Начиная сомневаться в крепости своего рассудка, я крадучись обошла по периметру свое скромное жилище, осмотрела все его двадцать восемь квадратных метров и на одном из них, конкретно под креслом, обнаружила рыжего котенка, который слился в экстазе с колбасной палкой и самозабвенно грыз ее, урча и мурча одновременно. Выбросить нахаленка за дверь я не смогла. Не только потому, что выбросить его можно было только вместе с дорогой колбасой, от которой звереныш не отдирался ни в какую. Я просто подумала: вот моя родственная душа! Я ведь тоже очень люблю сальчичон. Усыновленный кот был опрометчиво назван мной в честь автора древнешумерского воспитательного трактата «Поучения Шуруппака» и, похоже, ему как-то передалась страсть покойного тезки к морализаторству и назиданиям. У него что ни взгляд, то немой укор, что ни мяв, то страстная проповедь… Предвидя, что по причине позднего возвращения домой я услышу немало кошачьих ругательств, я специально, чтобы умилостивить Шуру, купила в гипермаркете хвост лосося. Для моего деревенского котика это изысканное лакомство: в пеструхинском продмаге рыба представлена исключительно килькой в томате и сардиной в масле. Вспомнив о родной деревне, я машинально поглядела в окно: там, за рекой, параллельно которой тянулась дорога, как раз лирично светились красиво размазанные снежной дымкой огни Пеструхина. – Может, срежем уголок? – заметив, куда я смотрю, задорно предложил Митяй. – Лед окреп, проскочим мигом, через пять минут уже дома будем. И как эффектно появимся! – Эффектнее было бы только в ступе с помелом, – согласилась я, не спеша, однако, принимать поступившее предложение. С одной стороны, тащиться еще добрых десять километров до моста, а потом возвращаться обратно в родные пенаты по другому берегу не хотелось. По льду-то можно в момент пересечь речку и через подобие каньона на другой стороне закатиться прямиком в мой двор. Он, кстати, теперь и Лизкин, потому что мои соседи Буряковы продали часть своего участка молодой семье Синеглазовых под строительство нового дома. С другой стороны, предложение сократить путь определенно грозило неприятностями. В годы детства, которое у нас с братцем эпизодически было общим, это Митяево «срежем уголок» неизменно дарило нам неожиданные и неприятные встречи с шипучими гусями, кусачими собаками и бодливыми коровами. На лихо сокращенном маршруте непременно обнаруживались могучие заросли крапивы, колючие кусты, овраги и ямы. Пару раз мы так влезли в болото, однажды набрели на осиное гнездо, и еще, помню, был случай, когда я чудом не ступила в волчий капкан. В кое-что менее опасное, но очень вонючее, мы оба ступали неоднократно. Поскольку на сей раз «срезать уголок» предлагалось по речному льду, я могла предположить, что подлунный путь наш разнообразят просверленные рыбаками лунки, просторные полыньи и массово вылезающие из первых и вторых голодные обитатели глубин. Не то чтобы кто-то уже видел в речке Синяве кракенов и ктулху – нет, народный фольклор о том молчал. Но все когда-нибудь бывает в первый раз… – Нет, срезать уголок мы не будем, – осознав, что Митяй уже притормаживает, готовясь выкрутить руль и форсировать замерзшую реку, торопливо сказала я. – Точно? Уверена? – братец состроил просительную гримаску фасона «сиротка Марыся», и я заколебалась. Митяй еще в детстве навострился трогательно и жалобно таращить глазки-незабудки. В принципе, хорошо, что он не утратил это умение, оно пригодится ему в семейной жизни с Лизкой, которая та еще командирша… Добиваясь от меня желательного ему ответа, братец остановил машину – и очень правильно сделал! Перед самым носом выжидательно замершей «Калины» внезапно проплыло что-то большое, округлое – я не успела это рассмотреть, но впечатлилась его габаритами. Вытаращилась – куда там Марысе-Митяю! – Э-мнэ… Что это было?! – Ты тоже видела? – Митяй близко сунулся к лобовому стеклу, но за ним уже снова открывался вид на пустую заснеженную дорогу. – Видела, но не поняла – что… – И я… Мы переглянулись. Митяй открыл свою дверь, и в теплый салон впорхнуло несколько крупных белых мух. Снегопад, о котором дядя Боря с метеостанции предупреждал, что он будет многосерийным, начал второй акт своего марлезонского балета. Вовремя мои улетели в свой Калининград, аккурат в перерыв между сеансами снежной бури попали… – Закрой дверь и рот, поехали уже, пока дорогу не засыпало, – отмерла я. Митяй послушно тронул машину с места, и мы покатили дальше. При этом братец то и дело посматривал в зеркало заднего вида. – Что там? – не выдержала я. – Ничего. Но что-то ведь было. – Митяй немного помолчал, а потом осторожно спросил: – Как думаешь, что? – Мне показалось, что слон, – призналась я, смущенно хихикнув: мол, понимаю, дичь несу… – Какой слон?! – Ну, вообще-то слоны бывают двух видов: индийские и африканские. – От волнения у меня сам собой включился режим просвещения темных масс. – Индийские поменьше – до трех метров в высоту, до шести с половиной – в длину, а уши у них вытянутые и заостренные книзу. – А у африканских кверху, что ли? – заинтересовался Митяй. – Как у эльфов? – У африканских слонов уши более округлые. – Тут я осознала, что говорю добродушно-умиленным голосом Николая Дроздова и осеклась. Митяй посмотрел на меня как на ненормальную, но через пару секунд чертыхнулся, ударил по тормозам, вывалился в снежную круговерть и тут же в ней бесследно потерялся. За бортом было темно и мело ого-го как, снег летел почти горизонтально, и выглядело это так, будто психованный невидимка яростно черкал мелом по школьной доске. Я, перегнувшись влево и вывернув шею буквой «г», смотрела в оставшуюся открытой дверь, жмурясь от лезущих в глаза белых мух и ничего, кроме них, не видя, пока Митяй не вернулся. Упав на сиденье, он захлопнул дверь, выжал сцепление, дал по газам и только после этого с ноткой отчетливого сожаления сказал: – Нет, не слон это был. – А кто? – Не знаю. Следов я не увидел, а это кто-то здоровенный, должны были большущие отпечатки остаться. Хотя снегопад такой, что и слона занесет, не только его следы. – Может, это был лось? – предположила я. – Сиганул через дорогу, вот следов и не осталось. – На восемь метров разом сиганул? Я ведь и на обочинах смотрел, нет там отпечатков кого-то крупного. И потом, откуда бы лось? Оно же двигалось со стороны реки. Мне мигом представились те кракены и ктулху, которые не дождались, когда мы с Митяем сами к ним прикатим. Обманулись они, бедные, голодные, в своих гастрономических ожиданиях, вот и вылезли из полыньи, своим ходом двинулись к нам, как гора к Магомету… – Да-а-а, – многозначительно протянула я. – Как мало мы еще знаем о секретах и тайнах родной природы! Митяй покосился на меня и вспомнил: – Кстати, о слонах. От манго не пучит? – Слонов? – Людей! Особенно беременных, я слышал, им это вредно, нет? – Какой ты, Митяйчик, заботливый муж! – Я умилилась. – Не беспокойся. Я почти уверена: к нашему приезду Лизка уже расхочет манго и будет требовать что-нибудь другое. – Угу, – братец кивнул. – Думаешь, почему я столько всякой разной ботвы накупил? Авось хоть что-то ей сгодится. Лизке прекрасно сгодился соленый огурец. Она с хрустом грызла его, стоя на высоком крыльце, как на мостике корабля, и всматриваясь в метель. В рассеянном свете качающейся над дверью лампы подруга походила на небольшую клетчатую пирамиду, потому как укуталась в просторный шерстяной плед в цветах клана Мак-Грегоров. Или Мак-Артуров, или Мак-Милланов – короче, каких-то шотландских горцев. При нашем появлении Лизка сделала вид, будто вовсе не мерзла на крыльце, высматривая транспорт супруга, бог знает сколько времени, а вышла из теплого дома вот только что. Но я вылезла из машины раньше, чем Митяй, и успела заметить, как подруга отшвырнула недоеденный огурец, цапнула освободившейся рукой веник и начала непринужденно обметать снег со ступенек. – Привет шотландским гастарбайтерам! – Я вошла во двор, отняла у Лизки веник и не без помощи последнего затолкала сопротивляющуюся подругу в теплые сени. – Вы чего так долго?! – Лизка с нескрываемым подозрением оглядела меня с ног до головы. – Что-то случилось? – Ничего не случилось, – я обошла ее и проследовала на кухню, где на стуле, загодя кем-то развернутом к двери, уже сидел грозно насупленный Шуруппак. Он уже даже рот приоткрыл, готовый к разгромной проповеди. – Повторяю: ничего не случилось! Мы просто заезжали в гипермаркет за покупками. – Уау, – скандальным голосом сказал кот и хлестнул хвостом, как цирковой дрессировщик – бичом. – Ты еще «Алле-гоп!» мне скомандуй! – возмутилась я. – Совсем обнаглел, морда рыжая… А я-то тебе лососика привезла… – Муо? – кот приятно обрадовался, спрыгнул со стула, потерся о мои ноги. – Так-то лучше! – Я взяла животину на руки, но Шуруппак ловко вывернулся, мягко бухнулся на пол, рыжей молнией просквозил через всю кухню и мгновенно воздвигся у своей миски. – А дыню мне купили? – Лизка повернулась к вошедшему Митяю. – Ты же просила манго! – опешила я. – Дыню! Блин! – Митяй выпростал одну руку из-под объемного пакета, который нес, прижав к груди, и звонко хлопнул ею себя по лбу. – Вот думал же еще – надо и дыню взять! Но мы, кроме манго, кучу разной бурды привезли… – Ананас, апельсины, мандарины, помело, хурму и личи, – добросовестно перечислила я. И дополнительно расширила выбор для капризули: – И еще хвост лосося. – Ммо! – возмутился Шуруппак и наступил лапой на край своей миски, отчего она заплясала и задребезжала. – Лосось твой, – одним жестом и двумя словами успокоила кота Лизка. – А дыню вы, конечно, зря не взяли, но ладно, чего уж… Давайте, что там у вас. Митяй поставил на стол пакет, и подруга деловито закопалась в него. Я выдала коту рыбий хвост, и рыжий хищник вцепился в него, будто его неделю не кормили. – Я бы тоже чего-нибудь съел, – завистливо поглядев на хищно урчащего Шуру, сказал Митяй. – Есть борщ и котлеты, – сообщила Лизка, вертя и придирчиво рассматривая ананас.