Остается пакет „Лидл“». Данная торговая сеть начала свою деятельность в Швеции в 2003 году. Первые такие пластиковые пакеты, появившиеся на шведском рынке, были на двадцать лет моложе консервной банки. Значит, наверняка пакет имел отношение к делу. «Он того рода, какие натягивают на головы тех, на чьи лица старательно избегают смотреть», — подсказала ему интуиция, и, как потом выяснится, он попал в точку. 39 Шведских полицейских много хвалили за их деятельность по идентификации погибших во время цунами. И вполне справедливо хвалили, а если кто-то и нашел для себя причину пожаловаться, то, наверное, из-за того, что общество, которому они в лучшему случае обязаны хорошо служить, так никогда и не осознало, с какими трудностями им пришлось столкнуться в той работе и каков ее объем. Все найденные пятьсот сорок три шведские жертвы удалось идентифицировать, и, судя по всему, абсолютно правильно. Конечно, случались недоразумения в пути — два тела перепутали при транспортировке из Таиланда в Швецию, но на родине все тоже тщательно проверялось, и здесь данную оплошность сразу обнаружили. Пятнадцать из тех шведских граждан, о чьей пропаже были поданы заявления, так до сих пор и не нашли. При мысли о том, что случилось, и месте, где это произошло, они почти наверняка мертвы. Океан забрал их и стал также местом последнего упокоения. Одновременно нельзя исключать, что какие-то из всех цифр в ту или другую сторону не соответствуют истине. Например, кто-то из шведских граждан уже давно находился в Таиланде, когда случилось цунами, но о его или ее исчезновении никто не заявил ввиду отсутствия шведских родственников или поскольку сей человек предпочитал анонимно жить в новой стране. Или, наоборот, кто-то из так и не найденных пятнадцати человек по-прежнему жив и просто воспользовался случаем исчезнуть, чтобы под новым именем зажить другой жизнью, раз уж представилась такая возможность. Однако большинство известных фактов говорит против этого. Ведь из еще числящихся среди пропавших пятнадцати десять были детьми, а оставшиеся пятеро взрослых находились в компании одного или более родственника, когда произошла катастрофа. А те выжили. В общем, судя по всей имеющейся информации, идентификация найденных прошла абсолютно правильно, а те немногие, кого так и не нашли, мертвы. Однако когда подобное происходит, естественно, не обходится без исключений. И в данном случае полиция и прочие правоохранительные органы Швеции гораздо позднее проявят к такому намного больший интерес, чем ко всем другим шведским жертвам цунами. Чисто практически работа велась по двум направлениям. Во-первых, на месте в Таиланде, где случилось само великое бедствие, во-вторых, дома в Швеции, где надо было собрать все необходимые данные о пропавших людях, с помощью которых находившиеся на месте трагедии коллеги смогли бы идентифицировать мертвых. Если выразить оба задания в человеко-часах, второе требовало гораздо больше ресурсов, чем первое. Однако одно дело — сидеть за своим письменным столом и сортировать бумаги, а совсем другое — в маске на лице и в резиновых перчатках стоять под палящим солнцем, наклонившись над очередным сильно пострадавшим от действий стихии трупом в длинном ряде ему подобных, которому, казалось, не будет конца. Конкретно же речь шла о том, чтобы, в худшем случае, вытащить зуб у мертвого человека, лежавшего там, или, сунув его пальцы в кипяток, заставить их распухнуть с целью получения достаточно четких отпечатков. А в лучшем случае — просто снять с покойников одежду, чтобы появилась возможность приступить к поиску родимых пятен и татуировок. Тоже не самая легкая задача, когда от солнца и соленой воды и уже начавшегося процесса разложения тела почернели и неимоверно раздулись. От такой работы большинство охотно отказалось бы. Но кое-кто сделал ее для нас, чтобы облегчить страдания других, ценой собственных мук, пока занимались ею. Честь и хвала им за это, о таком нельзя забывать. А поддерживать порядок в своих бумагах, положить их в правильную папку или отправить далее правильному адресату не велика заслуга. С подобным справляются почти все. Жертвами