Часть 7 из 47 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * *
Будильник зазвенел, как всегда, некстати. Майор уголовного розыска Алексей Колбышев с трудом поднял свое тело с огромного, шириной больше двух метров, дивана (в народе такие называют «траходромами»), сунул ноги в тапки и отправился в ванную.
«Да, а Петруччио так и не появился, — подумал он. — Или на пати загулял, или…»
Но утро трудового дня — не самое подходящее время для мрачных мыслей. Колбышев силой воли отогнал их прочь.
В ванной было прохладно и неуютно. Он набрал в пригоршни холодной воды, глубоко вздохнул и поднес руки к лицу. Вода оказалась не только холодной, но еще и мокрой. Колбышев по-девичьи взвизгнул. На его лице за прошлые сутки уже образовался легкий пушок. Значит, перед службой следовало побриться.
Взяв в правую руку баллончик пены для бритья, майор стал строить планы на сегодняшний день. Часам к двенадцати придется ехать на опознание. Какой-то очередной бомжара с двенадцатью колотыми и черепно-мозговой.
Неофициальный план раскрываемости по их отделу на этот месяц был выполнен. Колбышев в кои-то веки мог вздохнуть спокойно. А тут это долбаное опознание!
«И как раз перед обедом! — покачал головой Колбышев. — Надо кого-нибудь из салаг отправить, например лейтенанта Васина. Хотя нет, я ж ему вчера уже одно дело сплавил, тоже со жмуриком. А может, Сереге дерьма подложить?»
Окончив бритье, майор еще долго смотрел на себя в зеркало. Увиденное его не радовало. Над причинным местом свисала огромная трехступенчатая складка. На по-женски пухлых грудях снова появилось несколько бесцветных волосинок. А лысина со вчерашнего утра, казалось, немного выросла в размерах.
Колбышев подумал, что такое тело, как у него, вряд ли способно вызвать порыв страсти и желаний. Впрочем, похожие мысли приходили к нему каждое утро, и спасения от них не было. С каждым годом жизни ситуация только ухудшалась. Майор был человеком взрослым и трезвомыслящим. Поэтому он понимал, что любовь может обеспечить ему не только красота.
23-летний мачо по кличке Петруччио вряд ли испытывал к Колбышеву горячие чувства, но тем не менее он ночевал вместе с майором — на огромном диване, купленном в счет премии на День милиции.
Прошлая ночь была исключением — впрочем, не таким уже и редким за последнее время. Петруччио снова не явился. Майор до полуночи упрямо набирал его номер, но в трубке раздавалось одно и то же: абонент недоступен.
«И куда же этот паршивец запропастился?» — зло подумал Колбышев.
Он прекрасно знал, чего хочет от него этот юный мачо. Большинство таких пареньков хотят только одного — денег. Мачо любят дорогую выпивку, посещают тренажерный зал и салон красоты, одеваются в бутиках. Но зарплаты майора полиции на предметы роскоши не хватало. Благо иногда появлялись неплохие халтурки. Одна из них в одночасье принесла Колбышеву пятьдесят тысяч долларов. Но это было полгода назад. От кейса с ровными пачками сотенных купюр остался один только кейс, совершенно пустой. Главной покупкой, которую позволил себе майор за эти деньги, был как раз новый бойфренд.
Аппетиты Петруччио увеличивались с каждым днем. Последней зарплаты Колбышева ему хватило на один поход в казино.
Майор знал, что, как только денежный поток иссякнет, любовь сразу пройдет и помидоры завянут. Объяснять любовнику, что деньги не растут на деревьях, было делом бессмысленным. И если не Колбышев, то это будет кто-то другой. Майор меньше всего хотел в один прекрасный день остаться на своем диване в гордом одиночестве. Такая перспектива пугала его больше смерти. Он выполз из ванны и снял с вешалки свежевыглаженную белую рубашку. Времени было уже полвосьмого — пора бы и поспешить.
