Раз все сказали свое слово, то включаюсь и я: — Все, что произошло, действительно, непостижимо… В тайне я надеюсь, что завтра Кри-Кри просидит весь день дома, что облегчит мою задачу. Запертый в своей комнате, он перестает бояться. От полноты чувств Берю испускает громкий звук. Трудно определить, откуда он исходит: спереди или сзади. — Так значит, девочка, ты — парень? — спрашивает он Элеонору. Она моргает ресницами. — Хм, какой пустяк… — И что же Кри-Кри? Лижет тебя? — Этого тоже не делает. — Тогда зачем ты спишь в его постели? — Просто — заработок. — Наверное, тобой он утирает кому-то нос? Да, она утирала нос — самой себе. Непонятно. Как такая красавица, чудо природы, оказалась на деле аномалией. Берю не терпит того, чего не понимает. — Подожди-ка, малютка, я не понимаю. Сам Бордо — кто? Мужик? — Да, но импотент. — Такой красавец, и такое… несчастье, — скорее стонет, а не говорит Людо, бросив взгляд на кровать. — А что, какой-нибудь несчастный случай? — допытывается Берю. — Да, что-то вроде того. Мой товарищ качает головой и, подумав, еще спрашивает: — А в чем это заключается? — Никто не знает. Сам он говорит о физической травме, но какой, не уточняет. Александр Бенуа обращается ко мне. — Ему нужна моя Берта. Она заставит любого… Это у нее — талант. Он начинает расхваливать свою куколку. Рассказывает обо всех эротических и технических возможностях своей возлюбленной: о руках, царственных и нежных, умеющих работать не хуже специалиста по иглотерапии; о губах, толстых и сильных, которыми она сосет наиболее нежные органы. И еще, и еще, и еще. Все слушают, развесив уши, а он с особым смаком описывает некоторые особенности тела Берты, которые делают ее привлекательнее самой Венеры. И вдруг у меня появляется ощущение немедленной опасности. Пока мой товарищ заливается соловьем, шестое чувство предупреждает меня о чем-то крайне важном, о том, что медлить нельзя. Трудно сказать, почему возникает такая уверенность, но я вскакиваю, обезумев от страха. Я ожидаю любой чертовщины. Хочется понять, что со мной, почему такая паника? Может быть, шум? Шорох? Нет, наоборот — прекращение какого-то звука. Пока мы — в комнате раненого, я слышу (не обращая на это внимания) какое-то тиканье, похожее на звук будильника. И вот, это тиканье теперь ПРЕКРАТИЛОСЬ. Я бросаюсь к кровати Бордо. У его изголовья, на ночном столике стоят прелестные часики с маленькими качелями и фигуркой на них. Однако, часы продолжают идти, а фигурка — качается. Значит, тиканье исходило не отсюда. Не раздумывая ни минуты, я бросаюсь к спящему актеру, хватаю его и стаскиваю с кровати, при этом мы стукаемся головами. Это похоже на цирковой трюк с куклой-медведем. Я кладу Бордо на ковер. Присутствующие ничего не понимают и уже собираются накинуться на меня с расспросами, как в этот момент… Раздается оглушительный взрыв, из-под подушки взметается язык пламени. Роскошная кровать и стена за ней разлетаются на куски. Матрац и подушка пылают. Воняет, как в овчарне — в подушке затлели шерсть и пух. Факелом горит и погибает бесценное распятие VI века до н. э. Дамы воют от ужаса и выскакивают в коридор. Бордо не теряет присутствия духа, поскольку еще не проснулся. Берю бросается в ванную и тащит ведро воды, которым быстро завершает пожар. Густой дым наполняет комнату. Мне приходится вытаскивать Бордо в коридор и класть в кресло, которое приготовил для себя. — Никто не пострадал? — спрашиваю я у компании. В это время просыпается Кристиан. Он хочет знать, в чем дело, где он, но нам пока не до него. Когда мы немного приходим в себя, я спрашиваю его, не повредился ли он и не болит ли у него что-либо. Он томно отвечает, что нет. Тогда я объясняю ему, что кто-то пытался его сон превратить в реальность. Двадцать минут пятого — Мне страшно! Он и вправду позеленел, наш Кристиан Бордо. Как яблоко или как шпинат — что вам больше нравится. Он дрожит всем телом, словно буря пронеслась над этим беспомощным существом и склонила его до земли, как плакучую иву. Кроме того, он начинает громко всхлипывать, из его глаз текут слезы: кап, кап, кап… Бедный «малыш»! Второе июня началось для него невесело! Наконец, он заявляет: — Вы спасли мне жизнь! — обнимает меня за шею и по-братски целует. — Я никогда не забуду этого. Видите, сон оказался в руку. — Может быть, вы слишком много говорили о нем и этим дали карты в руки своим врагам. Не так-то много смекалки у убийц, и они могли воспользоваться тем, что вы им подсказали. — Может быть. Но у меня нет врагов, — бормочет он так нерешительно и робко, как не должен никогда говорить знаменитый актер. — Факты говорят другое. Он опускает голову. — Значит, даже в своем доме я — не в безопасности? — Да. — Что же делать? Переехать в гостиницу? Может, весь дом полон ловушек! — Не думаю. Расчет строился на этот взрыв. — Но кто подложил сюда бомбу? — Тот, кто знал, что вы будете спать дома, наглотавшись снотворного. — Кто-то из моего окружения? — Кто знает, черт возьми… За исключением, конечно, Элеоноры, раз она должна была спать рядом с вами… Ну и Людо, раз его комната рядом с вашей. Я советую Кри-Кри перейти в комнату жены и доспать там. Мы продолжаем толкаться в коридоре. — А вы что будете делать? — из-за двери спрашивает Кристиан. — О, дел у меня хватит. — Но вы не оставите меня? — Нет, успокойтесь! Я не выйду из дома. Поташ вернулся с медикаментами. От него дохнуло свежестью ночного воздуха. — Вот! — восклицает он, потрясая бумажным пакетом с зеленым крестом. — Скажи-ка, Бебер, тебе не будет неприятно, если ты переспишь с Кри-Кри? — спрашиваю я его внезапно. От изумления он открывает рот. — Я? — Да. Как успокаивающее средство. Он очень взволнован, и я боюсь, что Элеонора его не успокоит, а наоборот. — Как желаете. Я смеюсь. — Нет, я пошутил. Меня интересовала твоя реакция. Тут кое-что произошло.