— Я уже через две недели после вашего появления слышала о вас как об ангеле, посланном небесами, — ответила мать. Церемонии в этом доме довольно быстро переходили в непринуждённое общение, и все оживились, готовясь дарить подарки имениннику. — Дарите быстрей, утка поспела! — Засмеялся именинник. Потом были подарки, на каждый из которых Герман реагировал искренне и так эмоционально, что возникало чувство, будто именно этого он ждал всю свою жизнь. Его реакция не казалась ни наигранной любезностью, ни аффектацией. Для меня открылась ещё одна сторона его натуры: детская непосредственность в умении радоваться всему происходящему. Когда дошло дело до свёртка с моим подарком, именинник замер, едва надорвав бумажную упаковку, и посмотрел на меня с удивлением и благодарностью. Его глаза просто сияли. Скорей всего, Герман знал эту вещь. — Марина… — только и сказал он. Мне стало неловко оттого, что заслуга-то не моя, я лишь заплатила за подарок. — Это не я, это Андрей… — Смутилась я, когда Герман обнял меня. — Андрею тоже перепадёт! — Улыбнулся он, освободил подарок от упаковки, раскрыл саквояж, поцокал языком, ещё раз глянул на меня благодарно и жестом пригласил всех присутствующих заглянуть внутрь. — Андрей, — я подошла к Андрею, — мне ужасно неловко… И я вам очень благодарна. Потом была фантастическая утка — точнее, две — в вине, с черносливом и какими-то неведомыми мне травами, аромат которых оттенял тонкий вкус вина, пропитавшего мясо. И, конечно, дружеские тосты — искренние, тёплые. Оказалось, Герману исполнилось сорок два, а я думала, что он никак не старше Сергея и Андрея. Почему так бурно праздновалась эта вовсе не круглая дата, Сергей объяснил в своём поздравлении: закончился очередной семилетний цикл, наступал новый. Ну да, каждый волен измерять свою жизнь любыми, нравящимися ему отрезками — кто-то пятилетками, кто-то десятилетиями, а кто-то вот так… Не могу сказать, что я испытывала неприкаянность в этой шумной компании. И всё же, мне показалось, что мои мужчины ревностно следят за тем, чтобы я не скучала и не была обделена вниманием. Гости тоже не обходили меня стороной. Уж не знаю: на самом ли деле обо мне здесь знали, или только проявляли такт по отношению к новичку. Часам к одиннадцати некоторые стали прощаться. Первыми ушли родители Германа, и я снова стала свидетелем удивительно тёплого их отношения к сыну и его возлюбленному. От Андрея я узнала, что мать Германа — весьма успешный художник, она сотрудничает с европейскими галереями, и на родине известна лишь в кругах специалистов, а отец — театральный режиссёр. Я, конечно, вспомнила, что не раз слышала его имя в местных культурных новостях, но не будучи театралкой, не имела представления о его творческом лице. Теперь можно бы и поближе узнать этого человека. И я решила инициировать поход в театр на какую-нибудь пьесу Романа Валентиновича в самое ближайшее время. Мама Алисы, прощаясь, сказала, что очень рада была увидеть меня в этой замечательной компании, и что в следующую субботу у дочери день рождения, и Егор приглашён. Нас осталось восемь человек: хозяева, Родион с женой Тамарой, Глеб с Анной и мы с Андреем. Сергей и Герман убирали всё лишнее со столов, и я решила помочь им. Чья-то ладонь коснулась моего плеча, когда я расставляла тарелки в посудомоечной машине. Я обернулась. Это был Сергей. Он что-то говорил мне, но сказанное им доходило, словно сквозь вату и с огромным запозданием. Все мои органы чувств враз отключились. Кроме одного — осязания на участке кожи левого плеча размером с ладонь взрослого мужчины… Размером с ладонь Сергея Егоровича. — Здесь есть, кому заняться уборкой, — наконец, услышала я. — Оставьте. Я опустила глаза. Мне стало неловко. Не так оттого, что меня застали за недостойным, по мнению хозяина квартиры, занятием, как оттого, что я не могла скрыть своего смятения