Майор повязал галстук, пристегнул кобуру с табельным оружием, накинул сверху пиджак. Затем отправился в прихожую и наклонился, чтобы почистить туфли. В этот момент стальная дверь вдруг легонько скрипнула.
«Это еще что за фокус? — удивился майор. — Неужели Петруччио?»
Догадка тут же подтвердилась. На пороге стоял юный бойфренд, а если выражаться точнее, почти стоял. Его ноги заметно подкашивались.
— Привет, пупсик! — весело поздоровался Петруччио. — Как спалось?
— Хреново, — не сдержал своих чувств майор. — А ты где шатался?
— Да так, взгрустнулось мне что-то. Развеялся малость. А в «Голубой курице» как раз знакомый диджей выступал. Та-акой мальчик аппетитный…
После этих слов майор был готов прикончить свою пассию прямо из табельного оружия, но вовремя взял себя в руки и всеми силами старался не проявлять чувств. Было понятно, что Петруччио сознательно его провоцирует. Он это делал всегда и по любому поводу.
— А позвонить нельзя было? — нахмурился Колбышев.
— Аккумулятор сел, — неумело «признался» Петруччио, даже не пытаясь выдать ложь за правду.
Колбышев был вне себя от злости. Выходки бойфренда ему уже осточертели. Майор полиции не привык к тому, что с ним обходятся как с деревенским простачком. Он был начальником — властным и уважаемым человеком. Но это на службе. Дома он не смел даже голоса повысить на смазливого пацаненка! Колбышев понимал: один неверный жест — и любовник найдет себе нового «папика».
— Иди отсыпайся, — махнул рукой майор.
— Спасибо, любовь моя! — нежно обнял его Петруччио, дыша перегаром. — А что у нас, кстати, на завтрак? А то я так проголодался.
— Поищи в холодильнике.
— Фу, как неромантично. Нет чтобы приготовить сюрприз для своего суслика!
— Некогда мне тебе сюрпризы готовить, — промямлил майор в свое оправдание. — Работы столько, что сил никаких нет. Закажи пиццу, если хочешь.
— Какой же ты зануда, — Петруччио хлопнул его по плечу. — Опять все про работу да про работу.
Колбышев ничего не ответил. Он молча взял портфель и отправился к выходу. Начинать дискуссии с этим тунеядцем по поводу работы было все равно бессмысленно.
— Да, слушай, — Петруччио окликнул его. — Ты мне деньжат не хочешь подкинуть, а? За тренажерку заплатить надо, сегодня последний день.
— Сколько? — холодно спросил майор.
Любовника его тон явно не устроил. Еще бы — этому альфонсу казалось, что его друг должен расставаться с деньгами с радостью! Приносить их ему на голубой тарелочке вместе с утренним кофе!
— Тысяч пять должно хватить. Но ты лучше дай чуть больше.
— У меня только три осталось наличкой, — майор попытался соврать как можно правдоподобнее.
Эта новость очень расстроила Петруччио. Принимая деньги, он делал вид, будто майор отдает ему давний долг, да и то не полностью и под нажимом.
Закрыв за собой дверь, Колбышев покачал головой. А ведь он почти не соврал. Эти деньги и вправду были у него последними, а до аванса оставалась еще неделя. Садясь в свою машину, майор задумался: где взять денег? Пока стоящих вариантов в голову к нему не приходило.
Он уже завел мотор, когда его телефон вдруг затрепетал в кармане брюк. Номер был незнакомым, но он все же поднял трубку:
— Да… да, все понял, — заговорил он. — Хорошо, это мы сделаем. Позвоню сейчас же… Волоколамское, одиннадцать… Да, все понял… Это без вопросов… Но только, знаете, любая услуга требует… Все же я рискую, и рискую очень сильно… Служебное положение, репутация — это бесценно… Очень рад, что вы понимаете.
Майор не мог скрыть радости. Что ж, на какое-то время проблема с деньгами будет решена.
