Ближе к центру почти все улицы были перекрыты санитарными кордонами. Специальные машины дежурили у каждого выхода из метро. Возле машин прохаживались люди в защитных комбинезонах и масках. — Куда вам в Москве? — спросил Николай Петрович. — У меня есть еще полчаса времени, могу подбросить. — Я должен оформить новый мобильник. Чтобы быть на связи. И с вами, и с Леной. — Хорошо, я вас тогда оставлю в офисе оператора связи, а сам поеду на службу. Но когда они подъехали к главному офису, который обычно работал круглосуточно, увидели лишь закрытые роллеты. И на окнах, и на дверях было приклеено объявление: «В связи с карантином офис временно не работает. По всем вопросам обращайтесь по телефону», и дальше был написан номер мобильного. Муму перезвонил туда с телефона доктора, но, кроме дежурной фразы «Абонент временно недоступен», повторенной по-русски и по-английски, он ничего не добился. Подобное объявление, только без телефона, висело и на дверях биологического факультета, где доктор высадил Дорогина. Но тут Дорогину по-настоящему повезло. Профессор Сечкин и Степан Рыбин в плотно застегнутых куртках, перчатках и марлевых повязках, что-то горячо обсуждая, поднимались по ступенькам лестницы университета. — Здравствуйте, — приветствовал их Муму. — Это вы! — радостно сказал Степан и, наверняка сомневаясь, помнит ли профессор, представил ему Дорогина. — Очень приятно, очень приятно… — проговорил профессор, протягивая Дорогину свою затянутую в кожаную перчатку руку. — Вы в лабораторию? — спросил Дорогин. — Не совсем, — покачал головой профессор Сечкин. — К нам американцы приехали. Их, видишь ли, взволновали последние события. И они желают нам помочь. Вакцина там у них, видишь ли, от этой болезни имеется. — А почему вы с таким недоверием говорите? — спросил Муму. — Да знаю я этих американцев как облупленных, — покачал головой профессор. — У них если ученый, то или завербованный иностранец, или местный разведчик. И эти сюда приехали не просто так. Не удивлюсь, если у них нет никакой вакцины. Просто любопытствуют, выживем мы или нет… Американка мне звонила, Эдиком Мирзоевым интересовалась, который у них на стажировке был. Выспрашивала, не хвалился ли он нам, что привез из Америки что-то новенькое. А к чему эти все ее расспросы, кто его знает. — А как эта встреча будет проходить? — поинтересовался Муму. — Да обычно. Как говорится, в рабочем режиме. — Можно, я с вами? — попросил Муму. — Наверное, да. Только как вас представить? — спросил профессор. — Представьте как своего помощника, — подсказал Степан Рыбин. — У нас еще кто-то из органов будет, — предупредил профессор, — но их, по-моему, больше американка интересует. Она вроде как к Эмиру собиралась слетать. Адрес спрашивала. — И как, слетала? — спросил Дорогин. — Сейчас узнаем. Для встречи с зарубежной гостьей декан предоставил свой кабинет. Правда, сам не явился. В кабинете недавно сделали евроремонт. И он просто слепил белизной стен, подвесными потолками, белыми жалюзи на окнах. А вот полки вдоль стен, на которых стояли книги, наградные кубки и грамоты в рамочках, стол и стулья были претенциозно черного цвета. Профессор Сечкин, Степан Рыбин и Дорогин устроились за столом и минут пять сидели, думая каждый о своем. Каково же было удивление Дорогина, когда вместе с жилистой рыжеволосой американкой появился лейтенант Мыськин. Оставалось только надеяться, что тот не узнает Дорогина под медицинской маской. А если и узнает, не поверит, что можно быть настолько наглым, чтобы прийти и сесть к преследователям лицом к лицу. Мыськин тоже был в марлевой повязке. Но его выдавали белесые, почти бесцветные, волосы и виляющая походка. Вслед за американкой, которая была одета в куртку с капюшоном и джинсы, вошло пять журналистов — двое с камерой и микрофоном. — Знакомьтесь, это американский биолог миссис Симона Картер, которая приехала в Москву с дружеским визитом, — сказал Мыськин. — Добрый день, — сама заговорила миссис Картер. — В эти трагические дни, когда страшная эпидемия подступила к Москве, американские ученые не могут стоять в стороне от ваших проблем. Мы протягиваем вам руку помощи. И в качестве безвозмездного дара передаем тысячу упаковок одноразовых шприцов, пять тысяч марлевых повязок, три тысячи резиновых перчаток. Наши ученые настойчиво разрабатывают вакцину против неизвестной болезни. Мы обязательно победим невидимого врага. Я только что вернулась из Закавказья, посетила там уникальную биологическую лабораторию, где тоже разрабатывается вакцина против этой неизвестной болезни. Там я увидела много интересного. И готова поделиться своими наблюдениями с российскими учеными. Профессор Сечкин только недоуменно покачал головой. Глава 24 Уже несколько суток генералу Грушевому не давала покоя мысль о терактах, которые, как прочитал генерал Рогов в шифровке, должны произойти 4 и 7 числа этого месяца в каких-то российских городах. До времени «икс», если верить Рогову, оставалось всего два дня, а никаких зацепок не предвиделось. Сколько раз