и волнения. — Мне же не трудно… — пролопотала я. — Если так уж хотите помочь, возьмите вот это. — И Сергей достал из морозильника торт. Он поставил тарелку с тортом на приготовленный поднос со льдом и вручил мне это сооружение. К торту из мороженного предлагались чай и кофе разных сортов — на выбор. С крепкими напитками здесь, как я поняла, разбирался каждый сам. Для желающих Сергей готовил коктейли — похоже, это тоже было в традициях дома. Я попросила смешать для меня что-нибудь на его вкус. Сергей прищурился, поглядел внимательно — как смотрит парикмахер, оценивающий клиента и подыскивающий наиболее подходящий ему вариант причёски. Потянулся за шейкером, но рука застыла в воздухе. Он улыбнулся, поднялся с кресла, сходил в кухню и вернулся с пакетом сливок и маленькой бутылочкой коричневого стекла. Меня привлёк разговор Анны с Тамарой. — Я прошла это на собственном опыте, Анечка! — Говорила Тамара очень эмоционально, прижав руку к груди. Надо сказать, Тамара была очень интересной дамой. Во всех отношениях: одежда, манеры, речь. Искусствовед, специализируется на современной живописи, сотрудничает с матерью Германа и Родиона — так мне представил её Андрей. Тамара глянула на меня. — Вот Вы, Марина, скажите как педагог и как психолог: права я или нет? Ребёнка нужно любить, а не воспитывать, правда? — А вы против? — Я обратилась к Анне. — Нет, конечно, я не против любви! Но как вложить в него какие-то базовые истины?… — Собственным примером! — Вмешался с улыбкой Глеб. — Я тебе уже говорил. И только не называй это базовыми истинами, ради бога… — А если ребёнок не хочет брать пример? — Анна говорила горячо. — Пример! — Я улыбнулась: — Приведите пример. — Вот, свеженький. Вчера наша четырёхлетняя дочь принялась избивать бабушку. Сначала она шлёпнула её ладошкой по коленке. Бабушка засмеялась и сказала: «так нельзя обращаться с людьми, мой ангел!» Тогда ангел принёс из кухни маленькую метёлочку… знаете, такие метёлочки для сметания крошек со стола, похожие на веник… и давай дубасить маму… то есть, свою бабушку. Я, конечно, вмешалась. Но пока я сумела подойти к ним и утихомирить разбушевавшуюся стихию, она стояла и колотила этим веником по маме. Разумеется, я отшлёпала хулиганку этим же веником и поставила в угол. Я не права? — Думаю, правы. Но главный вопрос: в чём была суть конфликта, и как вела себя бабушка, пока внучка лупила по ней веником? — Бабушка заливалась смехом. А конфликт возник по тривиальной причине: скоро обед, и я не дам тебе конфету. — Я выскажу лишь своё мнение, хорошо?… — Я посмотрела на Анну. — Только не примите это как истину в последней инстанции! Я заметила, что общество притихло, мужчины внимательно слушали нашу беседу, а мой коктейль стоял готовый в стакане, обёрнутом салфеткой. Мы сидели парами на диванах, а Сергей и Герман — на придвинутых вплотную креслах. Рука Сергея лежала за спиной Германа, а тот положил свою на подлокотник его кресла. Они заметно выделялись среди присутствующих своим загаром — закатанные рукава, приспущенные галстуки, распахнутые воротники сорочек. Два удивительно красивых — и духом, и телом — мужчины. Сколько же женщин, должно быть, сходили с ума по одному и по другому! Впрочем, я была из их числа… — Я думаю, — сказала я, — бабушке следовало прекратить избиение и внятно продолжить объяснение, что так нельзя обращаться с людьми. Своим смехом бабушка сбивала внучку с толку: то ли ей весело, то ли она издевается. В любом случае у ребёнка был мотив продолжить экзекуцию. А во-вторых, я подозреваю, что причина не в конфете. — Ну, не знаю… — Анна задумалась. — Началось именно с этого… Мама сказала, что перед обедом вредно есть конфеты. А Полина вдруг взвилась и выдала вот такую тираду: «Откуда вы все знаете, что мне вредно, а что полезно? Я лучше вас знаю! Ведь это же я хочу, а не вы!» — Вот! — Вмешалась