– Ты вызвал копов? Не моргнув глазом, я отвечаю: – Нет. Но это мог сделать кто-то еще. Кто-то мог увидеть тебя на козырьке. Он кивает и идет к моему пикапу. Когда поворачивается ко мне спиной, я сбрасываю звонок. И уже открываю дверцу, чтобы Тайлер мог сесть на пассажирское место, когда машина ноксвиллской полиции останавливается, преграждая нам путь. Маячки на крыше все еще мигают, но сирена молчит. Из машины выходят два офицера. Я поднимаю руки и иду к ним. Представляюсь: – Сэм Кейд. Это я звонил. Он передумал, и я собираюсь напоить его кофе и попытаться уговорить обратиться за помощью. Пока что все в порядке. Спасибо, что приехали. Один из офицеров отходит, чтобы поговорить с Тайлером. Второй отводит меня чуть дальше вдоль ограждения. Это не занимает много времени. Копы просто испытывают облегчение, что им не нужно отговаривать кого-то от необратимого решения. Когда я возвращаюсь к пикапу и сажусь за руль, Тайлер выглядит совершенно нормально. Он молчит, глядя на свои руки, потом произносит: – Спасибо, что приехал, Сэм. Ты не был обязан. Это много значит для меня. Я не знаю, что на это ответить, поэтому просто киваю и включаю двигатель. Неподалеку есть круглосуточное кафе, я несколько раз бывал там, и обычно это тихое местечко. По пути Тайлер молчит. Мы останавливаемся у кафе, входим внутрь и усаживаемся на желтые дерматиновые диванчики в выгородке. Берем кофе, Тайлер заказывает к нему вафли, и это немного удивляет меня. Теперь, когда мое сердцебиение слегка унимается, я осознаю, что уже опоздал с приездом домой. Пишу Гвен: «Задержался по пути, скоро буду. Позвоню», – потом перевожу телефон в беззвучный режим, даже без вибрации. В данный момент основная моя забота – это ответственность за Тайлера. Я не хочу, чтобы он счел, будто я не уделяю разговору с ним все свое внимание. – Я думал о том, знала она или нет, что я любил ее, – говорит Тайлер. – Это хороший вопрос. Полагаю, она этого не знала, Сэм. Я никогда не умел по-настоящему выражать такие чувства, даже до того, как… – Он указывает на свою голову. – Старший брат, младшая сестра… она меня часто раздражала. Я хотел бы, чтобы было иначе, но это так. А твоя сестра… – Мы не росли вместе – отвечаю я ему. – Мы осиротели, когда были еще маленькими, и нас отдали в разные семьи. Я был в командировке, когда она связалась со мной. В основном мы просто разговаривали по телефону и по Скайпу. Наверное, она раздражала меня до того, как умерли наши родители, но я почти не помню тех лет. Это привлекает его внимание. Он замирает, не донеся чашку кофе до рта. – Твои родители умерли? – А твои? Они еще… – Нет. Они оба тоже умерли. Мы сидим так – двое сирот, каждый по-своему ранен. Я не знаю, нравится ли мне зеркало, в которое я сейчас гляжусь. Но понимаю то черное, болезненное отчаяние, которое он чувствует, и этого достаточно, чтобы между нами установилась связь. Я рассказываю ему о своей сестре. Говорю медленно, слегка запинаясь, – я опасаюсь, что этот рассказ высвободит все уродливые чувства, которые я похоронил так глубоко. Но этого не происходит, не считая пары болезненных уколов. Это удивительно. Я рассказываю о том, каково это было – вернуться из командировки, столкнуться с потерей, связаться с Мирандой Тайдуэлл, матерью еще одной жертвы Мэлвина, и падать вниз по разрушительной, почти смертельной спирали. Я рассказываю о Гвен, о том, как она вытащила меня из этого или, по крайней мере, стала указателем на этом пути. Он слушает молча, машинально поедая свои вафли и не проявляя ни малейших признаков удовольствия от этого лакомства. Мой кофе остается нетронутым даже после того, как его чашка пустеет. Когда я наконец умолкаю, Тайлер смотрит мне в глаза – так долго, что мне становится не по себе. – Спасибо, – произносит он. – Мне нужно было знать это. Я подаюсь вперед и опираюсь локтями на стол. – Смысл в том, Тайлер, что есть выход из всего этого – надо только пройти этот путь. Я нашел свой выход, и поверь мне, до этого я был в очень, очень темных местах. Я верю, что ты тоже хочешь найти выход. Так что если хочешь, чтобы мы время от времени встречались и говорили об этом… – Не думаю, что это необходимо, – возражает он, и это заставляет меня немного отступить. – Я имею в виду… ты прав, Сэм. Мне нужно обратиться за помощью. За настоящей помощью. Как это сделал ты. – Я могу посодействовать тебе в этом, – предлагаю я. – Может быть, позвонишь в кризисный психологический центр и посоветуешься с ними? Они могут дать тебе лучший совет, чем есть у меня. Тайлер качает головой. – Я уже знаю, куда обратиться. Знаю одного врача, который может мне помочь. Я просто… не хотел идти туда, вот и все. Но, полагаю, на самом деле мне это нужно. – Тебя отвезти к нему? Он моргает, как будто не думал, что я это предложу. – Это было бы неплохо. Я оплачиваю счет, потому что у него нет с собой денег. Потом