Элиза продолжила, обращаясь к брату: – Ты не можешь всерьез говорить о Фоксглаве. Он же старик. – Сорок два, – сказал Блэквуд. – И вполне здоров. – Ты сказал, что у меня будет выбор. – В голосе Элизы послышалось предупреждение. – Меньше чем через три недели тебе исполнится шестнадцать. – Блэквуд говорил так высокопарно, что я вздрогнула. – Это традиция – объявлять о помолвке в свой первый бал. Ну конечно: бал Элизы будет шикарным! Везде могла бушевать война, но чародеям надо было соблюдать свои традиции, особенно Блэквудам. – Я знаю, – напряженным голосом проговорила Элиза. – Проблема не в этом. Ты сказал, что у меня будет выбор. Мой выбор – не Фоксглав. Ты можешь приходить ко мне с любыми другими просителями. Блэквуд ничего на это не ответил, и она еще больше расслабилась: – Вот еще что. Я по-прежнему могу пойти завтра в ассамблею? Это совсем рядом – дом Корнелии Бэрри. – Я не смогу взять тебя с собой, а ты знаешь, что ходить по улицам опасно, – произнес Блэквуд, но я заметила, что он уже дал слабину. Как бы он ни пытался быть суровым, он всегда подчинялся воле своей сестры. По крайней мере… немного уступал. Элиза прошуршала юбками и обвила руками его шею. – Я никуда не выходила целых три дня. Мне так скучно, Джордж. Пожалуйста! Ну пожалуйста… – Она прижалась к нему щекой. Блэквуд, уже улыбаясь, погладил ее по руке. – Хорошо. Я организую сопровождение. – Я тебя обожаю! – Она взъерошила ему волосы на макушке. – Я пошла наверх. Спокойной ночи. Элиза поцеловала меня в щеку и вышла из комнаты. Блэквуд проводил ее взглядом. – Мы ведь не в последний раз слышим о Фоксглаве, не так ли? – спросила я, присаживаясь к огню. Бедная Элиза. Все свои привилегии она получила дорогой ценой: делая то, что велели ее отец или брат. Мне становилось плохо от одной этой мысли. – Я не хочу, чтобы она об этом беспокоилась. Не сейчас, – вздохнул он. Я открыла свои бумаги на описании колдунов предреволюционной Франции. Блэквуд взял одну из бумаг. Пробежался глазами, затем перечитал еще раз, но на его лице ничего не отразилось. – Это из твоего колдовского сундука, не так ли? – Тут интересно. Тебе бы почитать, – проговорила я. – Уайтчёрч велел тебе держаться от всего этого подальше. Ты вообще когда-нибудь слушаешь старших? – Да. Когда я думаю, что они правы. Он разве что не застонал: – Почему бы тебе вместо этого не почитать романы? – Я разложила все по датам. Посмотри. Упорядочивание всего делало меня счастливой. Когда я была маленькой, мне нравилось раскладывать книги в библиотеке Бримторна по алфавиту. Иногда за угощение я сортировала их по цвету. Я пыталась увлечь Рука, но он падал на пол и притворялся, что умер. Блэквуд ущипнул себя за переносицу, но затем все-таки сел на диван рядом со мной; сиденье прогнулось под его весом, и я успокоилась. – Ты считаешь, здесь есть что-то, что может нам помочь? – Любая деталь о Ре?леме, неважно, насколько незначительная, могла бы меня на что-то натолкнуть. – Я отложила одну из бумаг. С удовольствием задержалась бы на войнах Наполеона, но мне надо работать быстро. – А какие незначительные детали ты ищешь? – Все книги, которые я читала о Древних и их тактике, попали ко мне от ученых-чародеев. Никто не исследовал колдовскую теорию. – Колдунам нет большого дела до войны, – равнодушно произнес Блэквуд. – Орден об этом позаботился. Публичное использование колдовства было запрещено в Англии более десяти лет. С теми, кого на этом поймали, делали ужасные вещи. Вот почему я так отчаянно испугалась, когда Микельмас открыл мне мое колдовское происхождение. – Тогда подумай. Если я найду что-то полезное, это могло бы изменить мнение Императора о колдунах. – Я, конечно, не ждала этого с затаенным дыханием, но не оставляла надежды. Дверь открылась, и лакей внес поднос с изысканным чайным сервизом. Он поставил поднос перед нами на стол и разлил по чашкам дымящийся шоколад. Аромат немедленно согрел меня, и да – здесь была тарелочка с имбирными хлебцами, моими любимыми! Блэквуд вручил мне чашку; он выглядел довольным собой. – Откуда ты знал, что я приду сюда с бумагами? – Я тут же схватила хлебец. – Ты всегда читаешь по вечерам. Я слишком хорошо тебя знаю. – О! Я, наверное, очень скучная. Блэквуд на минуту задумался. – Нет. Я думаю, мне нравится тебя предвосхищать. – Что, я так предсказуема? – Я подула на шоколад и сделала глоток. – Мне нравится старая добрая рутина. – Он с пристальным вниманием стал читать какую-то бумагу из стопки, а читая, положил руку на диван и коснулся края моего платья. Я немного отодвинулась. Конечно, это ничего не значило, но я не хотела, чтобы ему стало слишком комфортно. – Хочешь мне помочь? – В конце концов, у меня была порядочная кипа бумаг. Но Блэквуд быстро отложил то, что