— Не стреляйте, — с трудом прохрипел пленник, которого все еще крепко держали за кадык. — Не убивайте меня, я программист! Я знаю, где она, я все скажу! — Ишь ты, программист, — хмыкнул Дорогин, которого эта ссылка на профессиональную принадлежность, похоже, позабавила. — Послушай его, Мишель, а я пойду гляну, что да как. Он беззвучно выскользнул в коридор, без стука затворив за собой дверь. Вслед ему неслось приглушенное бормотание пленника, который, к его немалому удивлению, раскололся куда быстрее и оказался куда более словоохотливым, чем можно было ожидать от члена исламской террористической группировки, готовящей покушение на главу государства. Ему пришло в голову, что пленник может лгать, тянуть время в расчете на то, что к нему подоспеет помощь. Не исключалось также, что этот тип только притворяется слабым и напуганным, выжидая удобного момента, чтобы поднести им сюрприз. Но в доме наверняка были и другие люди, вооруженные до зубов и опасные, как королевские кобры в разгар брачного периода, и ими следовало заняться, не откладывая в долгий ящик. Да и Шахов — не дитя малое, чтобы водить его на помочах, контролируя каждый шаг. Он боевой офицер и может сам позаботиться о сохранности своей черепной коробки, а заодно и всех остальных жизненно важных органов… Он услышал шаги спускающегося по лестнице человека и, сдвинув на лоб прибор ночного видения, разглядел слабое голубоватое свечение телефонного дисплея, озарившее ступеньки лестницы, что вела на второй этаж. Сергей снова опустил на глаза инфракрасные очки. Он не стал прятаться: теперь, когда его никто не видел, он мог позволить себе действовать так, как ему хотелось. Он встал у подножия лестницы, следя за приближением спускающейся сверху фосфоресцирующей фигуры. Человек остановился, видимо, заметив опасность, его рука быстро протянулась за спину. Муму подождал, пока она вернется с пистолетом, а потом выстрелил и посторонился, уступая дорогу катящемуся по ступенькам телу. Раскрытый телефон, мягко сияя экраном, скользнул по полу и остановился, уткнувшись в его ботинок. Дорогин поднял его и, опять сдвинув очки, осветил лицо только что убитого человека. На полу перед ним лежал гладко выбритый горбоносый шатен, по приметам очень похожий на человека, описанного молодым оперативником, «Волгу» которого недавно протаранил тот самый «додж», что стоял сейчас во дворе. Эту машину и этого человека описывал и Лесневский. Дорогин подумал, что поспешил, застрелив его: этот тип наверняка очень много знал. Но, с другой стороны, Шахов в данный момент брал интервью у парня, назвавшего себя программистом. А кто может больше знать о делах хозяина, чем человек, постоянно обслуживающий его компьютер? Наверху распахнулась дверь, начертив на темном фоне светлый оранжевый прямоугольник. Свет был неяркий, теплый, мерцающий — видимо, в комнате горели свечи. В дверном проеме, выделяясь на его фоне четким, будто вырезанным из черной бумаги силуэтом, стоял Мустафа Акаев. — Что происходит, Аслан? — недовольным голосом спросил он. — Я просил не шуметь, а ты вместо этого сыплешься по ступенькам, как горный обвал! — Аслан занят, — сказал Дорогин. — Ему не до тебя, он беседует с Аллахом. Акаев резко выбросил перед собой правую руку. Темноту озарила красноватая вспышка, звук выстрела хлестнул по ушам, и пуля шевельнула на голове Дорогина волосы. Старый вояка остался до конца верен себе: будучи почти на сто процентов уверенным, что чужих в доме нет и шум на лестнице вызван падением неуклюжего Аслана, он все-таки потрудился взять с собой пистолет, и не просто взять, а поставить на боевой взвод и держать наготове. Он стрелял, не видя мишени, на голос, и почти попал. «Хорошо, что «почти» не считается», — подумал Дорогин и выстрелил в ответ. Никаких сомнений он при этом не испытывал, потому что не поленился заранее ознакомиться с биографией господина Акаева. Уважаемый Мустафа был не из тех, кто станет откровенничать с первым встречным, взахлеб выдавая ему свои секреты. Конечно, где-нибудь на Лубянке его смогли бы разговорить, но на Лубянке он уже бывал, и что с того? Если бы этого упыря тогда не выпустили на свободу из политических соображений, многие хорошие люди сейчас были бы живы и имели кров над головой. Дорогин посмотрел на телефон Аслана, который все еще держал в руке. Если верить цифрам в углу дисплея, с того момента, как они с Шаховым проникли на участок Акаева через забор, прошло чуть