генерал Грушевой корил себя за беспечность. За то, что его люди и сам он, окрыленный возвращением на службу, упустили Рогова прямо из рук. Тот не только умудрился скрыться, но еще унес с собой государственную тайну. Ведь угроза терактов подобного уровня всегда контролируется в высших эшелонах власти. А он, генерал Грушевой, даже доложить ничего наверх не может. Анализируя сложившуюся ситуацию, Грушевой вдруг подумал, что генерал Рогов наверняка сразу понял, о каких городах шла речь в шифровке. Но не сказал об этом, потому что надеялся вырваться на волю и сам раскрыть заговор, сам хотел отличиться. И теперь, пока Грушевой занимается московскими проблемами, которые накатываются как снежный ком, генерал Рогов, возможно, сидит на хвосте у террористов. У Грушевого все внутри переворачивалось от одной мысли о том, что Рогов точно знает, в каком городе или городах произойдут теракты, и может взять террористов тепленькими. Тогда в глазах начальства Рогов станет героем. А он, Грушевой, так и будет разгребать московские авгиевы конюшни. И никто слова доброго не скажет. Ведь одно дело — раскрыть заговор террористов, предотвратить теракт, схватить тех, кто его организует, и совсем другое — расхлебывать последствия уже совершенного теракта: по два, а то и по три раза на день проводить совещания, выслушивать замечания, пытаться погасить возмущение, разбираться в том, в чем разобраться практически невозможно. Ведь с этими крылатыми муравьями не могут справиться ни биологи, ни химики. Количество насекомых возрастает в геометрической прогрессии, появляются все новые очаги распространения. Одна надежда, что они, как пытаются убедить биологи, не заражены. Найти генерала Рогова было сейчас архисложной задачей. Вмешивать в это дело родственников генерала Рогова было безумством. Чего-чего, а этого Рогов ему бы не простил никогда. Единственной ниточкой, которая могла привести к Рогову, был Дорогин, агент Муму, который помог генералу Рогову сбежать из-под носа Грушевого. Но и Дорогина так просто не найти. Он появлялся ниоткуда, путал все карты и исчезал. Как понял Грушевой, генерал Рогов нащупал-таки московский след страшных событий в метро. А поскольку на него сейчас работал Муму, для которого не существовало никаких авторитетов, могли выплыть факты, способные поставить крест на карьере многих высокопоставленных чинов. При бомбежке и обстреле лагеря и лабораторного комплекса генерал Рогов и высококлассный агент Балт могли погибнуть. Но пока что о результатах проведения операции по уничтожению лагеря боевиков генералу Грушевому не доложили. Поэтому он не исключал возможности, что генерал Рогов давно покинул Закавказье и занимается расследованием готовящихся 4 и 7 числа терактов. Нужно было найти генерала Рогова, проследить за ним и опередить. Если Рогов и Балт остались живы, то на Рогова можно выйти и через Балта. Несколько раз люди генерала Грушевого нападали на след жены Балта, которую он прятал где-то в Подмосковье. Но с ней, похоже, теперь был агент Муму. Вместе они сделались неуловимы. И тогда лейтенант Мыськин предложил применить запрещенный прием — их объявили в розыск как преступников, которые украли двух младенцев. Простые люди в таких случаях весьма охотно сдают злодеев. Но или жена Плетнева с Дорогиным были слишком изворотливы, или люди пребывали в шоке после страшных событий в московском метро и им было не до похитителей младенцев. Генерал понимал, что держать жену Плетнева под контролем просто необходимо. Балт — опытный агент. Если он выжил после бомбежки, он обязательно выйдет на связь с Москвой и может завалить тщательно спланированную, тонко продуманную операцию по дестабилизации обстановки и дискредитации новой власти. Тем, кто стоит за всем этим, нужно, чтобы народ думал — беда пришла из Закавказья. Нужно показать народу, что, как только власть начала демонстрировать лояльность, террористы вновь подняли головы. Нужно доказать, что нельзя быть лояльными с врагами, а лучше поучиться у бывших, кого отправили в отставку, у таких, как он, настоящих жестких вояк. Террористы, которые стали теперь врагами номер один, невидимы, как бактерии. Все знали, что они враги. Но они были невидимы. А от этого особо опасны. Сражаться с теми, кого не видишь, да еще так, чтобы не затронуть невиновных — это уже не война, не открытый бой, это искусство. Такие долгоиграющие сражения, сражения без фронтов, без разделительных полос, генерала Грушевого раздражали. Еще раздражала генерала Грушевого кабинетная работа. И теперь, уже целый час сидя за массивным, еще сталинских времен, письменным столом, он пытался разобраться в оперативных сводках. Но душа его к этому не лежала. Хотя было понятно, что главная проблема на сегодня в том, что никто не владеет полной информацией о том, что происходит в Москве. Руководители разных рангов и даже медики утаивали информацию, боясь получить от Грушевого нагоняй. Все знали: если генерал Грушевой входил в раж, он мог ни за что сровнять человека с землей. А кому хотелось