— Ну что, молодой человек, теперь в аэропорт. — Но конгресс еще продолжается, — попытался остановить его Степан Рыбин. — Меня ждут. Меня ждут. Мне нужно лететь. Меня ждут, — проговорил профессор Сечкин. — Но ведь сначала нужно заказать билеты… — напомнил Степан Рыбин. — Билет у меня есть. Вот, — сказал профессор и действительно достал из внутреннего кармана билет на самолет. Муму взял у него билет и, посмотрев, пожал плечами: — Действительно, на сегодня, вечерний рейс до Грозного. — Но он же вроде как ночевать собирался, — возразил Степан, передавая билет профессору. — Даже место себе в общежитии забронировал. — Ну, это какой-то сбой программы… — грустно улыбнулся Муму. — Слушайте, давайте, пока время есть, мы его в лабораторию нашу заведем. А вдруг он все вспомнит… — предложил Степан Рыбин, не особо веря в успех, а потом испуганно добавил: — А что, если и Настю зазомбируют? — Здесь без специалиста не обойтись, — сказал Муму и попросил у Рыбина: — Дай мне свой мобильник позвонить. Не хочу, чтобы мой номер высветился. Взяв у Степана Рыбина мобильник, Муму набрал номер приемной генерала Рогова. — Приемная генерала Рогова, — сказал приятный женский голос. — Добрый день, — вежливо сказал Муму. — Можно ли поговорить с генералом Роговым? — Нет, к сожалению, товарищ генерал в командировке, — ответила девушка. — И когда же обещал вернуться? — спросил Муму, удивившись тому, что генерал так резко куда-то уехал. — Не могу знать, — ответила девушка и добавила: — Может, вы хотели бы поговорить с кем-то другим? — Нет-нет, — отказался Муму, — я позвоню позже. — Ну что? — спросил Степан. — Да ничего, придется обходиться своими силами, — проговорил в задумчивости Муму. — Так пойдем в лабораторию или нет? — спросил Степан Рыбин. — Если хочешь — пошли! Попытка, как говорится, не пытка, — сказал Муму, окинув снова задремавшего в кресле профессора оценивающим взглядом. — Пойдемте, профессор, — сказал Степан Рыбин, тронув Сечкина за плечо. — Куда? — встрепенувшись, уточнил профессор. — В аэропорт? — Да, в аэропорт, — успокоил его Дорогин. Когда они вышли из актового зала, в фойе и коридорах было совсем тихо. Похоже, не только участники конгресса, но и студенты разошлись по секциям. Когда они спускались по лестнице, им навстречу шла целая бригада корреспондентов с микрофонами и камерами. — Вы не подскажете, где найти профессора Сечкина? — спросила девушка, которую совсем недавно Степан Рыбин видел на экране. — Он где-то в аудитории на втором этаже, — уверенно объяснил Муму, не моргнув глазом и опередив профессора, который, услышав свою фамилию, как-то напрягся и вроде даже что-то вспомнил. — Зачем вы так? — не понял Дорогина Степан Рыбин. — Ну, нам еще только телевидения не хватало, — покачал головой Муму. — Да, наверное, вы правы, — согласился Рыбин, направляясь по коридору к лестнице, которая вела в лабораторию. — Куда вы меня ведете?! Подождите, кто вы такие и куда меня ведете?! — опомнился профессор. — Мы вас провожаем в аэропорт, — заявил Муму, и это сразу успокоило профессора. Когда они подошли к дверям лаборатории, Муму показалось, что за угол метнулись две тени. Степан Рыбин начал открывать двери и удивленно пожал плечами: — Кто-то выключил сигнализацию. И в замке, похоже, копались… Он открыл двери, и в ту же минуту Муму, который по-прежнему всматривался в полумрак коридора, едва успел уложить Степана и профессора на пол. Предназначенная одному из них пуля пролетела дальше и разбила стекло в дверях. Звон осколков заглушил еще один выстрел. Это стрелял Дорогин. Он в буквальном смысле втолкнул профессора и Степана в лабораторию, а сам, захлопнув за ними железные двери, бросился догонять тех, кто стрелял. Но у тех, наверное, был продуман путь отступления. Потому что, выглянув в распахнутое окно, Дорогин успел заметить лишь отъезжающую вишневую «ауди». Скорее всего, стрелявшие спустились вниз по пожарной лестнице, которая располагалась прямо под открытым окном. Муму закрыл окно и, пребывая в глубокой задумчивости, вернулся в лабораторию. Стрельба и стресс, который пережили профессор Сечкин и Рыбин, подействовали на них отрезвляюще. Во всяком случае, когда Дорогин вошел в лабораторию, они о чем-то мирно беседовали, стоя у одного из прозрачных инкубаторов. Стеклянная колба, в которой Рыбин без ведома профессора разводил крылатых муравьев, была, как и вчера, закрыта металлическим футляром. Муму вошел так тихо, что они его, похоже, даже не услышали. Профессор снял и положил на стул куртку и, как ни удивительно, стал вполне адекватен. — Леонид Прокофьевич, я хочу вам кое-что показать, — сказал Степан, чуть волнуясь. — Я без вас тут вырастил целую популяцию. Представляете, из одной особи — целую популяцию… — Ну, такими словами бросаться