— Ну-ну. Не смущайся, мы же взрослые люди. — Я обхватила его рукой. — Единственное, чего мне жаль… Мне жаль, что такая бесценная вещь как совершенство и красота человеческого тела вот так вот разменивается на всякие низменные нужды. Ты же согласен со мной, что человеческое тело прекрасно, и им можно любоваться, как любуешься, скажем, морем, горами, закатом, рассветом… Правда? — Ну… наверное… да. Я снова подняла на него лицо: — Так ты не уверен? — Я не стала дожидаться ответа и сказала: — Садись-ка рядом. Сейчас что-нибудь поищем. Егор придвинул стул. Я положила руку ему на плечо. Он посмотрел на меня. Как только наши взгляды вошли в полный контакт, я очень осторожно сказала: — Егор. Ты уже взрослый парень… — В его взгляде появился вопрос. — Ты превращаешься сейчас в мужчину. И я прекрасно понимаю, что с тобой происходит… Он не отводил глаз, всё ещё не понимая, к чему это я. Очень хорошо!.. Я продолжила: — Если тебе иногда нужно снять напряжение… — Смотрит внимательно, всё ещё не понял. — Делай это лучше с закрытыми глазами, чем, глядя на всё это… — Я кивнула на экран компьютера, который сейчас светился сиреневой луной над снежными вершинами в ожидании наших с Егором дальнейших распоряжений. Мальчишка покраснел и опустил глаза. — Я понимаю твоё смущение. — Я погладила его по затылку и легонько потрепала волосы. — Только знай: все мальчики и все девочки проходят через это… через взросление и через всякие вещи, которые кажутся непонятными… а иногда даже ужасными. Егор молчал, но слушал. Он успокоился и ждал, что я скажу дальше. — Я могла бы сказать тебе, что нужно сдерживаться… преодолевать себя… Да, конечно, нужно уметь владеть собой и своими желаниям. Но иногда… иногда можно дать себе слабину. И хорошо бы при этом понимать, осознавать, что ты даёшь себе слабину. — Как это? — Спросил он, глядя в стол. — Прежде, чем сделать что-то, чему ты не можешь противостоять, нужно спросить себя: «а я на самом деле не могу сдержаться? или всё же могу?» И если ты понимаешь, что не можешь… ну не можешь и всё тут… тогда сделай это. И сам себе скажи: «да, я сделаю это сейчас, потому что не могу сдержаться… потому что иначе меня разорвёт на кусочки. Я позволяю себе сейчас сделать это». Я помолчала, продолжая легонько гладить затылок парня. Егор обдумывал сказанное. Он перевёл взгляд со стола на свои ладони, лежащие на коленях. — Вот так, как с этим? — Он растопырил пятерни. — Да. Именно так. — Я взяла его правую руку. — Смотри, два пальчика у тебя уцелели. А мы же начинали с одного! Ногти на мизинце и безымянном были нетронутыми и приобретали нормальный вид. — Ты ведь так же поступал: «эти пальцы хоть и нельзя, но, если невмоготу, то можно… а вот эти просто нельзя! ну ни за что нельзя!» — Я чмокнула один и другой. — Видишь, какой ты сильный! Он вскинул на меня затуманенный взгляд. Я улыбнулась и продолжила. — Ладно! Давай-ка поищем… альтернативу тому, что мы только что видели… Ты знаешь значение этого слова? Егор сложил руки на столе, как прилежный первоклассник, и, глядя в экран, сказал: — Знаю. Это запасной вариант. — Можно и так сказать. Я набрала в поисковике несколько слов. В итоге нам удалось выйти на подборку репродукций с изображением человеческого тела в визуальных искусствах всех времён и народов. Мой тинэйджер, я уверена, впервые занимался разглядыванием обнажённой натуры под таким углом и в подобного рода компании. Мы пообсуждали стили и модные тенденции разных эпох, не обойдя вниманием и параметры «девяносто-шестьдесят-девяносто». — Какие женщины тебе больше нравятся: у Рубенса и Кустодиева или, например, у Модильяни? — Мне понравилась девочка на шаре. — Правда? Мне она тоже очень нравится. — Я вернулась к картине Пикассо. — А что тебя в ней привлекает? Я была и удивлена ответом, и рада ему в одинаковой степени. — Она такая… хрупкая и беззащитная. — Мой ты золотой! — Я прижала его голову к своей щеке. — Ты растёшь настоящим мужчиной. Могу позавидовать той, которую ты полюбишь… Или, может… ты уже влюблён? — Спросила я и поспешила добавить: — Ты прости, если я задаю нетактичный вопрос. Ты, конечно, можешь не отвечать на него. — Да нет, ничего… Я же тоже вам сегодня задал нетактичный вопрос. — Правда? Какой это? — Я сделала вид, что не поняла, о чём он. — Ну, про вашего мужа… который умер. — А-а. Ну, ты же извинился, так что, инцидент исчерпан. — А чтобы инци… инцидент был исчерпан, достаточно извиниться? — Если ты имеешь дело с воспитанным человеком, то достаточно. Если получишь от него прощение, конечно. — А если не получу? — Тогда посложней ситуация… А что, есть конкретный пример? — Ну, да… — Я не смогу помочь? — Ну… — Начал он нерешительно. Я легко коснулась его руки и сказала: — Старайся не нукать. — Ага! — Согласился он. — И не агакать. Мы рассмеялись, и Егор взахлёб рассказал мне историю, как на прошлой неделе, на переменке он случайно сбил с ног Алиску Кирсанову… — Алису, — поправила я. — Ну, да Алису… ой, без «ну»… просто Алису, а она до сих пор не может мне этого простить!.. Я улыбнулась: Алиса Кирсанова — копия… точней, оригинал тоненькой гимнастки в голубом. И схожесть их лиц удивительна — я заметила это сейчас, пристально рассматривая очень хорошего качества репродукцию. Модель, с которой писал художник, скорей всего, испанских кровей, во всяком случае, уроженка Юга. В чертах Алисы тоже ясно читаются признаки полуденных широт. С едва уловимым восточным ветром… Она мне очень нравится, эта девочка — миловидная, хрупкая. Прилежная ученица… А вот насчёт беззащитности я бы не спешила: в ней ощущается характер, а это уже опора. Навряд ли моему маленькому мужчине это очевидно и понятно сейчас, но, ещё совсем немного, и… Похоже, наш парень влюблён! — Так-так, — сказала я. — И как же ты прощения просил? — Как вы учили… — Или сказал: «да ладно, не стеклянная, не разобьёшься!» А? — Нет, честно, я сказал: «Алиса, прости, пожалуйста». — А что Алиса? — Она… она только хмыкнула и посмотрела на меня… как на ничтожество! Он отвернулся в окно. О, это было переживание! — Хочешь, выдам тайну? Егор впился в меня взглядом. — Мы, девчонки, иногда своим поведением показываем вовсе не то, что чувствуем. Правда! Ты этого не знал? — Не-а. — Ну, как же? А сам ты всегда своими действиями выражаешь именно то, что хочешь сказать? Например, тебе не доводилось нарочно толкнуть какую-нибудь девочку, которая тебе нравится? Или какую-нибудь обзывалку для неё придумать?