потом пить валерьянку и держаться за сердце. Поэтому многие оперативные сведения были далеки от истины. Но об этом Грушевой не догадывался. Зато он отлично знал предысторию всего, что происходило в Москве, и не только. Он помнил, кто именно как-то в баньке, а потом на шашлыках высказал пожелание напрячь ситуацию. Хотя, возможно, это было не пожелание, а так, философское рассуждение о сильной и слабой власти, итогах жесткого и лояльного правления. Но тогда это слышали люди военные, люди, кровью защищавшие Родину, а теперь, с окончанием военных действий, оставшиеся не у дел. Вот они-то и зашевелились. Теперь, когда все закрутилось, генерал Грушевой порой чувствовал себя всего лишь винтиком в огромной машине, которой рулят не столько люди, наделенные властью, сколько те, кто финансирует любые перемены. Да что греха таить, оружие и сегодня остается едва ли не самой прибыльной статьей дохода. Но зачем производить оружие и торговать им, если вокруг тишь да гладь? Потребность в оружии возрастает тогда, когда есть очаги нестабильности. Как выражается один его знакомый банкир, который всегда готов финансировать операции, если создать «сложный химико-биологический коктейль с привкусом реального терроризма» — это срабатывает безотказно. Стоило кому-то в качестве примера вспомнить американский фильм о современном биологическом оружии и о той опасности, которую оно несет, если попадет в руки террористов, как машина завертелась. Кто-то сразу вспомнил о секретной лаборатории, которая находится рядом с лагерем боевиков. Кто-то напомнил, что туда послали агента Лэсси, которая вполне может через налаженный канал передать в Москву химический или биологический материал. Возможно, даже он, генерал Грушевой, не все знает; возможно, преамбула всего, что случилось, была совсем другой… Так или иначе, разговоры отставников за шашлыками получили странное жуткое продолжение. Генерал Грушевой ни с кем не мог поделиться своими опасениями. Ведь главной задачей его отдела было поддержание порядка в столице и стране. Используя агентурную сеть, он по возможности должен предотвращать готовящиеся теракты. Вспоминая все, что произошло, генерал Грушевой остро чувствовал сейчас, что заигрался. То, что его вынудили объявить в Москве чрезвычайное положение, приводило его в отчаяние. Оперативные сводки, которые поступали к нему круглосуточно, свидетельствовали о том, что в Москве постоянно появляются очаги заражения. Значит, летучие муравьи, которых за солидный гонорар передала из лаборатории агент Лэсси, концентрируются не только в метро. Джинн был выпущен из бутылки, и пока что ни у кого не получалось сделать его управляемым. Теперь, когда простые разговоры за шашлыками превратились в страшную реальность, генерал Грушевой старался не думать о том, что сам каким-то образом причастен к тому, что случилось. Когда около года назад с приходом в высшие эшелоны власти нового руководства его, боевого генерала, вынудили уйти на пенсию, хотелось действовать, что-то доказывать. Но он отлично усвоил, что в мирное время, в отличие от военного, чаще выигрывает не тот, кто идет в атаку, а тот, кто точно знает, когда эту атаку начинать. Теперь, когда он вернулся и каждый день нужно проводить совещания, читать и анализировать оперативные сводки, думать над тем, над чем думать не хочется, его загородная дачная жизнь показалась раем. Иногда Грушевому приходила в голову шальная мысль, что, если бы рядом оказался Рогов, он отдал бы ему все — кабинет, горы бумаг, проблемы, которые решить не получалось. Люди начинали раздражать генерала. Он срывался, злился. Больше всего доставалось как раз тем, кто старался услужить, таким, как лейтенант Мыськин, который оставался его глазами и ушами в то время, когда в этом кабинете хозяйничал генерал Рогов. Самым неожиданным для него явилось то, что активизировались американцы. В Россию прилетела одна из самых опытных агентов Симона Картер. По сведениям агентов, она уже успела побывать на Кавказе, а теперь искала встречи с профессором Сечкиным. Что именно ей нужно было от профессора Сечкина, люди Грушевого еще не установили. Теперь важно не выпустить американку из-под контроля. Из глубокой задумчивости генерала Грушевого вырвал звонок из приемной. Секретарь доложил, что к генералу Грушевому рвется главный санитарный врач Валентина Ивановна Гречкина. Встречаться с этой истерически взывающей к совести мадам Гречкиной Грушевому не хотелось. Но Гречкина, в отличие от Грушевого, с интересом и рвением изучала, перечитывала и анализировала все сводки, была в курсе всего, что происходило в городе. После ее докладов на совещаниях можно было сразу принимать решения. Гречкина была трудоголиком. И просто так, от нечего делать, по кабинетам не ходила. Ей важнее было побывать на местах. И Грушевой понимал: если Гречкина рвется к нему, значит, произошло что-то из рук вон выходящее. На этот раз Гречкина вошла в кабинет в защитном комбинезоне. Она даже бахилы и перчатки не снимала. Только стянула с лица маску.