Фенсвик неторопливо почистил ложки и мерные чашки, подумав, выстроил в ряд стеклянные пузырьки с грибами и гадкими на вид органами животных. От вида блюда, наполненного желеобразными внутренностями гуся, меня слегка затошнило. – Что именно ты пытаешься найти? – час спустя спросил Фенсвик, наливая мне горячую черную жидкость, пахнущую лакрицей. Я проглотила ее молча. Снадобье сработало: усталость как рукой сняло – я чувствовала себя так, будто смогла бы подняться на несколько гор подряд, но вместо этого снова начала рыться в сундуке. – Что я ищу? Зацепку. На пальце набухла капелька крови – порезалась о бумагу. Я положила голову на стол и волевым усилием заставила себя не забиться ею. – А с какой стати твой магический сундук должен тебе в этом помочь? – Фенсвик налил и себе наперсток лакрицы. – Понятное дело, то, что ты хочешь, не выпрыгнет к твоим ногам. Его слова меня поразили. То, что ты хочешь. Я сгребла всю эту кучу из сундука и, порывшись в ней, вытянула записку, которую оставил мне Микельмас. В его последнем письме, пришедшем два месяца назад, было написано: «Никогда нет того, что ты хочешь, всегда – то, что тебе нужно. До тех пор, пока мы не встретимся снова». Возможно, это была не просто записка. Должно быть, Микельмас засунул заклинание туда, где я меньше всего ожидала его найти. На кончике пальца снова набухла капелька крови, и я вспомнила один из старых памфлетов, которые читала у Захарии Хэтча, любимого колдуна королевы Анны: «Кровь смазывает петли реальности и открывает двери между желаемым и действительным». Капнув кровью на записку Микельмаса, я схватила Кашку – она лежала на столе возле меня (я никуда не ходила без нее) – и положила записку на красную бархатную подкладку сундука. Затем закрыла крышку и начала вращать Кашку, медленно рисуя круги. Это было стандартное чародейское движение, и я находила его полезным, когда пробовала новое заклинание. Чем привычнее были движения посоха, тем яснее была моя голова при работе с волшебством. На самом деле я тайно практиковалась в течение последних двух месяцев. Выискивая небольшие заклинания из сундука Микельмаса, я словно бы продолжала свое образование: смешивала волшебство чародеев и колдунов. Но у меня не очень-то получалось. Возможно, дело было в моем посохе. Правда, иногда я находила подобающее движение, и результат не мог не порадовать. Сейчас, повинуясь инстинктам, я медленно выписывала Кашкой скользящую восьмерку над крышкой. Это был маневр, призванный вытащить что-нибудь из глубины. Я сфокусировалась на Древних. Образы отвратительного Молокорона, который свои видом напоминал заплесневелый кусок студня, свирепой Он-Тез с ее черными крыльями и острыми зубами, великана Каллакса с его мускулистыми руками, огнедышащего Зема, Немнерис, громадной переливающейся паучихи, – проплывали у меня перед глазами. В руках началось покалывание, зарождающееся в локтях и идущее дальше к ладоням. Моя кровь и колдовство откликались. Как же мне побороть этих монстров? Я сфокусировалась на Ре?леме. Снова почувствовала скользкое и холодное кровавое прикосновение его руки к моему горлу. Мои ноги, скользящие в поисках точки опоры, и то, как он сдавливал и сдавливал горло, выжимая из меня жизнь. Уродство его горящего желтого глаза, наблюдающего за моим лицом, когда он меня душил. Цветок ненависти разогрел мою кровь, на ладонях зашипели горящие угольки. Я представила, как втыкаю нож по рукоятку в его окровавленную грудь. Как? Как? С чего мне начать? Кашка запульсировала, и крышка сундука открылась сама собой. Сработало! Вскрикнув от радости, я посмотрела внутрь и нашла там… скрученный в рулон холст. Не книгу, не отдельные листы. И не нож. Что, мне предстоит побороть силы тьмы при помощи написанной маслом картины? На которой изображена какая-нибудь весенняя деревенька? Мне захотелось кому-нибудь врезать. – Ну и что это такое? – проворчала я, разворачивая холст. – Групповой портрет собак в шутовских нарядах? Я посмотрела на картину… И онемела. Поспешно разложила холст на столе, по пути смахнув несколько мисок. – Что это? – пробормотал Фенсвик, наклоняя голову вперед и сразу отводя назад, чтобы рассмотреть получше. – Это должен увидеть Император. – Мой голос дрожал от возбуждения, пока я сворачивала картину. К сожалению, Уайтчёрч был по делам в Девоне, и мне пришлось подождать. Два дня спустя Император сидел в своих покоях, картина была разложена на столе перед ним, и он, словно не веря, водил по ней тонкими руками со вздувшимися венами. Самое первое, что я сделала, – предложила ему прочитать надпись с обратной стороны: мне надо было убедиться, что он поймет все правильно. Портрет Ральфа Стрэнджвейса в его доме в Корнуолле. Приручение птицы. 