Команды Ууш понимает. 16.00 1 час до захода. Квартира была ловушкой. Едва мы с Уушем все в паутине и мумифицированных тараканах выбрались из прямоугольного воздуховода, как первым делом наткнулись на эту квартиру. Дверь приглашающе распахнута, но внутри все целое. Диван с бельем модного черного цвета. Минимизированная мебель. То бишь отсутствующая. Мы москвичи самые модные в мире! Была такая присказка у мэра города «Сэр-Гея» Босянина. Ууш при виде благ цивилизации угрюмо заурчал. — Не останемся! — успокаиваю его. А мыслишка продолжала соблазнять. Окна разбиты, но решетки уцелели. Припереть двери. Закрыться в ванной. Пересидеть ночь, а завтра поутру домой. Даже не так. Можно продолжить рейд. Углубиться на территорию, где еще не бывал. А там! Макароны! Конфеты, галеты и другие вечные продукты, которые мы никогда не ценили. Энергичным встряхиванием головы прогоняю наваждение. Что со мной? Ночью человеку в городе не выжить и часа. Откуда глупые мысли, чтобы переждать-пересидеть. Скажем так, навеянные мысли. Кем? Да убрами же! Твари становятся хитрее. Пожиратели у меня в голове! От этой мысли я едва не впал в панику. Хотелось бежать от этой зовущей квартиры-заходи, усталый путник. Ты несколько лет блуждал среди каменных утесов. Ты устал. Приляг. А мы тебе сожрем как свинью! Дом формой напоминает букву «С». Отдаленно. Он хорош тем, что длинный как глиста и имеет выходы на все 4 стороны. Если стрелок не ушел, ему не уследить за всеми сразу. Самое опасное место-дорога за домом. Если ее перебежать, дальше продолжается городской массив, можно легко укрыться в сени домов. Первым естественно бежит Ууш. Каждую секунду жду, что он сейчас налетит на невидимое препятствие и замрет в пурпурном облаке из брызг перед тем как грохнуться оземь своим огромным сильным телом, но нет. Огромное сильное тело пересекает улицу и достигает 16-ти этажки. Замирает. У меня появляется дурацкая мысль, а что, если стрелок специально затаился и сейчас прищучит меня наглухо. Что будет с Уушем? Останется ли он стоять, не понимая, почему я разлегся на полпути? Или кинется ко мне, начнёт тянуть за руки, лопотать что-то. А стрелок спокойно подойдет, с холодным любопытством обозреет дебила, потом деловито дошлет патрон в патронник и при выстреле даже не глянет в прицел. А чего глядеть? Вот она мишень. Большая, пускающая слюни и бессмысленно гугукающая. Нет, помирать мне нельзя. Я выскакиваю из окна и бегу. Бегу изо всех сил. Я уже далеко не тот хлюпик, что был до войны. Могу пройти много километров за раз. Могу не есть сутками. Не спать. Доверчивый москвичок, которого толкали под ребра в метро, сгинул давным-давно. Вместе с обрушенной Останкинской башней. Я помню, как качалось титаническое сооружение перед падением. Как тучей рвануло от него воронье. Теперь я понимаю, это стронулась с места гигантская часовая стрелка, чтобы начать новый отсчет. Новый отсчет, в конце которого абсолютный ноль. Меня не убили. Не в этот раз. Через минуту я прижался к стене рядом с Уушем. 16.30 Развязка 3-е Транспортное кольцо — Ленинский проспект. Полчаса до сумерек. Это опасное место. Транспортное широкое-4 полосы в одну сторону, 4 в другую. Идеальное место для засады. Можно целую роту расстрелять. Тоннели-это отдельный разговор. Света там давно нет, и оттуда тянет смертью. Под землю лучше не соваться от слова совсем. В первое время люди кинулись спасаться в метро. Почему я не пошел вместе со всеми? Бог уберег. А потом они закрыли гермоворота. Те остаются закрытыми уже 4-й год. Всего пару раз видел отщепенцев, вылезших из метро. Это были конченные сумасшедшие, ходячие скелеты, слепые и беспомощные, не прожившие