Берю — настоящая ищейка. Он чуть ли не на четвереньках лазает по песку, оглядывая и обнюхивая все, что нам попадается по пути. Его плечи опущены, задок высоко приподнят, пижамная куртка развевается на ветру. Добравшись до конца цепочки, он кричит: — Смотри, вот отсюда они и отчалили! Действительно, следы от киля и винта лодки налицо — они рельефно врезались в песок. Шаги обрываются именно здесь. — Было бы легче подойти и пришвартоваться к причалу, — отмечаю я. — Конечно, но здесь удобное место. Лагерь — позади, да еще эта роща. А причал — на самом видном месте. И похоже, это место они знали заранее! — Значит, смерть пришла извне, — подтверждаю я. Пока все смахивает на дешевые бульварные романчики. — Да, мне так кажется. То, что девчонка могла убить Валерию, маловероятно. Я охотно с ним соглашаюсь, потому что и впрямь это чудовищно. — Надо поставить в известность этих дамочек, — вздыхает Берю. — Готовь соли и брома. Когда они узнают, что произошло, поднимется такой визг… Да и обмороков не избежать. — А пока выпустим ракеты. Ночью они виднее. — И кто их заметит? Все уже давно спят. — В портах всегда есть дежурные, не говоря о вахтенных на судах, которых на рейде видимо-невидимо. Вопреки прогнозу моего Монумента, все прошло лучше, чем мы ожидали. Конечно, глупышки испугались, вскрикивали от любого шороха и боялись собственной тени. Но то, что здесь, на острове есть мужчины, которые взвалили на себя ответственность за все, их успокоило. Сан-Антонио — известный, общепризнанный феминист, но нет и большего объективиста. Можно быть мудрым судьей, нотариусом, пожарником и даже министром, но нельзя по желанию стать чемпионом мира по боксу, сапером, вампиром из Дюссельдорфа, и тем более — талантливым, с острым нюхом детективом Сан-Антонио. Такое с неба не падает. С этим нужно согласиться и знать, что это — так, а не иначе. Как ни странно, но узнав в нас мужчин, храбрые робинзонки обрели утерянное было мужество. Они нашли в нашем лице защиту и опору, они спрятались за наш признанный авторитет. Итак, после утешительных мероприятий, мы приступаем к серии последовательных операций. Накрываем несчастную Валерию простыней, чтобы страшное зрелище не смущало нас. Затем, вместе с мадемуазель Антонией мы запускаем ракеты в направлении Южного Креста. Четыре красные ракеты, с интервалом в три минуты. Они высоко взвиваются в черное бархатное небо, усыпанное звездами, и взрываются, осыпая дождем искр ласковые воды лагуны. После этого мы возвращаемся в домик Валерии, подходим к кровати Большой Лоры — так зовут ее подружку, и начинаем ее будить. Мы трясем ее, льем на голову воду, щекочем, но все тщетно. И только после часа энергичных усилий она начинает, наконец, приходить в себя. Когда Лора глядит на нас, ее тупой взгляд подтверждает первое впечатление, полученное ранее. Она зевает и со стоном втягивает воздух. — Ну, полегчало, курочка? — спрашивает ее Берю, с явно недобрым намерением глядя на лежащую женщину. Она что-то бормочет и затихает, снова прикрыв глаза. Очевидно, она получила такую дозу, которая оказалась сильнее колдовства феи Карабас из оперы «Спящая Красавица». Девица слегка качает головой, которую приподнять не в силах. Ее губы шевелятся, она пытается что-то сказать, но изо рта вылетают несвязанные между собой звуки. — Говори громче, кукла! — приказывает Берю. Она сама хочет, но не может этого сделать. Ничего не остается, как приблизить свои уши ко рту говорящей. Мы даже не дышим. — Что вы сказали, дорогая? Еле слышимый голос шепчет. — Что со мной? — Небольшая порция снотворного, дурашка. Ты сама выпила, или тебе помогли? — Не знаю… — А ты видела свои лапки, зайка? Лора глядит на свои руки. У нее тут же появляются силы, и она подскакивает на постели. — Кровь! — кричит она вполне вразумительно. Она задирает вверх свои довольно большие руки, дрожит и теряет сознание… — Слабая натура, — комментирует Берю. Мы снова приводам ее в себя. Берю находит на туалетном столике одеколон, и мы натираем ей виски. — Мокрая курица! — решает Берю. — Черепаха! А еще притащилась на остров свободных женщин! Завоевывать свободу? Зачем? Они и так уже забрали все в свои руки, даже наши должности. Командуют направо и налево. Что у нас осталось? Только мужская гордость, — он ласково поглаживает низ своего живота, — Но тут, чтобы кричать: мы — феминистки! Они пользуются всякой резиной и пластиком. Давай-ка, я живо приведу в чувство эту птичку! Он берет графин с водой и подносит его к «тусарику» девицы. Душ на низ живота заставляет ее открыть глаза. — Ладно, хватит истерики! Приходи в себя и не распускай нюни. Нам надо поговорить серьезно. Я резко отстраняю Берю, потому что меня кое-что заинтересовало. — Что с тобой? — спрашивает мой помощник. Я показываю ему на место, где бедра Лоры соединяются вместе. Вода намочила тонкую ткань рубашки, которая прилипла к телу, показывая все его изгибы. И то, что мы узрели, было весьма внушительным. — Чертовщина! — кричит Берюрье. — Мужик! Надо согласиться, что в этой истории достаточно мистификаций и переодеваний. Да, Лора оказалась не женщиной, а мужчиной, и не таким, как Элеонора, а самым настоящим. Его член — аппарат настоящего мужчины в расцвете лет. Он свеж и силен, с рыжей растительностью на груди и вокруг полового органа. — Ну, так, милая барышня, — начинаю я — Ты что, нашла ЭТО в комоде своего дедушки, или заняла у приятеля? Лора не отвечает. Пинок Александра Бенуа придает ей силы и возвращает голос. — Я все вам скажу… — Так говори. — Это каприз Вавы. — Насчет чего? — Привезти меня сюда. Но поскольку мужчинам запрещено здесь бывать… Я сдираю с него парик. Он почти лыс. Увы, у него скверная мордашка блудливого ангелочка или преждевременно ощипанной индюшки. Он снова глядит на свои руки. — А кто мне сделал это? — Думай сам. — Я не ранен? — спрашивает красавец, осматривая себя. — Мне условно кажется, что это — отсюда, — говорю я, срывая простыню, заменяющую для Валерии Бордо саван. Человек оборачивается и все видит. Он зеленеет, как трава на весеннем пастбище, затем белеет, как то же пастбище после снегопада. — Она умерла? — Более чем. — Ее убили? — Видимо, если только не сама отпилила себе голову по неизвестной причине. Тогда он, наконец, понимает наше к нему отношение. Он садится, держа руки на отлете и явно пугаясь крови, которой они измазаны. — Это не я! Не я! Клянусь вам, не я!!! Ударом в грудь (я практикуюсь в этом виде спорта) заставляю его успокоиться и замолчать. — А кто тебя обвиняет, дырявая голова? — Так вы не считаете, что это сделал я? — А кто вы? Я ничего не считаю, я ищу. — А кто вы? — Комиссар Сан-Антонио, к вашим услугам. А теперь выкладывай все, что знаешь. — Да, да, я все скажу. Что вы хотите знать?