цунами большей частью стали обычные, приличные люди, взявшие с собой свои семьи, чтобы провести Рождество и Новый год в Таиланде. Среди них почти не было таких, кто числился в полицейских регистрах дома в Швеции. И поэтому данные на всех из них пришлось собирать практически с нуля. Начиная с общего описания внешности, включавшего пол, возраст, рост, телосложение, цвет волос и все иное, от врожденных дефектов до родимых пятен и татуировок и их примерного расположения, вида и содержания. Кроме того, в полном объеме данные относительно изменений тела, происходивших позднее в жизни: о новых тазобедренных и коленных суставах, электрокардиостимуляторах, грудных имплантатах, шрамах и рубцах, полученных в результате несчастных случаев, болезней, операций, обо всем, что удаляли, заменяли и, пожалуй, добавляли. Стоматологические карты, естественно, старая добрая классика для, пожалуй, самых печальных случаев в данной связи, когда есть труп, но точно неизвестна личность покойного. И потом, конечно, ДНК. Критерий, о котором сегодня больше всего говорят в ситуациях вроде этой и о котором, к сожалению, у слишком многих создалось неправильное преставление. Откуда им знать, что жара в совокупности с соленой водой сильно разрушает ДНК жертв. Из-за этого тогда в Таиланде пришлось использовать другие и более сложные методы, по сравнению с самым простым, когда в рот того, у кого берут пробу, засовывают палочку с ваткой. Там приходилось добывать ДНК из других мест: волос, пульпы зубов, костного мозга бедра жертвы. Иногда даже благодаря обычной расческе или зубной щетке при условии, что их удавалось точно связать с определенным телом. В течение нескольких часов более пяти тысяч человек лишились жизни в районе города Као-Лак. Целых десять процентов из них были шведами. Когда вода схлынула, трупы оказались целиком и полностью во власти сильного солнечного света и тридцатиградусной жары. Несколько сотен пролежали таким образом не одни сутки, прежде чем их нашли. Многие настолько сильно пострадали от столкновения с разными предметами, что ни о каком простом опознании по внешним признакам не могло идти речи или даже пол не удавалось определить. А это тоже требовалось понять. Так выглядел материал для судебных исследований, который день за днем и неделя за неделей пытались собрать вместе, чтобы постепенно перевезти в организованный в Пхукете идентификационный центр. Однако с Джейди Кунчай, похоже, все обстояло не столь плохо, ее было гораздо проще идентифицировать по сравнению с большинством других жертв. Именно это Надя попыталась вбить в голову самодовольному и одновременно враждебно настроенному Бекстрёму, когда они встретились во второй половине дня в воскресенье с целью обсудить истину, состоявшую в том, что никто из людей не может умереть более одного раза. Мертвое тело Джейди Кунчай нашли уже в первые сутки после цунами. Причем в ее собственной спальне, под ее кроватью, в доме, который они с мужем снимали. Она была одета в собственную ночную рубашку и имела характерное нашейное украшение — золотой кулон с нефритом, изготовленный по заказу ее матери ювелиром в Бангкоке, который та потом подарила ей по поводу окончания университета. Джейди нашли ее муж и помогавший ему в поисках персонал отеля. Ни у кого из них не возникло сомнения, что они обнаружили именно ее. Не сомневалась и мать, когда двое суток спустя смогла попрощаться со своей дочерью в идентификационном центре в Пхукете. Там у покойной взяли пробу ДНК, и ее профиль полностью совпал с тем, который уже семь лет находился у шведских миграционных властей. — Стоматологическая карта как же? — возразил Бекстрём. — Почему не проверили ее зубы? — Порой я не понимаю тебя, Бекстрём, — сказала Надя, с трудом скрыв раздражение. — У Джейди не было ее. Она никогда с самого детства не посещала зубного врача. Наши шведские коллеги здесь дома не пересылали никакой стоматологической карты в Таиланд. Неужели это так трудно уяснить? — Но они же там все равно могли сделать отпечаток с ее зубов, — буркнул Бекстрём. — Сейчас я начинаю беспокоиться за тебя, Бекстрём, — пожала плечами Надя. — Поведай мне, с чем