1526–1540 гг. или около того. На картине был изображен мужчина с вытянутым лицом и кустистой бородой, одетый в одежду эпохи Тюдоров: зеленый камзол и расшитая золотыми бусинами шапка. Ральф Стрэнджвейс, основатель колдовского сообщества Англии. Позади Стрэнджвейса был небольшой дом, в котором он, очевидно, жил. Но мое внимание привлек вовсе не дом. Над Стрэнджвейсом высоко в воздухе летала Он-Тез, Леди-Стервятник. Я сразу ее узнала: большое черное тело в перьях, черные крылья полностью распростерты; голова пожилой женщины, крючковатый нос, ужасные острые зубы обнажены в гримасе. Казалось, Стрэнджвейса это совершенно не смущало. В самом деле, с блаженным выражением на лице он держал цепь – цепь, которая тянулась ввысь и окольцовывала лапу Он-Тез. Перед нами было изображение одной из Древних за три сотни лет до того, как началась война. И очевидно, что Ральф Стрэнджвейс, прародитель колдовского сообщества Англии, не только имел дело с Древними… Он мог их контролировать. Приручал их, как домашних питомцев. В самом деле, приручение птицы. Я ждала, как отреагирует Уайтчёрч, пытаясь не подпрыгивать от волнения. В конце концов, он мог разозлиться на меня за невыполнение его указаний. Ну, это ведь на самом деле были не указания, разве нет? Скорее – рекомендация. Это я и сказала Блэквуду по пути сюда: он настоял на том, чтобы пойти со мной, на тот случай, если ему придется за меня заступаться. – Где, ты сказала, это нашла? – Уайтчёрч наконец поднял на меня глаза. – В коллекции моего отца, – легко соврал Блэквуд. Мне очень не нравилось, что ему приходится врать, но упоминать сундук Микельмаса было немыслимо. – Ммм… – Уайтчёрч скрутил картину в рулон. Я затаила дыхание. – Вы уверены в дате? – тихо спросил он, попеременно глядя на нас. – Я не эксперт, сэр, но похоже, она настоящая. Я читала про дом Стрэнджвейса в Корнуолле, – проговорила я. Не было нужды упоминать, что эту информацию я получила из одной из книг Микельмаса, «Древние и магия». – Он там же, где и Тинтагель[2]. – Ты хочешь отправиться туда? – Уайтчёрч откинулся на спинку кресла, рассеянно потирая подбородок. – Да, – сказала я. Уайтчёрч продолжал молчать. – Должно быть, Стрэнджвейс мог контролировать этих существ, если картина настоящая. Если есть что-то, что мы можем выяснить… – Да, лучше будет поступить так, – кивнул Уайтчёрч. – Блэквуд, ты займешься этим. Отправляйся с Хоуэл. Я пораженно замолкла. Все оказалось намного проще, чем я ожидала. Даже несмотря на то, что это я нашла проклятую картину, я обнаружила, что не слишком сильно злюсь из-за того, что главную роль отвели Блэквуду. По крайней мере, мы сделаем это вместе. – Когда нам следует отправляться в путь, сэр? – спросил Блэквуд. Он был несколько огорошен. Но если Император дал ему задание, он его выполнит. – «Королева Шарлотта» стоит в доке Святой Кэтрин. Полагаю, сегодня она отплывает, чтобы патрулировать Корнуолл против атак Паучихи. Я напишу Гаю и попрошу его вас подождать. Сегодня. Я не смогу попрощаться с Руком до отъезда – я не видела его за завтраком. Страх, что по возвращении я обнаружу, что Рука больше нет, поднял голову. Но если в Корнуолле был какой-то ключ, при помощи которого этому безумию можно будет положить конец, то игра стоила свеч. – Если вы не возражаете, сэр, то я скажу: я не могу поверить, что вы дали разрешение, – выпалила я. – Возможно, я бы этого и не сделал, если бы не письма, которые получил. – Он чувствовал себя не в своей тарелке. – По правительству поползли слухи. Они просят Ее Величество сдаться и выполнить требования Ре?лема. Парламент вручил бы меня Ре?лему на серебряном блюдечке, если бы мог, в этом нет сомнений. Чертовы тру?