Часть 37 из 42 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * *
Проспала я часа четыре. Проснулась затемно и услышала осторожные голоса мужчин. Вышла в гостиную — моя спальня рядом. В углу каминного зала стояла небольшая пушистая живая ёлка, а на столе лежали коробки с украшениями и свечами, и стояла плетёная корзина, полная самых что ни на есть новогодних фруктов. Запах хвои и мандаринов… да что говорить!..
Егор посетовал, что они не успели закончить приготовления до моего пробуждения, и рассказал, как далеко они с Андреем и Эрихом ездили за ёлкой — аж в соседний город, на специальный базар.
Я успокоила Егора и сказала, что очень любила в детстве наряжать ёлку, но давно этого не делала, и поэтому с удовольствием займусь вместе с ними таким приятным делом.
Скоро мы втроём любовались плодами дел своих. Новый год заметно приблизился. То есть, его приметы пришли и в этот дом.
Хотя рождественско-новогоднее убранство нашего города уже с начала декабря настраивало на затяжные праздники и поднимало настроение, но градус радостного предвкушения здесь, в этой уютной стране, гораздо выше. В немалой степени за счёт умения декорировать среду обитания и со вкусом, с чувством стиля и меры украшать свою жизнь.
27.12.2005. Вторник.
Утренний кофе в постель теперь стал ежедневным ритуалом. Конечно, ведь здесь у нас каждый день — воскресенье.
Сегодня Егор, усевшись в подушки рядом со мной, долго ёрзал и вздыхал, я кожей ощущала: парень переполнен эмоциями и грузом какой-то тайны.
Я давно усвоила, что его не нужно ни провоцировать, ни поощрять — он всё скажет сам, и начнёт тоже сам, без помощи. Я загодя слышу его готовность говорить, ощущаю, как он делает разбег. Мне нравится в мужчинах эта черта. В Андрее это есть — он никогда не раскроет рта, пока мысль не будет оформлена полностью, и говорит он безо всяких эканий, мэканий или заполонившего, кажется, всё вербальное пространство неврастенического как бы.
— Марина… — начал Егор, — помните, мы когда-то говорили с вами об обмане: плохо это или хорошо?
— Помню.
— Вот я… я обманщик… — он говорил с паузами, глядя в чашку, — …и я не знаю, плохо это или хорошо…
Наводящие вопросы задавать ещё не время, уверена, он должен и готов выложить плоды нелёгких раздумий в той последовательности, в какой они сложились, без посторонней помощи.
— Я давно понял, что мой папа — не мой папа… а мой настоящий папа — Андрей.
Внутри меня словно что-то щёлкнуло: будто шарик детской головоломки попал в нужную лунку. Лёгкий адреналиновый удар заставил сдерживать участившееся дыхание. Кровь прилила к голове и застучала в висках. Я молчала.
— Вот я и не знаю, нужно ли сказать всем правду… или продолжать притворяться?… А вдруг, если я скажу правду, вдруг они тогда поссорятся навсегда?… Ну, папа и Энди, в смысле… Я ведь их обоих люблю. Бабушка с дедушкой так точно не переживут… — И парень посмотрел на меня выжидающе.
Теперь моя очередь, Егор выговорился.
— Скажи мне, откуда ты знаешь, что твой настоящий папа это Энди… то есть, Андрей? Тебе кто-то сказал?
— Мне никто не говорил, я просто знаю это, — очень спокойно сказал Егор.
Я понимала, что ответ «знаю» — единственный и исчерпывающий аргумент. Он не нуждается ни в каких доказательствах, и для меня в том числе. Я тоже это знаю. Теперь знаю, что это именно так: Андрей — отец Егора. Откуда?… Не знаю.
— Вы мне не верите? — спросил Егор. Вероятно, моё молчание слишком затянулось.
— Я верю тебе.
— Правда? — он снова посмотрел на меня, на сей раз удивлённо: я ему верю, я не ставлю под сомнение ни его правоту, ни сам этот странный и неожиданно обнаруженный факт!..
Я решила быть последовательной в наших доверительных отношениях.
— Я сама об этом догадывалась. Только не была так уверена, как ты.
— Да?., правда?…
— Да. Правда. — Я обняла Егора. — Значит, ты размышляешь, как с этим быть?… Рассказать правду, или не рассказывать?…
— Ага… ой, то есть, да.
— Вот видишь, как порой трудно бывает определить, что такое хорошо, и что такое плохо… А давно ты об этом узнал?
— Давно… очень.
— Давно, это как?
— Ну… наверно, недели три.