не стоит… — пожал плечами профессор, поправляя очки и не скрывая радости. — Популяция — это уж слишком… Будь скромнее. Но раз научился их размножать, это похвально, очень похвально… Давай показывай… — А вы там с Настей справились? — спросил Степан, настороженно глядя на профессора. Но тот вдруг весь напрягся и проговорил: — Не помню. Прости, ничего не помню. — Вы что, и Настю не помните? Настю Лапину не помните? — встревожился Степан. — Нет, — покачал головой профессор. — А Эдуарда Мирзоева помните? — включился в разговор Муму. — Эдуарда? Мирзоева? — напрягся профессор. Да так, что на лбу у него выступила испарина. — Он был одним из лучших ваших учеников, — напомнил Муму. — За границей учился. А теперь у него лаборатория в Закавказье. Это к нему вы с Настей летали… — Не помню… Совсем не помню, — покачал головой профессор. — Ладно. Это неважно… — произнес Дорогин и взял со стула куртку, в которой прилетел профессор. — Ты мне хотел что-то показать… — обратился профессор к Степану. — Да, сейчас, — отозвался тот, снимая с одного из инкубаторов серебристый футляр и откручивая какой-то краник. Пока профессор и Степан наблюдали за оживающими на глазах летучими муравьями, Дорогин внимательно ощупал капюшон куртки и обнаружил то, что искал. Под подкладкой ползало что-то живое, наподобие майского жука или жука-скоробея. Жук, похоже, был живым и переползал с места на место. Подумав, Дорогин взял со стола перочинный ножик и, аккуратно вспоров подкладку, достал жука. Это действительно был живой жук, но, стоило Дорогину перевернуть его и положить на стол ножками вверх, ему все стало ясно. На пузе у жука была вмонтирована металлическая пластинка с крохотным застекленным отверстием, которое напоминало окуляр кинокамеры. Сначала Муму хотел подозвать профессора Сечкина и Степана Рыбина, которые вдохновенно наблюдали за копошащимися в инкубаторе тварями. Но потом он все же решил, что это вопрос компетенции совсем других органов. И тот, кто придумал это хитрое приспособление, в устройстве которого так просто не разберешься, вполне может быть полезен и Дорогину, и Плетневу, и генералу Рогову. А профессор и его ученик пусть занимаются своими букашками. Теперь становилось понятно, почему профессор ходил в куртке, натянув на голову капюшон, и почему стал адекватен, только сняв куртку. Раньше «жучками» называли хитрые крохотные подслушивающие устройства, которые вставляли в телефоны или оставляли в квартире подозреваемых или тех, за кем велась слежка. А теперь наука шагнула так далеко, что реальные жуки превратились в средство наблюдения и управления людьми. Да еще такими умными, как профессор Сечкин. Единственное, что теперь смущало Дорогина, — это прикрепленная на жуке пластинка, которая вполне могла работать как видеоустройство. Окинув лабораторию внимательным взглядом, Дорогин нашел-таки подходящий коробок и спрятал туда жука. Коробок положил себе во внутренний карман пиджака. А профессор тем временем, радуясь, как ребенок, наблюдал за тем, что происходило в инкубаторе. — Он ничего не помнит… — взглянув на Дорогина, пожал плечами Степан Рыбин. — Надо бы его ввести в курс дела, рассказать, что происходит в московском метро. — Степан, но вы ведь тоже разбираетесь в этих насекомых. Может, вы бы смогли… — начал Дорогин. — Я могу начать… А потом или Настя прилетит, или профессор придет в себя… — сказал Степан и добавил: — Может, еще кто-то из учеников Сечкина подключится. Если бы с Настей можно было связаться. Там же, куда они с профессором поехали, целая лаборатория есть по изучению насекомых! — Боюсь, что оттуда нам помощи ждать не придется, — вздохнул Муму, поглядывая на профессора. — Я сейчас кое-что у него спрошу… — вдруг сказал Степан Рыбин, и, наклонившись рядом с профессором, проговорил: — Леонид Прокофьевич, а как вы думаете, если самку летучего муравья заразить каким-нибудь опасным для человека вирусом, она передаст его потомству? — Что за чушь вы несете, молодой человек?! — возмутился профессор. — Новое поколение этих особей ничего не несет от предыдущего! Ведь иначе мы не смогли бы возобновить популяцию. Эмир делал подобные опыты. Он заражал крылатых муравьев опасной для крыс болезнью. Укушенные этими муравьями крысы умирали. Однако муравьиному потомству ничего не передавалось. Как только вымирало зараженное поколение, крысы переставали болеть. — Скажите, профессор, — включился в разговор Муму, — а Эмир — это Эдуард Мирзоев, ваш лучший ученик, тот самый, что учился за границей, изучал не только насекомых, но и микробиологию? — Как, как вы сказали? — уточнил профессор. — Я сказал: Эдуард Мирзоев… — повторил Муму. — Не помню такого… — пожал плечами профессор. — А Настю, Настю Лапину помните? — с надеждой спросил Степан Рыбин.