сы. Правительство и премьер-министр, лорд Мельбурн, не любили меня. Они обвиняли меня в том, что я открыла город для резни и подвергла Королеву опасности. И снова, успокаивая себя, я представила себе холодную воду, стекающую по моим рукам. Возможно, отъезд из Лондона был хорошей идеей. – Тебе надо было остаться дома, – раздраженно сказал Блэквуд Элизе, когда наша карета подъезжала к докам. – Тебе что, мало вечеринок? Элиза взбила большую, сшитую из изумрудного шелка бабочку на своей шляпке-таблетке. В зеленом бархатном платье цвета лесной поросли, подчеркивающем ее прекрасные глаза, она выглядела особенно славно. – Честное слово, Джордж, как будто мне вообще не должно быть дела до того, что ты отправляешься на войну, – вспылила она. – Элиза права. Ты должен быть более великодушным, – сказала я. Элиза просияла в ответ, а ее братец заворчал, когда вышел из кареты и помог нам спуститься. Стоя на земле, я подождала, пока кучер достанет из кареты мой заплечный мешок. Блэквуд попытался взять его, но я не дала. Мешок ударялся о мою спину при каждом шаге. Я старалась не брать много вещей, но была не вполне уверена, что именно мне понадобится. Путешествие на корабле в Корнуолл займет дней пять, если погода будет хорошая. И даже если нам несказанно повезет быстро найти дом Стрэнджвейса, вся экспедиция займет по меньшей мере две недели. Две недели вдали от Рука… У меня в животе все сжалось от этой мысли. Прежде чем уйти, я оставила ему записку, торопливо нацарапав ее, пока Блэквуд ждал. «Должна отправиться в путь по делам Ордена. Вернусь, как только смогу». Я просидела целых две минуты, споря сама с собой, стоит ли писать слово «люблю», и если да, то как это написать. Блэквуду пришлось мне напомнить, что морской прилив не будет ждать. Настойчивый бриз играл с моими юбками, пока я шла. Корабли стояли на якорях, паруса были натянуты. В трюмы грузили бочки и мешки. Матросы сновали по палубам, их рукава были закатаны, обнажая загорелые руки, украшенные татуировками резвящихся русалок и невоспитанных попугаев. Один из моряков, поймав мой взгляд, игриво подмигнул. Мне показалось или док движется у меня под ногами? Заурчало в животе. Я никогда раньше не плавала. В конце концов, мой отец утонул, и из-за этого я не очень-то любила море. Но опять же, Микельмас опроверг эту историю, как раз перед тем как исчез в ту ужасную ночь, когда защита пала на наших глазах. Чертов Микельмас. Я пыталась писать ему письма, подкладывая их в сундук, в надежде, что они до него дойдут. Я продолжала спрашивать, что он хотел этим сказать, говоря о моем отце, но он так и не ответил. Даже не знаю, получил ли он мои послания или ему было просто наплевать. Кстати, о сундуке. Я коснулась тесемок ридикюля у своей талии. Несколько волшебных заклинаний я взяла с собой. Конечно, не все, но никогда не знаешь, когда они понадобятся. – Вон там, – сказал мне на ухо Блэквуд, указывая на довольно большое судно. Оно было покрыто черным лаком и украшено по бокам золотом, а мачт было столько, чтобы показаться настоящим лесом. «Королева Шарлотта». – Мы ищем капитана Эмброса, да? – поинтересовалась я, когда мы увернулись от пары мужчин, катящих бочку. Один из них оглянулся на Элизу и пробормотал нечто, что мне лучше было бы не понять. – Уайтчёрч сказал, он дал кому-то задание помочь нам. – Чтобы нам помогли добраться до утесов или сопроводили прямо до дома Стрэнджвейса? – спросила я, когда мы прибыли к… Как это называется? К сходням? В самом деле, все мои знания о морском деле можно было вместить в крошечный наперсток. – Прямо до дома Стрэнджвейса. Предполагается, что этот помощник отличный солдат. – Разрази меня гром! – выкрикнул знакомый голос. Блэквуд резко поднял голову и увидел Магнуса, неспешно идущего к нам по проходу. – Это воссоединение? Тогда надо было пригласить всех бывших учеников мастера Агриппы. Хотя, думаю, у Ди морская болезнь. На лице Магнуса играла легкая улыбка. Он нисколько не изменился за те месяцы, что я его не видела. Все та же гривка золотисто-каштановых кудрей, в серых глазах все то же отсутствие почтительности. И да – все тот же квадратный подбородок, широкие плечи и возмутительно беззаботное выражение лица. Мое хорошее настроение мгновенно улетучилось. Блэквуд выглядел так, будто проглотил сырую репу. Казалось, радовалась одна Элиза. – Ты? Здесь? – Блэквуд уже казался раздраженным.