снаружи и пары часов. Ленинский проспект пролегает над 3-м транспортным по эстакаде. Это место вызывает у Ууша немотивированный всепоглощающий ужас. Я понимаю, у дикого человека, состоящего из рефлексов самосохранения, нюхача и по большому счету экстрасенса не может быть немотивированного ужаса. Чем-то он должен был быть оправдан. Я изучил развязку вдоль и поперек, но так ничего и не обнаружил. Возможно Ууш боится не развязки, а открытого пространства. Агорафобия! Но дело в том, что кроме этой развязки Ууш признаков паники более нигде не обнаруживает. А тут его просто сдувает с места. Сейчас он где-то за километр отсюда, обходит страшное для него место. Место, как место. На кольце несколько заглохших или попавших в аварии машин. Их могло быть намного больше. Тоже не показатель. На эстакаде тоже есть брошенные. Одна из них «тойота эксплорер»-здоровенный сундук. Я обратил на него внимание, потому как Ольга незадолго до своей смерти (и до войны) купила такой же. А потом уже узрел некоторые странности с машиной. Все другие замерли с открытыми дверцами и багажниками. Мародеры постарались. «Эксплорер» же гордо стоял полностью запертый. Я был уверен, что он именно заперт на замок, а не просто захлопнут. При этом стекла целые, никто не поспешил их разбить, чтобы добраться до лакомого содержимого. И еще. На машины 4 года падал снег и шел дождь. Состояние обшивки соответствовало перенесенным невзгодам, а «эксплорер» сверкал полированными боками как ни в чем не бывало. Чертовщина какая-то. Я больше чем уверен, что любители поживиться не могли упустить столь лакомый кусочек. Уже давно бы раздраконили, побили стекла, вывернули дверцы и багажник, и изнасилованный «эксплорер» продолжал бы гнить вместе с остальными машинами, преданными и брошенными своими хозяевами. Чем дольше я смотрю на странную машину, тем сильнее у меня желание подобраться к ней и глянуть, что она скрывает. Это настоящая страсть-узнать, что у нее внутри. Я с трудом гашу позыв. Что за пагубное желание? Мне становится жутковато, как тогда в доме на Косыгина, что снова кто-то извне диктует мне странные мысли. Убры стремятся залезть мне в голову! 4 года они не могут прищучить меня, они не знают где я и кто я, но пытаются выманить из моей раковины. Выманить и уничтожить как всех остальных. Присоединить к московскому большинству. Закатное солнце дико блеснуло в тонированных стеклах «эксплорера», заставив меня поторопиться. Через 15–20 минут солнце сядет, и за свою жизнь я не дам и вздутой банки консервов. 16.55 Нескучный сад. В саду нет ни одного дерева. Цветов тоже нет. Раньше здесь цвели липы, жасмин, розы, лаванда. Деревья извели в первую холодную зиму. Хорошо горели многолетние стволы. За прошедшие годы территория заросла колючим кустарником непонятного происхождения. Мутация после ядерной бомбежки. Набережная уцелела практически в первозданном виде. Разве что заросла грязью и мусором, приобретя неухоженный бомжеватый вид. Я был на набережной лишь однажды, не подумав, что ничем не прикрытый обзор с противоположного берега Москвы-реки может быть опасен. Тогда еще по реке плыли раздутые гнилостными газами утопленники, да торчали на мелях брошенные речные трамвайчики. Из них выделяется двухпалубный «Рэдиссон» — шикарный теплоход, которая обожала наша кокаиновая молодежь, но вид которого портила огромная дыра ниже ватерлинии, торпеду что ли влепили. Хотя откуда у нас торпеды, враг ведь в Москву так и не вошел. Я еще хотел на небоскребы Москва-Сити глянуть, здесь открывается ничем не прикрытый обзор. Ага, посмотрел. С той стороны как шарахнули. Через секунду пуля грянула о гранит набережной, во все