Я не виноват, что я такой храбрый. (Идеал (Телесериал, Англия)). 1. Пролог 24 октября. 13 часов. 4 года после войны. Москва. Ул. Косыгина, 7. В городе днем становится все опаснее, но осмелившихся выйти ночью ждет неминуемая гибель. Я лежал в куче мусора напротив бывшего салона красоты, возможно радиоактивного, и выжидал. Бабье лето в этом году уродилось теплое, но я одет тепло. Ватные штаны, телогрейка, галоши. Рот и нос укутаны платком. На голове треух. Из варежек торчат только верхушки пальцев. На спине видавший виды рюкзачок. В положении на ремне автоматический карабин. Весь перемотан изолентой. АК-13 или 524-й экспериментальный, не поймешь. «Старое ружье», усмехнулся я. Было такое кино в моей молодости. Продуктовые магазины «кончились» в первый же год. Теперь жратву можно найти лишь в таких местах. Это мое ноу-хау. Кто станет искать еду в цирюльнях? Консервы стухли уже через год. Овощи накопили радиацию, и те, кто их пытался есть, умерли в муках и собственных нечистотах. Собак-кошек съели в первую зиму. Птицы сдохли раньше от той же радиации. Идеальный вариант-бич пакеты. Они не портятся, их можно есть так или размачивать. Ууш, например, любит размачивать. Самянг, Ролтон опять же. Всегда уместен Шин Рамен. На крайняк, Вифон. И наконец вершина кулинарного искусства-гастрит-пакеты Доширак. Суповую добавку можно размешивать в воде и пить вместо лекарства при простуде. Чем острее приправа, тем эффективнее. — Ууш, пойди глянь там! — велел я. Сбоку зашевелился человек-глыба. Обожаю смотреть, как Ууш двигается. В такие моменты он больше напоминает зверя-дикого и чуткого. Такой никогда не наступит на растяжку и не попадет в засаду. Чуйка у него отменная. Отчаянно косолапя, он пересекает открытое пространство и исчезает в цокольном этаже. В такие моменты я жду выстрела или любого другого шума, что свидетельствовало бы, что Ууш не вернется. Больше никогда не будет с остервенением ковыряться в широком носу. Не будет пищать от холода словно ребенок. И не будет предано смотреть в глаза. Везение не могло длиться вечно. Я сам лишние пару лет топчу московскую плитку. Что касается Ууша, он обречен умереть вместо меня. Минуло несколько томительных минут, но ничто не нарушило тишину. Убить Ууша бесшумно нереально, насколько бестолковым он бы не казался. Силища в дебиле неисчерпаемая. Сам использую его вместо тяглового вола. Посему я перехватил карабин за рукоять и устремился ко входу в салон. Когда я трушу, то бегаю особливо быстро. Это едва не вышло боком, когда я чуть не загремел на лестнице, ведущей в цоколь. Ууш встретил меня уже внизу, сидя на корточках по-восточному. — Не сиди на полу, простату простудишь! — предупредил я. Ууш согласно гугукнул. Разговаривать он не умел. Скудно падавший из дверного косяка свет освещал лишь небольшой пятачок у входа, так что я достал из рюкзачка динамо-фонарь и несколькими энергичными нажатиями добыл себе дополнительное освещение. Увиденное мне не понравилось. Салон был даже не разграблен-с него все вывезли подчистую. Возможно хозяева в первые дни эвакуации постарались. Но не осталось ничего. Даже стенных шкафов. Я обозрел голые стены и уже хотел уходить, как Ууш завозился, поводя ноздрястым носом-и пополз к стене. Стены салона оклеены обоями, и в этом месте ничем не отличались от остальных. Но не для Ууша, дикого человека и Маргадона. Здоровяк нажимает на стену, раздаётся щелчок, и из нее выдвигается ящик. Тайник! Ууш разламывает его с легкостью, и я не успеваю его остановить. Не люблю лишние разрушения, а для Ууша наоборот, дай что-нибудь разломать. В тайнике лежит плотно обернутый желтой оберточной бумагой тюк. Ууш торжествующе выволакивает его наружу. Я с трудом его отгоняю, Ууш давно не кормлен. На ощупь пакет вызывает некоторые сомнения. Я достаю щербатый, но хорошо заточенный Уушем нож и пластаю пакет сбоку и сверху. Самые худшие опасения подтверждаются. На пол валятся книги-самое бесполезная вещь в современном мире. Их нельзя есть, нельзя сжечь без опасности привлечь ненужного и опасного внимания. Их даже читать бесполезно. Зачем что-то знать о мире, которого уже нет. Ого. Самое крупное издательство. Модное. Сидели упыри в затхлых кладовках с грудами мятых рукописей, писали отписки графоманам «Ваша рукопись не подходит. Ищите другое издательство». Ага, в стране дураков. Ну и что вы там наиздавали? Какие такие шедевры? Их даже сжечь нельзя! А тот, кто это спрятал, или дурак, или на халяву стащил из книжного магазина упаковку, надеялся продать в лучшие времена. Где они эти лучшие времена? Ау! От возвышенных мыслей отвлекает Ууш. Он трогательно прижимает к груди пустую тарелку-ждет еды. Он конечно дебил конченный, но ест исключительно с тарелки, которую вечно таскает с собой. Интеллигент. — Нету еды! — зло говорю я. Злюсь больше на себя, потому что Ууш, дикий человек, не понимает ни слова. Он показывает пустую тарелку и жалобно мычит. Ругаясь в полголоса, достаю