больше пяти минут. «А кажется, что неделя», — подумал Сергей, равнодушно отбрасывая телефон в сторону. Вероятнее всего, эта часть работы была завершена — быстро, тихо и без драматических эффектов. По мнению Дорогина, это нужно было сделать давным-давно. Еще через три минуты они были возле микроавтобуса. Шахов втолкнул в салон лязгающего зубами от нервного озноба Ибрагима. — Смотри, щенок, — предупредил он, — если что не так, первая пуля твоя при любом раскладе. — Я сказал правду, — дрожащим голосом заверил его Ибрагим. — Посмотрим, — сказал Шахов и обернулся к Дорогину. — Ну, чего ты возишься? Вместо ответа Муму подковырнул лезвием перочинного ножа краешек буквы «М» в слове «МОСГОРСВЕТ», ухватился за него ногтями и потянул. Послышался негромкий треск, и «МОСГОРСВЕТ» превратился в «ОСГОРСВЕТ». Покончив с надписью на капоте, Дорогин занялся бортами, а затем, к некоторому удивлению Михаила, и окнами. Когда он закончил работу, микроавтобус не только лишился броских надписей, но и превратился из грузового в пассажирский. — Ну, ты даешь, — с уважением сказал Михаил. — Ловкость рук, и никакого мошенничества, — заявил Дорогин, забрасывая под сиденье ком мятой и рваной самоклеющейся пленки. — Эй, программист, машину водить умеешь? Садись-ка за руль, да не вздумай шутить. Видишь этого сердитого мужчину? Это отец девочки, которую украли ваши джигиты. Если что, он тебя мигом отправит следом за Мустафой. Мишель, мон ами, снимай спецодежду и садись рядом с программистом. А я назад, меня охранник на КПП уже срисовал. — Смотри у меня, — повторил Шахов, плюхаясь на сиденье рядом с уже занявшим место водителя Ибрагимом. К своему удивлению, он чувствовал, что приподнятое настроение Дорогина начинает мало-помалу передаваться и ему. — Давай, заводи. Да перестань трястись. Аккуратнее, это тебе не компьютер. Не хватало еще в кювете заночевать… У шлагбаума они остановились. Давешний охранник с ленивым интересом посмотрел на незнакомую машину и заулыбался, когда луч фонаря осветил сидевшего за рулем Ибрагима. — А, Ибрагим-ака! — воскликнул он. — В город? Ибрагим, уже уставший объяснять, что обращение «ака» адресуется людям пожилым, и притом не столько на Кавказе, сколько в Средней Азии, в ответ лишь натянуто улыбнулся и кивнул. В данный момент ему было не до этих тонкостей, поскольку он ощущал, как в правый бок упирается глушитель, навинченный на ствол армейского «кольта» сорок пятого калибра. Правда, несмотря на это, он чувствовал не отчаяние, а робкую надежду. Его могли убить сразу, но не убили; бандитами, вроде бородатых домочадцев дядюшки Мустафы, эти люди не являлись, а значит, вызволив похищенную девочку, вполне могли отпустить его с миром… ну, или, в самом крайнем случае, арестовать. Будущее представлялось туманным, но стремительно повзрослевший Ибрагим понимал: главное, чтобы будущее у него было, а не прекратило свое существование через час в каком-нибудь загаженном тупике. Что же до дядюшки Мустафы, которого отныне смело можно было называть покойным, то в том, что с ним случилось, не был повинен никто, кроме него самого. — Слушай, ты электриков не видел? — продолжал разговорчивый охранник и, увидев, как Ибрагим отрицательно покачал головой, вздохнул: — И чего возятся, ей-богу? Возятся, возятся… Второй тайм давно идет, а они все ковыряются. Специалисты! Полосатый шлагбаум со свисающими с него жестяными блинами запрещающих знаков рывками поднялся вверх, освобождая проезд. Перенервничавший Ибрагим слишком сильно газанул и резко бросил сцепление; микроавтобус конвульсивно дернулся, норовя заглохнуть, но все-таки не заглох и, плавно набирая скорость, двинулся в сторону Москвы. * * * …Майор ФСО Кулаков, так давно откликавшийся на оперативный псевдоним «Старый», что привык воспринимать его не как второе, а как свое первое имя, светя себе под ноги фонарем и брезгливо приподнимая полы длинного, как кавалерийская шинель, старомодного пальто, прошелся по дому Мустафы Акаева. Воздух в доме попахивал жженым порохом, под ногами то и дело позвякивали потревоженные гильзы. Перешагнув через лежащий у лестницы труп Аслана, майор стал подниматься на второй этаж. В левой руке у него был включенный фонарик, правая держала наготове излюбленное оружие ветерана кровопролитных ночных стычек — тупорылый и уродливый «аграм» с длинным глушителем. На правом ухе был закреплен беспроводной наушник мобильного телефона, контрольный светодиод которого сиял в