стороны брызнула колючая крошка, а я прыснул прочь, только галоши засверкали. Повезло еще, что стрелял не профессионал, либо ружье подвело. Пальнул на удачу, развлекался. Пуля на излете обладает лишь контузионным свойством, но может сохранить и пробивное. Учитывая, что мне свезет как утопленнику по жизни, пуля сохранила бы и пробивное свойство. Тогда я бы напоминал чушку в забое-крови много, шансов выжить никаких. За несколько лет парк зарос зловонючим кустарником, обдирающим кожу до кости своими стальными ржавыми на вид колючками. Асфальтовые дорожки покрыл непробиваемый слой из прессованных павшей листвы, мусора и дерьма. Кованный забор вокруг парка исчез. Остались лишь облезлые колонны от ворот. Летний домик уцелел, правда, горел пару раз, сильно облез и закоптился, оставшись без крыши. Теперь там тундра внутри зимой. Каменные мосты никто не тронул. Кому они на хер нужны. Правда они почти целиком ушли в землю. Скамейки и мелкие беседки все порушили вандалы. Ротонды покрупнее не осилили. Рядом с одной из ротонд, в глубине дремучего кустарника, под толстым слоем гнилых листьев и сырой земли находится заветный канализационный люк. Я бы сам ни за что не нашел его, если бы не знал где искать, запомнил еще с довоенных времен. Место укромное, скрытое от посторонних глаз, но мы с Уушем соблюдаем ритуал. Приглядываемся, прислушиваемся, а Ууш еще и принюхивается. Все в порядке, кругом никого. Тишина. Однако темнеет очень быстро. Так же быстро надо уносить ноги. Передаю Уушу монтировку, он вставляет ее в только ему видимый паз, и ни разу еще не промахнулся. Ууш титаническим усилием приподнимает чугунную крышку с налипшей тонной грязи. Внизу открывается короткая слепая кишка. На дне набросаны одеяла. Стоит канистра с водой и наш скудный скарб. Это не все наше богатство. На территории парка существует несколько тайников на случай, если наше убежище раскроют. Пока Бог миловал. Да и кому придет в голову искать пропитание в заброшенном парке со сгоревшей давным-давно усадьбой. Вон он город. Миллионы квартир. Занимай любую. С мебелью, с железными дверями, которые можно закрыть на пару замков, и спокойно выспаться на перинах. Все, кто так думал, давно покойники. А мы с Уушем живы! Дом, милый дом. Я спустился первым. Следом, постепенно опуская крышку, Ууш. Я зажег керосиновую лампу. Потом вернулся к люку и вставил в наваренные петли тяжелый железный засов, после чего колодец превратился в танк и открыть люк снаружи можно было разве что выдернув колодец из земли целиком. Колодец короткий, метра 3. Внизу набросаны одеяла. Выделено специальное месте под обувь, мы туда разуваемся, давая отдохнуть натруженным ногам. Я запаливаю уже керосиновую плитку, ставлю на нее пол-литровую кружку с водой. Когда закипает, часть отливаю в кружки с чаем, в остатке завариваю кашу. Сегодня это овсянка с грушей. Мяса я не видел давно. Мы ужинаем при свете керосинки. Ууш ест как собака, быстро и неаппетитно. Затем требовательно смотрит на меня. — Хочешь, чтобы я рассказал, как жил до войны? — спрашиваю. Он хочет совсем не этого. Он хочет жрать. Иногда я боюсь, что он начнет жрать меня самого. Мне бы давно выгнать это безумное животное. Но на свободе Ууш не протянет и дня. Он наивен словно 5-ти летний ребенок. Он подойдет к любому, протянет свою тарелочку, просительно глянет в глаза, не замечая, что те смотрят на него сквозь прицел. — Знаешь, о чем я думаю? — спрашиваю я у дурачка. Тот естественно не знает. — Что бы я купил сейчас, окажись в обычном продуктовом магазинчике! Чего и сколько! Раньше я все время смеялся над соседями, которые делали запасы. Гречку брали килограммами. Соль. Консервы.