читал. – Мне действительно не надо в это ввязываться. – Он покосился на бумаги, как будто они кусались. – Но сообщи, если что-нибудь найдешь. Блэквуд нагнулся, чтобы поднять несколько разлетевшихся листов. Его взгляд остановился на одном из них: они и правда были интересными. Он легко и непринужденно сел на пол. Когда я впервые его повстречала, сама мысль о Блэквуде, сидящем на полу, была бы нелепой. Как все изменилось за несколько месяцев! – Если я найду что-то важное, ты будешь первым, кому я сообщу, – сказала я. – Хорошо, – Блэквуд снова уставился на огонь, он был где-то очень далеко. – Что такое? – спросила я. Он покачал головой. – Ничего. Читай сколько хочешь. – Он снова поднялся на ноги с грациозностью кошки и ушел. Пока ползли час за часом, единственным звуком в библиотеке было долгое потрескивание в очаге. Я ела хлебцы, стараясь не разбрасывать повсюду крошки, и читала, пока у меня не стало рябить в глазах. Следующие два дня все повторялось. Подъем, тренировка с Валенсом, патрулирование барьера, когда была моя очередь, а вечером – чтение в библиотеке. Я дотошно прочитывала каждый клочок бумаги, но в основном они были бесполезны. Магический сундук извергал совершенно странные штуки. Я нашла оловянного солдатика, который превращался в живую гусеницу, если до него дотронуться. Еще попалась пудра, из-за которой моя кожа зачесалась и сделалась зеленой, затем – двадцать пустых нюхательных коробочек и крошечное ручное зеркальце с чем-то похожим на отпечаток большого пальца в центре. Когда я коснулась отпечатка, на две секунды меня посетило очень яркое, мелькнувшее как молния видение: молоденькая девушка, примерно моего возраста, с темной кожей и прекрасными яркими глазами. На ней было розовое вечернее платье, и она улыбалась. Видение исчезло, когда я от удивления выронила зеркало. Действительно, у Микельмаса был миллион секретов. Истории о знаменитых и вспыльчивых колдунах заполняли страницы его книг; истории Великой Банной войны 1745 года, в которой Эстер Холлоуэй и Тобиас Смолл участвовали в дуэли, чтобы проверить, кто одним лишь волшебством мог отстирать все белье в Лондоне. Были упоминания Ральфа Стрэнджвейса, основателя английского сообщества колдунов и его диковинных способностей вызывать из ниоткуда зверей и извлекать из земли золото. Но когда дело касалось войны с Древними, можно было найти только стандартный набор событий: Микельмас и Уиллоубай (и отец Блэквуда, Чарльз, но вот этого кусочка не было ни в одной книге) разорвали реальность, проделав в ней дыру, двенадцать лет назад. Ре?лем и его монстры пришли через эту дыру. Даже спустя все это время о самом Ре?леме было известно очень мало. В его власти была способность не задумываясь содрать с кого-нибудь всю кожу и мясо, и было ясно, что еще у него были какие-то физические способности: в конце концов, я встречалась с ним на волшебной астральной плоскости. Но, может быть, у него были и другие способности? Что, если он показал нам не все? Наши знания о нем были схематичными, даже по сравнению с тем, что мы знали о других Древних. На третью ночь чтения допоздна моя фрустрация усилилась. Огонь еле теплился, виски пульсировали. Я потерла глаза, прежде чем встать, а когда потянулась, корсет уколол меня прямо в ребра. Пора бы уже подняться к Лилли и готовиться ко сну. Нехорошо заставлять ее ждать слишком долго. Но я не могла снова не посмотреть на изображение одной из жертв Ре?лема. Его предваряло довольно грязное описание того, как именно Ре?лему нравилось сдирать с людей кожу. Он начинал с кистей, и несчастная жертва наблюдала за этим. Я представила, как кричу, пока он сдирает с меня кожу, как шкурку с апельсина. Дверь со скрипом открылась. Мои пальцы инстинктивно вспыхнули. – Генриетта? – Рук подошел ко мне, держа в руках шляпу. – Я не хотел тебя напугать. Со стоном я погасила искры и обвила его шею; мое сердце стучало, как отбойный молоток. – Я просто сама себя напугала. У меня это хорошо получается, – пробормотала я. Рук стиснул меня в объятиях. Одно сладкое мгновение я не думала о монстрах. Но он отпустил меня и вежливо отошел на шаг. Опять. Всегда эта вежливость. Вздохнув, я взяла с полу книгу, которую читала. – Я боялся, что не смогу тебя увидеть, – сказал он, снова подходя ко мне. Теперь это стало нашим привычным танцем: он подходил ближе, а затем робко отступал, как жеребенок. Во мне вскипела досада. Может быть, его надо было немного поощрить? Но я даже не знала, с чего начать. Похлопать ресницами? Притвориться, что оступилась, и заставить его подхватить меня? Почему-то казалось, что нам все это не подходит. – Как прошел твой день? – натянуто и неуклюже спросила я. – Лошади тебе обрадовались? Можно подумать, конюшни открыты в столь поздний час.