Ну конечно, ещё как давно!.. Это всё равно, что для меня три года…
— Я вот думаю, всё могло бы быть лучше… — сказал Егор, вздохнув, — …если бы взрослые могли всех любить, и никого не делить на моё и твоё. — И снова та же интонация мудрой снисходительности с оттенком вселенской печали. — Что теперь будет с бабушкой и дедушкой?… С папой… И вот взять Энди… он совсем одинокий… он такой хороший… И как только женщины этого не понимают… Почему его никто не полюбит…
— А может быть его кто-то любит, — осторожно начала я, — а он любит не ту, а другую… которая любит не его, а другого.
— Да, бывает такое… — Он всё ещё был полон грусти. — А вам Энди совсем не нравится? — Егор посмотрел на меня.
— Ну почему… он мне очень нравится.
— А вы не могли бы его полюбить? — И не дав мне ответить, продолжил горячо: — Если бы хотя бы он знал, что у него есть сын! А то мне так его жалко… Он такой одинокий… А я даже не могу сказать ему, что я его сын. Ведь тогда мой папа… то есть Сергей, тогда он останется одиноким.
Чем я держалась, чтобы не рассмеяться и не расплакаться… Такое непринуждённое сочетание мудрости, милосердия, наивности!..
Вот отчего рвётся сердце мальчишки!.. От боли за других, за их обделённость. А вовсе не от желания поделить окружающих «по справедливости» на родственников и не-родственников…
— И Тамара Станиславовна, мама Энди… ведь она же моя родная бабушка… это же обидно, что она не знает этого! А ещё у Энди есть папа, он живёт в Испании, и он тоже не знает ничего про родного внука…
— Ты знаком с Тамарой Станиславовной?
— Да, давно… только я ещё тогда был другой, я тогда ещё не знал всего про себя… я тогда был плохой.
— Ты не был плохой. Дети не бывают плохими, я тебе уже говорила об этом.
— Ну да… точнее, я был неосознанным…
Интересно, что он употребил именно это слово, а не другое, более принятое: несознательный. Мы не раз говорили с ним об осознанности: что это такое, как это в себе развить. Усвоил! Впрочем, мне давно пора перестать удивляться!..
— А ты знаешь, как получилось, что твой папа… то есть, Сергей, решил, что он твой папа, а Андрей…
Егор не дал мне договорить, он понял вопрос.
— Нет, не знаю… это для нас загадка…
— Для кого, для вас?
— Для нас с Алисой.
Вот оно что… значит, эти открытия — плод совместных исследований!.. Похоже, этим двоим ещё неизвестны такие вещи, как параллельные отношения, при которых женщина может не быть уверена в отцовстве своего ребёнка…
— Алиса говорит, что, возможно, моя мама любила сразу двоих — и Энди, и папу… ну, в смысле, Сергея.
Так… поспешила училка с выводами…
— Вот как у Алисы было когда-то… — продолжил Егор, и мне пришлось собирать всё своё мужество, чтобы дослушать до конца его рассказ, не рухнув с постели…
Как оказалось, Алиса какое-то время была влюблена сразу в двоих — в него, Егора, и в Джовхара — и не знала, кого она любит больше. Но Джовхар не выказывал ей своих чувств, а Егор признался в том, что она ему нравится, когда предлагал ей дружбу — официально. Ну, и Алиса ответила, что прежде чем сказать ему «да» или «нет», они должны выяснить, есть ли между ними совместимость. И вот, когда Алиса гостила у нас, они попробовали…
Оказалось, что совместимость есть, и такая сильная, что она даже не будет пробовать с Джовхаром, пусть он любит свою Маринку Волостнову.
— Вот так бывает, оказывается, — заключил Егор. — Только когда такое бывает у взрослых, и у женщины рождается ребёнок, то можно перепутать, кто отец этого ребёнка.
Я незаметно сделала глубокий вдох, чтобы подавить подступившую вдруг икоту.
В тринадцать лет тоже могут рождаться дети, если попробовать… Правда, в нашем случае проблем с установлением отцовства, похоже, не возникнет…
Я не удержалась и икнула. Егор не заметил, поглощённый раздумьями. Я снова набрала побольше воздуха в лёгкие и соображала, каким образом мне докопаться до сути этих эмпирических — а может, умозрительных всё же?… — методов выяснения совместимости…
В дверь постучали.
— Да, войдите! — Сказала я.
В приоткрытую дверь заглянул Андрей. Ни он, ни я не успели ничего сказать, как Егор выскочил из постели и повис на нём.
— Энди! Как я тебя люблю!