мы вместе садимся в пикап, и Тайлер тихо подсказывает мне, куда ехать. Мы останавливаемся на парковке перед маленькой клиникой; на вывеске написано: «Срочная психологическая помощь». Это именно то, что ему нужно. – Сэм… – Он отстегивает ремень безопасности и поворачивается ко мне. – Ты был очень добр. Спасибо. Можно задать тебе вопрос? – Конечно. – Ты веришь Джине? Я имею в виду – Гвен? Я не знаю, почему он спрашивает, и это снова заставляет меня насторожиться. – Да. – Всегда? Я хочу солгать, но понимаю, что это некое испытание с его стороны. – Я не всегда верил ей, но теперь – да. Я верю ей. – Ты считаешь, что она действительно невиновна? – Тайлер, я не хочу говорить о Гвен; мы здесь не из-за этого, а из-за тебя, меня, людей, которых мы потеряли. Договорились? – Я знаю. Но… мне нужно понять. Почему ты поверил ей? И почему не поверили другие? – Я решил ей поверить. Я считаю ее хорошим человеком. Тайлер кивает, как будто этот ответ что-то ставит на место в его душе, потом открывает дверцу машины. Прежде, чем закрыть ее, произносит: – Я тоже хотел бы в это поверить. Насчет себя, я имею в виду. Может быть, когда-нибудь и поверю. Потом захлопывает дверцу, и я смотрю, как он входит в клинику. Жду еще немного, но Тайлер не возвращается, и я наконец включаю двигатель. Достав из кармана свой телефон, понимаю, что, сосредоточившись на Тайлере, пропустил пару текстовых сообщений и сигнал тревоги. Сигнал от нашей охранной системы. Сработала сигнализация у нас дома. – Черт! – шепчу я. И, с ходу сорвав машину с места, лечу домой, точно стрела, выпущенная из лука. 13 ГВЕН Я сижу в напряжении, глядя на телефон и ожидая, пока Сэм вернется домой. Ползут длинные минуты. Полчаса. Я говорю себе, что нужно быть терпеливой; он был достаточно далеко, когда написал мне из кафе; может быть, он попал в пробку или дорогу перекрыли, или что-то в этом роде. Но я действительно начинаю волноваться, когда проходит час, а от него нет ни слова. Я пишу ему, но ответа не получаю. Уже изрядно за полночь, когда срабатывает домашняя сигнализация. Сирена звучит так громко, что звуковые волны едва не раскалывают голову, вызывая шок и тошноту. Я скатываюсь с дивана, падаю на колени и прижимаю большой палец к сенсору на сейфе. Пистолет оказывается у меня в руках менее чем за пять секунд, я вскакиваю и бегу по коридору, не думая ни о чем, кроме своих детей. Пробегая мимо панели сигнализации, бросаю на нее взгляд. Сработал датчик в комнате Ланни. Меня бьет дрожь, но я знаю, как контролировать это чувство, как использовать его. Страх оставляет резкий металлический привкус в моем внезапно пересохшем рту. Я открываю дверь в комнату Коннора – он здесь, собранный, с бейсбольной битой в руке. Я понимаю, что он заслоняет от опасности сестру, которую отпихнул в угол, но в этот момент она оттесняет его, держа свой ноутбук так, словно намеревается огреть им по голове первого, кого увидит. Узнав меня, оба слегка расслабляются. Я артикулирую: «Запритесь», – и Коннор кивает. Я закрываю дверь и пересекаю коридор. Сделав вдох, поднимаю пистолет, собираюсь и распахиваю дверь Ланни. Лунный свет играет на занавесках, развевающихся на сквозняке. Оконная рама поднята. Я вижу движущуюся тень, и мой мозг посылает краткий обжигающий импульс, почти – почти – заставляющий меня нажать на спуск. Но что-то останавливает меня достаточно надолго, чтобы незваный гость включил лампу у кровати Ланни. В ее свете я узнаю́ Веру Крокетт, которая при виде меня и пистолета в моей руке отшатывается назад и поднимает обе руки. Лицо ее делается молочно-белым, на нем резко проступают редкие веснушки. Глаза ее широко раскрыты от испуга, и я быстро опускаю пистолет. Прохожу мимо нее, со стуком опускаю раму и бросаю на Ви гневный взгляд, способный расплавить сталь; похоже, она и без этого достаточно наказана. Потом иду к ближайшей панели управления и отключаю сирену. Тишина окатывает меня, словно струи прохладной воды, но в ушах у меня все еще звенит, а нервы туго натянуты от стресса. И я обращаю эти эмоции на Ви, когда она выходит из комнаты Ланни. – Ради всего святого, Ви, ты хоть иногда думаешь, что делаешь? Я едва тебя не застрелила! Я могла бы убить тебя! Прежде, чем она успевает ответить, я слышу, как звонит домашний телефон. Это охранная компания, получившая сигнал. Я ровным тоном говорю им, что никакой чрезвычайной ситуации нет и что следует отменить вызов полиции. Скорее всего, они уже все равно на полпути сюда. Я не хочу получать штраф за ложный вызов, особенно сейчас. Когда я вешаю трубку, Ви произносит: – Миз Пи, прости, пожалста, я думала… я написала Ланте и просила ее отключить сигнализацию; я думала, она сделает это… – Она умолкает, потому что мое внимание вновь переключается на нее – и внимание недоброе. С трудом сглатывает. – Попробуй только сказать, что она оставила свое окно незапертым.