они сравнили бы его тогда? — У всех есть стоматологические карты, — ответил Бекстрём и пожал плечами. — Но только не у Джейди Кунчай, — возразила Надя. — Если ты удосужишься прочитать бумаги, которые я дала тебе, то найдешь там протокол беседы, проведенной нашими коллегами с ее сослуживицей как раз по данному вопросу. Касательно того, что у нее не было ни зубного врача, ни стоматологической карты. Это просто удивляло их. В Швеции у всех обычно есть и то и другое. Точно как ты сказал. — И что она рассказала, эта сослуживица? — Ну, они болтали на данную тему между собой. О совершенно идеальных зубах Джейди, она якобы сама рассказала об этом, когда та ее спросила. О том, что у нее никогда не возникало необходимости посещать зубного врача. Не было ни кариеса, ни зубных камней. И естественно, ни малейшей нужды носить брекеты. Джейди имела белые просто идеальные зубы. Точно как на тех ее фотографиях, которые ты, надо надеяться, видел в полученной от меня папке. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — кивнул Бекстрём. — Ну, я посмотрел их. И конечно, не зубной врач, но, на мой взгляд, ее зубы напоминают те, которые я видел на черепе, найденном моим маленьким соседом на острове озера Меларен. — Сдаешься? — Нет, — ответил Бекстрём. — Я же не был в Као-Лаке, поэтому не мог посмотреть зубы другой женщины, кем бы там она ни была. И слава богу, при мысли о том, как ей досталось. Я же видел фотографии виллы, которую они снимали на берегу. Гора всякого хлама, под которой она, к сожалению, похоже, оказалась. — Хотя я не исключаю возможности, что именно мы здесь дома могли совершить ошибку, — заметила Надя, — а не наши коллеги там, в Таиланде. Все, пока виденное мной, говорит в пользу того, что Джейди кремировали в Бангкоке одиннадцать лет назад. И что она по столь простой причине не могла оказаться на острове Уфердсён озера Меларен. — Да, в любом случае именно это нам надо выяснить, — сказал Бекстрём и на всякий случай посмотрел на часы. — Увидимся завтра на общем совещании. Оно назначено на десять? — Нет, на девять. — В девять, ага, да, можно представить себе, — сказал Бекстрём и улыбнулся. — Вот что, Надя, я думаю, тебе не стоит отбрасывать вариант с ее сестрой-близняшкой. Чем больше я слушаю тебя, тем более интересной мне кажется эта гипотеза. Хотя она, если ты спросишь меня, выглядела абсолютно идиотской с самого начала. Если ты позанимаешься этим еще какое-то время, нам, пожалуй, придется взять ее на вооружение, иначе мы сможем оказаться в плену чистых фантазий. Надя ограничилась лишь кивком. Достаточно нейтральным, что ее вполне устроило при мысли обо всех нахлынувших на нее эмоциях. «Бекстрём странный человек, — подумала она. — Есть вещи, которые он не слышит». У него явно имелись предрассудки, пусть он и смотрел на них, как на некую форму предвидения, то, о чем не стоило рассказывать другим, не видевшим свет истины. Всем окружавшим его идиотам. В мире, где ее коллега и шеф жил исключительно своей жизнью, все было столь практично организовано, что, независимо от всего иного, его предрассудки экономили время. Кроме того, они шли на пользу его репутации специалиста по расследованию убийств, как только ему удавалось найти для них подтверждение. «Остается все иное, — подумала Надя Хёгберг, урожденная Иванова. — Все иное, касающееся правильного и ошибочного. Но какое Бекстрёму дело до подобного?» 40 В понедельник первого августа у Бекстрёма состоялась очередная встреча с его следственной группой. Их дело теперь явно касалось убийства, а не предположения о таковом. С жертвой, которую сначала застрелили, после чего преступник попытался спрятать тело. Кроме того, удалось установить ее личность, без чего невозможно было бы сдвинуться с мертвой точки. Результаты идентификации находились за гранью человеческого понимания, и, чтобы все равно попытаться разрешить проблему каким-то образом, он предоставил Наде право рассказать, в чем состояло новое препятствие, возникшее у них на пути к истине. Реакцию не стоило труда предугадать: со всех сторон посыпались самые разные версии относительно невозможности умереть более чем один раз.