темноте ярким синим огоньком. Водя лучом фонарика из стороны в сторону и каждую секунду ожидая внезапного нападения из темноты, майор Кулаков беседовал по телефону со старшим группы наружного наблюдения, которая в данный момент дежурила на выезде с заметенной снегом лесной грунтовки на шоссе, что вело из поселка в сторону Москвы. — Они выехали, — говорил он, — не пропустите. Белый «форд». Нет, не грузовой, наоборот, пассажирский. Пассажирский, я говорю! И никакого «Горсвета», вообще никаких надписей. Что? Э, брат! Не знаю, кто тот парень, что помогает Шаху, но это такой ловкач, что тебе и не снилось. А? Здесь-то? Здесь все спокойно. Куча народу, и все тихие. Поднявшись на второй этаж, Старый остановился над лежащим возле открытой двери кабинета Мустафой Акаевым. Без пяти минут Герой Советского Союза лежал, скорчившись и обхватив руками простреленный живот, в луже собственной крови, освещенный падавшим из двери мягким, чуть подрагивающим оранжевым светом оплывающих на столе свечей. Неожиданно он шевельнулся и издал слабый стон. Старый опустил ствол штурмового пистолета и нажал на спусковой крючок. «Аграм» простучал коротко и глухо, как в вату, дымящиеся гильзы веером брызнули из казенника. Акаев дернулся и затих, на этот раз окончательно. — Все до единого наповал, — подтвердил Старый, прервал соединение, поставил автомат на предохранитель и, равнодушно повернувшись спиной к трупу уважаемого Мустафы, стал спускаться по лестнице. Глава 15 — Можешь нарисовать план квартиры? — спросил Дорогин. — Ну, хотя бы сколько в ней комнат, знаешь? Ибрагим Акаев огорченно помотал головой. — Я никогда там не был, — сказал он. — Эту квартиру снимает Ваха, а он мне не друг. Мне незачем ходить к нему в гости, потому что нам не о чем разговаривать. — Сколько там сейчас народу? — продолжил допрос Муму, игнорируя попытку молодого чеченца излить ему душу. — Не знаю, — сказал Ибрагим. — Но не меньше двоих. — Хреново, — негромко произнес Михаил Шахов. Дорогин не ответил, но в душе согласился с этим неутешительным диагнозом. В доме Мустафы они оставили восемь трупов, а сами не получили ни царапины. Но туда они сумели проникнуть незамеченными, под покровом ночи, и там не было десятилетнего ребенка, которым бандиты могли прикрываться, как щитом. По доброй воле джигиты им дверь не откроют, это ясно, а штурм почти наверняка будет стоить Анюте Шаховой жизни. — Дом не слишком старый, — задумчиво произнес Михаил, глядя на опоясанную цепочками светящихся окон громадную шестнадцатиэтажную пластину, протянувшуюся на целый квартал. — Распределительные щитки на лестничных площадках. Может, еще разок сыграем в электриков? — Бесполезно, — возразил Дорогин. — Ну, вылезет один на площадку. Мы его валим и входим в квартиру. А дальше? Со света в темноту, на незнакомой жилплощади… Пока разберемся, что к чему, будет уже поздно. — Я могу позвонить в дверь, — неожиданно предложил Ибрагим. — Они меня знают. — Заманчиво, — с оттенком сомнения произнес Дорогин. — Но перспективы все равно хилые, — резюмировал Михаил. Белый микроавтобус с забрызганными грязью бортами и фальшивыми номерными знаками медленно остывал посреди густо заставленного машинами двора на окраине Москвы. Над крышами домов висело подсвеченное огнями мегаполиса сплошное покрывало туч, и казалось, что небо слабо фосфоресцирует. К ночи сыпавшийся сверху мокрый снег стал не таким мокрым и уже не таял, едва коснувшись земли. Асфальт во дворе был затянут ровным снежным покрывалом, белизну которого нарушали только оставленные машинами черные колеи да неровные цепочки человеческих следов. Михаил завозился, доставая из пачки последнюю сигарету. — Это ты зря, — сказал ему Дорогин. — Некогда нам сейчас перекуры устраивать… А впрочем, кури, — противореча самому себе, тут же добавил он. — Накуривайся впрок, а то при детях курить нельзя, им это вредно. — Сначала надо сделать так, чтоб дети были тут, а не там, — с тоской проговорил Шахов. — А уж тогда я как-нибудь потерплю. — А ты не кисни, мон шер, — сказал Дорогин. — Есть у меня одна идея. Надо, во-первых, осмотреться на местности, уяснить планировку квартиры. А потом зайти с двух сторон. Это же классика! Удостоверение при тебе? — Удостоверение-то при мне, — с неохотой признался Михаил, начиная понимать, к чему он клонит. — Вот только светиться неохота… — Это тебе решать, что для тебя важнее — здоровье дочери или сохранение инкогнито, — заметил