свой НЗ-брикет сушеных макарон. Протягиваю Уушу. Вместо того, чтобы взять самый лучший продукт на свете, он хватает меня за руку и тащит к стене ближе к двери. На диком лице написано отчаяние. Я не делаю лишних движений и не задаю вопросы, чуйка у Ууша на порядок выше, чем у обычного человека. Много обычных людей отправились на кладбище, потому что не имели под рукой такого Ууша. Только спустя пару минут начинаю слышать и я. На улице снаружи кто-то есть. Хруст шагов по мусору. Вот задели жестянку. Я снял с предохранителя карабин и взял на изготовку. Жизненно важно, что там за идиот бродит по улице. Время подобных брожений давно истекло, и любители прогулок давно отправились на тот свет. Я тоже хорош. Заперся в помещение с одним выходом. Придется ждать, пока сумасшедший уберется откуда пришел. Тут два опасных момента. Первый, у нас есть несколько часов до темноты. Если не уберемся, до нас доберутся убры, и тогда я сам себе не завидую. Второй момент. Ни фига это не сумасшедший, а бандюган, который прикидывается сумасшедшим, и где-то рядом в засаде его банда. Но в таком случае, лучше бы им свалится к нам в подвал по-тихому и пустить на мясо. Да и Ууш бы почуял чужаков. Стало быть, псих. Бродячий идиот. Городской дурачок. Чтобы удостовериться в этом, надо вылезти из подвала. Я скрипнул зубами. Надо же так залететь! Из-за чего? Из-за долбанных книг! Я велю Уушу сидеть на месте и осторожно выглядываю в дверь. Лестница хорошая. Она прикрыта сплошным бетонным козырьком, и влепить чем-нибудь в физиономию можно только на самом верху и то, если неаккуратно высунуться. А я аккуратный. Я очень аккуратный. И посему остаюсь чуть ли не единственным уцелевшим коренным москвичом. Ползу по лестнице вверх. И вдруг: — Чернозадые! Вопль раздирает тишину. Стремно слушать эхо в Москве. И снова: — Чернозадые! Голос пропитый и хриплый. — Это сумасшедший! — говорю я, обернувшись к Уушу. На лице того и так изуродованном чудовищной гримасой появляется еще и отчаяние. — Точно тебе говорю! Приподнимаюсь и вижу незнакомца. Телогрейка, ватные штаны, какие-то перевязи над галошами. Облезлый треух. Типичный москвич. Незнакомец идет по середине улицы не скрываясь. Этого идиота можно не опасаться. Я приподнимаюсь, только хочу приподняться, как Ууш буквально вдавливает меня обратно. Конечно, я видел, как в человека попадает пуля. И даже не один раз. И с разных ракурсов. Это раньше мы в Москве видели постановки Хабенского, да Мишки Ефремова, теперь у нас другие шедевры в ходу. В начальный момент человек словно попадает в багряное облако. Оно настолько плотное, что появляется уверенность, что сейчас облако рассеется, и выяснится, что голова исчезла, вся ушла на создание эффекта. Тем сильнее разочарование. Кровавое облако быстро рассеивается, а голова целехонька. Ну отверстие лишнее организовалось и необязательно приметное. Это может быть вообще точка. Лежит такой труп в телогреечке, как будто прилег отдохнуть на улице, а из-под него растекается маслянистая густая жидкость. Типа масло решили в машине поменять и сливают старое. — Пусти! Мне дышать нечем! — шепчу я. Ууш отпускает. Дебил не понимает ни слова, но видно до него дошло, что еще чутка и отправится его дружило прямиком на небеса. Никто не даст плитку макарошек, не положит в заветную тарелочку. Вот что до него дошло. Мы спускаемся обратно в салон. На улице снова не нарушаемая ничем и никем тишина. Только теперь она перешла из разряда подозрительных в разряд смертельно опасных. Кто мог снять дурака? Ясен перец, сумиты[1][Сумиты — казанный период название всех мигрантов из Кавказского региона и стран Средней Азии (здесь и далее прим. автора).]. Выстрел я проспал, меня как раз Ууш дружески мял. Так что стрелок может быть где угодно. Хоть в соседнем подъезде. 15 часов. 2 часа да захода Солнца. Выжидаем 2 часа. Ууш как сел на корточки по-восточному, так и не пошевелился. За все время с улицы не донеслось ни звука. Но я этого гада за версту чую не хуже Ууша. Выжидает, гад. Судя по меткости, убивший кучу народу и до сих пор не наевшийся убийством. Сейчас я могу судить о таких нелюдях совершенно спокойно. Сразу после начала войны, когда подобная нечисть полезла из всех щелей и вооружилась, это вызывало шок, слава Богу, недолгий. Кто долго удивлялся, охал и ахал, откуда у нас в центре России, в столице нашей Родины, появилось столько кровожадных сумитов, да как же так-полегли первыми с признаками удивления на лицах. Они, эти признаки, отпечатались на их лицах навечно. Я оглядываю нашу ловушку беглым взглядом. У нас остается всего пара часов до наступления темноты, когда появятся убры и тогда я не дам за наши жизни и ломанного теньге. — Салон является частью дома! — рассуждаю я. — Где-то должна быть связь с остальным подвалом. Откуда-то ведь они получали электричество и воду! Ууш смотрит недоверчиво. Для него слова всего лишь колыхание воздуха. — Ищи! — отдаю я команду.