Тамара. — Вот корень всех зол! Вот этим нас и разрушали! Это то, о чём я хотела тебе сказать! — Она говорила, обращаясь то к Анне, то ко мне. — Марина, простите, я вас перебиваю… Можно я всё же выскажусь, а вы решите, права я или нет. — Конечно, — сказала я. — Только решать, правы вы или нет, я не буду. Я смогу лишь согласиться или не согласиться. Горячий категоричный монолог Тамары сводился к тому, что все мы… ну, хорошо, не все, — оговорилась она — подавляющее большинство людей живут не своей жизнью. Подавляющее большинство не являются личностями — целостными, гармоничными личностями. Потому что с самого детства, с рождения, начинается разрушение задатков этой самой личности… — Не знаю, может быть, в последние годы что-то изменилось в системе воспитания, — она посмотрела на меня, — но я прекрасно помню себя, помню свою племянницу… мне было пятнадцать, когда она родилась, и я наблюдала вполне осознанно этот самый процесс разрушения, мотивированный благими намерениями родителей… Верующих родителей, надо добавить, христиан! — Подчеркнула она. Нельзя делить людей на взрослых и детей, продолжала Тамара, дети — такие же личности, только без жизненного опыта. И чтобы опыт этот стал личным, мы не должны подавлять желаний и стремлений маленького человека. Иначе, очень скоро этот человек забывает, кто он есть на самом деле, и начинает руководствоваться чужими установками. Маленького человека спелёнывают по рукам и ногам едва ли не до полугода — и это буквально: затягивают пелёнками. — От этого уже отказались, — заметил Глеб. — Слава богу! — Заметила Тамара. — Едва ребёнок начинает ходить, ему выставляют красные флажки: туда нельзя, а сюда нужно, это вредно, а это полезно. Я вот терпеть не могла свёклу, а меня ею всё детство пичкали! Потому что полезно! Ну какая польза может быть от самого располезного продукта, если его запихивают в ребёнка силой и угрозами! — Тамара глянула на Глеба, потом на Германа. — Скажите мне, доктора! Доктора переглянулись. — Никакого! — Ответил Глеб. — Согласен. — Поддержал Герман с улыбкой. — Какая польза ребёнку, если ему постоянно запрещают? Не лучше ли просто объяснить? А уж если не поверит или не поймёт… ну дайте ему такую возможность: пусть обожжётся огнём или порежется ножницами под вашим наблюдением. Тогда это будет его опыт! И чем раньше этот опыт будет усвоен, тем от больших неприятностей он оградит человека в последствии. Дайте ребёнку конфету, когда он её просит, но объясните, почему вы бы не советовали ему есть её перед обедом. Дайте ему право выбора! Дайте ему свободу и право набить шишек на лбу, тогда не придётся лупить его по попе! Она отпила вина и слегка перевела дух. — Я не гружу вас? — Тамара оглядела компанию. — Я ведь ещё к главной теме не подошла даже… Вот так издалека начала о семейном счастье. Поняв по нашим лицам, что её готовы слушать, Тамара пошла дальше. Детсад, школа — сплошные запреты, стрижка под одну гребёнку, ходьба строем. Не хочешь быть как все — накажем, объявим бойкот, изгоним. Потом человек оказывается в загоне под названием «социум», а там — религия, идеология, те или иные организации и партии, устав трудового коллектива и так далее. И все диктуют свои правила. Чтобы им соответствовать, человек начинает приспосабливаться, изворачиваться. Таким образом, к своему совершеннолетию большинство забывает, кто он есть, что он любит и не любит, кем и каким хотел бы быть. Подходит время жениться и рожать детей… — Обратите внимание: именно «подходит время». — Тамара снова прервала сама себя. — Потому что так принято, так заведено. Таков стереотип. Сейчас это уже, конечно, не так явно звучит. Молодёжь не спешит в загс, пока на ноги не встанет. Но во времена нашей юности… Все мы почти ровесники, все мы родом из советского детства… вы помните. — Она окинула взглядом компанию. — До двадцати пяти не женился, не