Дорогин. — Айда, — решительно сказал Михаил, смял сигарету и бросил ее на пол. — Мусорят тут всякие, — проворчал Дорогин, но Шахов его не услышал или просто не обратил на шутку внимания. Сергей ненадолго задержался, чтобы найти в багажном отсеке буксировочный трос — прочный нейлоновый канат с массивными карабинами на обоих концах. Забросив увесистый моток на плечо, он поспешил за Шаховым, который конвоировал к подъезду понурого программиста. Дорогин не испытывал к молодому родственнику Акаева ни сочувствия, ни злобы. В данный момент Ибрагим представлял собой всего лишь еще одну переменную в уравнении, которое им предстояло решить; его надлежало держать в поле зрения на случай, если парню все-таки вздумается чудить, а его дальнейшая судьба должна была решиться на более высоком уровне — где-то там, в заоблачных высях, на совещании вершителей судеб, в повестку которого данный вопрос внесен под шестизначным порядковым номером. Перед железной дверью подъезда Шахов задержался ровно на столько, сколько понадобилось для того, чтобы выстрелить из пистолета в панель домофона. Домофон ответил на этот акт вандализма негромким треском, снопом голубых искр и облачком белого дыма, который отчаянно вонял озоном и горелой изоляцией. — Кругом одни хулиганы, — заметил Дорогин, знавший куда более мягкие способы открывания оснащенных кодовыми замками дверей. Впрочем, Шахов наверняка знал таких способов не меньше, а может быть, и больше, чем Муму. Все они требовали времени, а ждать Михаил, похоже, уже не мог. Дорогин напомнил себе, что за Шаховым тоже необходимо присматривать: в спешке, от нетерпения он мог наломать дров и, чего доброго, поймать шальную пулю. Сергей терпеть не мог сообщать свежеиспеченным вдовам об изменениях в их семейном положении — так же, впрочем, как и освобождать заложников при непосредственном участии их близких родственников. Квартира, которую снимал человек по имени Ваха, располагалась на девятом этаже. Они поднялись в лифте этажом выше, и здесь, на лестничной площадке десятого этажа, Дорогин вручил Михаилу черную трикотажную шапочку, нижний край которой, будучи раскатанным до конца, превращал головной убор в маску с прорезями для глаз и рта. Вторую шапочку Сергей, не откладывая дела в долгий ящик, напялил на себя и тут же опустил маску, сделавшись похожим на вооруженного грабителя. Сходство только усилилось, когда он вынул из-за пазухи полицейский «вальтер» с глушителем и оттянул затвор, досылая в ствол патрон. — Ну, ты фокусник, — проворчал Шахов, следуя его примеру. — И откуда что берется? — Из рукава, — любезно проинформировал его Дорогин. — Все, хватит болтать, погнали. Действуй, программист. Ибрагим нервно пригладил ладонью смоляную шевелюру и позвонил в дверь квартиры, расположенной над той, которую снимал Ваха. За дверью немедленно раздалось заливистое, истеричное тявканье; потом послышалось неторопливое шарканье подошв, и басистый мужской голос свирепо прорычал: «Да заткнись ты, сучий выродок!» Тявканье смолкло, дверной глазок потемнел, и тот же голос, уже не такой свирепый, но дьявольски неприветливый, спросил: — Что надо? — Я ваш сосед снизу, — демонстрируя неожиданную в его положении сообразительность, просительно произнес Ибрагим. Его кавказский акцент, который до сих пор был почти незаметным, теперь вдруг стал почти карикатурным. — Откройте, пожалуйста, вы нас заливаете! — Гнать вас отсюда надо поганой метлой, а не заливать, — щелкая многочисленными замками, откровенничал хозяин квартиры, для которого все кавказцы явно были на одно лицо. — Понаехали тут, мало того, что на улице шагу не ступить, так еще и дома покоя нет… Кто тебя заливает, джигит? — агрессивно осведомился он, открывая дверь. Шахов, до сих пор стоявший у стены справа от двери, покинул укрытие и со сноровкой, говорившей о богатом опыте, одним точным движением припечатал его к дверному полотну. Кривоногая комнатная собачонка с громким лаем цапнула его за штанину и жалобно взвизгнула, получив хорошо нацеленный пинок в ребра. — Не двигаться! — металлическим голосом приказал Михаил и, продолжая удерживать правое предплечье под подбородком хозяина квартиры, левой рукой сунул ему под нос и тут же спрятал в карман свое служебное удостоверение. — Федеральная служба охраны! Сколько человек в квартире? Хозяин, крупный лысеющий мужчина с выпирающим из-под несвежей нательной майки животом, выронил недопитую бутылку пива, которую до сих пор держал в руке.