Колбышев помнил, как лихо они с Петруччио промотали пятьдесят штук. Потом его долго мучила совесть: надо было попросить больше! Хотя бы стольник — или семьдесят на худой конец. Сейчас он будет умнее. Услуга, правда, небольшая, но тысяч в двадцать ее точно можно оценить. А этих денег хватит еще на пару месяцев. Ну, или хотя бы на один.
* * *
Майское утро ворвалось к Холмогорову прямо в спальню. Легкий ветерок отодвинул занавеску его открытого окна, позволив солнечному лучику немного поскользить по седой бороде и нежно дотронуться до сомкнутого века.
— Ой, что-то я разоспался совсем, — промолвил Холмогоров, потягиваясь.
Большую часть вчерашней ночи он провел в чтении фундаментального труда преподобного Иоанна Дамаскина об иконописи.
Холмогоров уже давно интересовался этой темой: как видимо передать то, что никакими словами передать невозможно — само присутствие Божье на нашей грешной земле.
«Хотя… с другой стороны, этот солнечный зайчик тоже может свидетельствовать о Всевышнем, — подумал он вдруг. — Надо только уметь понимать такие свидетельства».
— Благодарю тебя, Господи, за этот день, который ты мне послал, — Холмогоров осенил себя крестным знамением. — И за эту ночь, в которую мне удалось хорошенько выспаться. Ведь у многих людей она прошла в тревогах и грехе.
Этот уже немолодой седобородый мужчина обладал особым даром — узнавать те места, которые наиболее подходят для строительства церквей и монастырей. Буквально вчера он вернулся из длительной командировки на Кавказ. Зато сегодняшний день у него был своего рода выходным — ни хлопот ни забот. И Холмогоров решил провести его с толком и пользой.
По дороге в Москву он читал об иконе Андрея Рублева «Троица». Той самой иконе, которая как нельзя лучше воплощала эту способность делать невидимое видимым. У Холмогорова появилось желание снова взглянуть на нее своими глазами. Благо у москвичей всегда есть такая возможность.
Сразу после завтрака и чашки кофе он отправился в Третьяковскую галерею.
* * *
К своему стыду, Дорогин, который всю жизнь прожил в Москве и в последние годы имел уйму свободного времени, ни разу не бывал в Третьяковке. Но сейчас у него появилось большое желание туда попасть. К сожалению, вовсе не от любви к искусству.
Муму хотел увидеть место преступления своими глазами. Зачем — он и сам не мог объяснить. Он надеялся, что во время посещения музея его вдруг посетит какая-нибудь неожиданная и свежая мысль.
Дорогин выбрал то время суток, когда посетителей больше всего. Ему хотелось непременно затеряться в толпе восторженных ценителей прекрасного. У входа в Третьяковку образовалась солидная очередь. Муму уже думал честно ее отстоять, но ему вдруг стало жалко времени, хотя он никуда не спешил. Улучив момент, он примкнул к большой группе американских туристов. Когда билетеры на входе попытались его заслуженно отбрить, он вырубил противника фразой «Sorry, I do not speak Russian».
Пухлые дамы с гроздьями винограда на картинах художников XIX века не сильно его впечатлили. Дорогин взглянул на них разве что из вежливости и отправился искать залы древнерусского искусства. Перемещаясь в толпе туристов, Муму глазел по сторонам. И быстро удостоверился в том, что камер видеонаблюдения в музее хоть отбавляй.
Ему пришла в голову идея проверить сигнализацию. Учитывая наплыв посетителей, это сделать было не так и сложно. Дорогин зашел в зал Васнецова. Почему-то народу там толпилось больше, чем где-либо еще. Несколько японцев с огромными камерами бурно обсуждали картину «Три богатыря». Один из них что-то показывал пальцами остальным.
Муму неуклюже протиснулся рядом с ними и будто случайно толкнул самого тощего локтем в спину. Бедняга потерял равновесие и, падая, легонько зацепил раму картины.
— Ой, простите, пожалуйста! — Дорогину и в самом деле было очень неудобно потревожить кого-то, пусть даже ради эксперимента. — I’m so awfully sorry.