вышла замуж, значит, что-то с тобой не так… В тридцать ещё детей нет, уж точно не так! Но чтобы быть избранной в жёны, нужно тоже соответствовать нормам. Мужчина корчит из себя романтика, чтобы угодить той, на которую глаз положил, а она, в свою очередь, смотрит ему в рот и, конечно же, любит всё то, что любит он. Проходит время, выясняется, что футбол и рыбалку она терпеть не может, а все цветы он ей давно передарил. Развод и девичья фамилия! Новый претендент на горизонте. Опять забываем себя и начинаем угождать, чтобы понравиться… — Прости, родной, — Тамара провела ладонью по руке мужа, — но мы оба через это прошли. Два брака у тебя, один у меня. И бог знает, сколько промежуточных попыток… — Наша с тобой попытка тоже могла бы накрыться медным тазом, — улыбнулся Родион. — Да. Если бы не моя племянница… Это просто удивительно! Я опять… в который раз… готова была наступить на те же грабли! Завязался у нас роман, я влюбилась по уши… — А ты умеешь по-другому? — Родион засмеялся и пожал Тамарину ладонь. — Влюбилась я в него по уши, — продолжала та темпераментно, — и давай стараться… «Завтра увидимся?» — спрашивает он. «Конечно!» — отвечаю я, не задумываясь. А у меня завтра важная встреча, отменяю её. «Давай в десять, а не в восемь, как договаривались» — звонит он. «Давай, не проблема!» А я уже всех распинала до восьми, не успев закончить дело. И тому подобное… Потом как-то оговорили место встречи. Он звонит, говорит, что ему удобней меня встретить там-то. Меняю планы, несусь туда-то. Несусь, несусь… А сама психую. Почему — не пойму. А уняться не могу — аж душит меня. Плюнула я на всё, вышла из метро на первой попавшейся станции… Меня словно пробку из бутылки вышибло наверх… Смотрю, рядом с домом Лизы, племянницы моей. А она замужем за моим бывшим возлюбленным… Ну, это история давняя, у них ребёнок восьми лет, и отношения у меня с ними обоими прекрасные… Звоню ей: выйди, поболтаем в сквере. Не хотелось в таком состоянии Кириллу, мужу её, на глаза попадаться… Выходит. Я рассказываю всё, как есть и говорю, что окончательно поняла, что ненавижу, ненавижу, ненавижу всех мужчин, и что это навсегда, навсегда, навсегда! Тамара перевела дух и отпила из бокала. Родион, улыбаясь, смотрел на неё, поглаживая по плечу. Она глянула на мужа: — И пусть, думаю, он там заждётся меня в своём удобном месте!.. Мне-то было удобней там, где сначала договорились. А теперь пришлось на полчаса раньше уходить, чтобы успеть добраться… И тут моя девочка говорит: «Знаешь, если ты сейчас не разорвёшь этот порочный круг, всё повторится с другим и с пятым, и с десятым по тому же сценарию. Не проще ли, говорит, поговорить с ним начистоту?». «О чём?» — спрашиваю. «Так и скажи ему, что отношения ваши заходят в очередной тупик. Что ты опять поймала себя на том, что прогибаешься под мужчину, что ещё немного, и ты возненавидишь и себя, и его. Себя за то, что в который раз пренебрегла своими интересами, а его за то, что он тебя к этому вынудил. Скажи ему, говорит моя умница, что ваши отношения или должны прекратиться, поскольку одного из двоих что-то не устраивает в этих отношениях, или они продолжатся, но каждый должен быть честен перед собой и перед другим и обсуждать проблему, как только она появилась». Подумала я, подумала и поняла, что Лиза совершенно права. Позвонила я тогда этому типу — Тамара кивнула в сторону Родиона, — и сказала всё, как есть, начистоту… — Самое интересное, что этот тип… — перебил её Родион, — сам начал уже задумываться о том, что ему становится скучно, и не пора ли завершить роман, потому что дальше всё пойдёт, как пописаному: «да, дорогой, конечно, дорогой, как скажешь, дорогой…», а потом вдруг раз, и ушла к другому. Почему?… «А ты на меня давил!» — Всё хорошо, что хорошо кончается. — Герман улыбнулся и поднял стакан с виски, предлагая выпить под этот тост.