— Марина Андреевна… — Да, Егор? — Вы сказали про переживания… что от них далеко и надолго не уйдёшь… Да, мальчишка мой — как губка: всё тянет в себя, ничего от его внимания не ускользнёт… — Увы, это так. — Я задумалась. — Хотя, если посмотреть с другой стороны, то, возможно, надо бы сказать не «увы», а «к счастью». — Почему — к счастью? — Потому, что переживания всегда влекут за собой размышления над происходящим, над нашим отношением к происходящему и к нашим поступкам. А размышления это неплохо само по себе… — Это формирование собственного мнения, — перебил он и вопросительно и несколько смущённо, как мне показалось, посмотрел на меня. — Совершенно верно. — Я улыбнулась и сказала: — Нам пора. Егор поднялся, открыл передо мной дверь, подал руку, и мы спустились в гостиную. Его отец и Андрей уже сидели за столом. Увидев нас, входящих рука об руку, они встали и замерли на какое-то время с удивлением на лице, которое то ли не сочли нужным, то ли не успели скрыть. Я их понимала — мы с Егором являли пару что надо. — Добрый вечер, джентльмены. — Добрый вечер, — ответили они в голос. Егор усадил меня напротив отца, а сам сел лицом к Андрею. Андрей занимал нас рассказами. По большей части, они были рассчитаны на Егора, но не меньший интерес вызывали и у меня. Сергей Егорович, вероятно, слышал их не впервые и внимал другу вполуха, витая в своих мыслях. В десять я проводила Егора в комнату, и он уточнил, ночую ли я у них. Услышав утвердительный ответ, он снова обрадовался, хоть я и не могла понять: почему это вызывает у него такой энтузиазм? В следующий раз обязательно спрошу его… Пожелав Егору спокойной ночи, я вернулась к мужчинам. Они сидели теперь в креслах и пригласили меня присоединиться к дегустации какого-то вина, привезённого Андреем — правда, не Тибетского и не Индийского, а Австралийского, купленного им в аэропорту. Я сказала, что ничего не смыслю в напитках, кроме «нравится — не нравится». Тем лучше, сказали они, и Сергей налил понемногу в бокалы. Я, наблюдая за их движениями, повторила необходимые, по всей вероятности, манипуляции и сделала маленький долгий глоток. Мужчины, прикрыв глаза, вдыхая через рот, выдыхая через нос, а потом наоборот, что-то там анализировали. — М-да. — Сказал Андрей. — М-да. — Повторил Сергей. — М-м-м… да-а-а… — Сказала я и засмеялась. Потом добавила: — Вкусное вино. Только, пожалуйста, не переводите его на меня, если оно какое-то особенное. У вас есть что-нибудь для простолюдинов, вроде меня? — Нет, вы будете пить именно это, — сказал Сергей и долил в мой бокал. Себе они налили коньяк. Весь вечер звучала незнакомая мне музыка, и я всё порывалась спросить — что это и кто это. Мне показалось, теперь настал подходящий момент. — Это музыка нашего дорогого Андрюши, — ответил Сергей. Я с удивлением посмотрела на Андрея. Он улыбнулся: — Вы же сами сказали, что я больше похож на поэта, чем на водителя. — Правда? — оживился хозяин дома. — Вот так тебя сразу и раскусили? Хотя, что я… Это же не просто женщина!.. — Он постарался вложить в произносимые слова всё своё восхищение мной. — Да, я не просто женщина, я психолог, — замялась я. Прекрасно зная все тонкости этикета, отвечать на комплименты я не научилась до сих пор… — Я вовсе не это имел в виду, — улыбнулся Сергей. — Ладно, дорогие друзья, — сказал он, вставая, — я вынужден откланяться, прошу меня простить. Мы остались вдвоём. Я слушала музыку и смаковала вино. Оно было вкусным — ароматным и в меру терпким — больше я ничего сказать не смогла бы. А музыка завораживала. Очень разная по структуре, по… по насыщенности, что ли… То звучал один-единственный инструмент, то едва ли не сводный духовой оркестр вместе с симфоническим, налетев, затирали, сметали трепетную ноту, повисшую в пространстве… Местами вступал мужской голос, без слов. Он словно задавал новое направление, музыка меняла течение, тональность, и голос уходил, растворялся. Потом снова… Андрей сидел молча, глядя перед собой, вероятно, не желая мешать мне слушать. Возможно, это была своего рода медитация, и я тоже не решалась нарушить покой, хоть мне и хотелось поговорить. Когда музыка стихла, мы одновременно посмотрели друг на друга. В его взгляде мелькнуло что-то, что заставило меня отвести свой. — Так вы — музыкант… композитор. — И композитор, и исполнитель, — сказал он. — Мы с Сергеем оба музыканты, одно училище окончили. Там и подружились. Я посмотрела на Андрея с удивлением: — И Сергей Егорович тоже?… — Да. Только потом он ушёл в бизнес и перенёс туда свой креативный склад натуры. Как оказалось, для успеха любого дела необходим творческий подход. — То-то я удивлялась… какой-то нетривиальный бизнесмен мне встретился. — А потом такой же водитель. — Да, — я улыбнулась, — такой же водитель… Мне очень понравилась… Нет, это не то слово. Ваша музыка удивительная. Вы дадите мне послушать? — С удовольствием. — Странно, что Егор мне ничего не рассказывал. Мы ведь с ним и о музыке говорим. — Я совсем недавно, перед поездкой, закончил работу. Над всеми тремя дисками. Шесть лет ушло, пока я всё это сочинял и шлифовал. Вот вернулся, прослушал чистыми ушами и понял: всё, готовый продукт. — Мне очень интересно, что вы делали там… — У нас есть время, — он улыбнулся. — Я расскажу. В обмен на ваш рассказ. — О чём? — Я посмотрела на Андрея. — О том, как вам удалось чудовище в ангела… — Не преувеличивайте… — перебила я его. — Но это же совершенно другой ребёнок! — Настаивал Андрей. Я стала серьёзной. Точнее, лёгкость ушла… — Да. Он меняется. — Сказала я. — Только здесь никаких чудес, всё очень просто: любому живому существу нужно лишь одно — любовь. И дети — вовсе не дьявольские манипуляторы, как часто считают взрослые… На самом деле, чем более неуправляемо и агрессивно поведение ребёнка, тем с более беззащитным существом мы имеем дело. Внутри они перепуганные маленькие существа, сжавшиеся в комок и умирающие от страхов, которые нам и представить себе невозможно… Ведь свои собственные детские страхи мы стараемся подавить или забыть… Я разволновалась до дрожи в голосе. С чего это?… Сегодняшний день — такой долгий и наполненный, что-то новое, появившееся в поведении Егора, чего я никак не могу истолковать… Что-то происходящее со мной, чему я тоже не нахожу объяснения… Андрей молчал. Мне стало неловко от собственной несдержанности. И я добавила уже более ровным голосом: — Детей нужно нежить, ласкать, целовать, тогда уходят страхи и прорастает гармоничная личность. — Но на это далеко не каждая мать способна, — сказал мой собеседник тихо. — Мне, конечно, приятно слышать это, но… я не могу иронизировать на тему Егора… пока не могу… мне больно. — У меня и вправду сжалось всё внутри. — Простите. — Это вы простите. — Голос Андрея напрягся. — Я взял не ту тональность в разговоре о нём. По правде, он мне не чужой. И я очень рад тому, что с ним происходит… нет, не так… я рад, что в его и в нашей жизни появились вы. — Он улыбнулся своей обычной едва заметной улыбкой. — Я тоже рада нашей встрече, только вот… — Я чуть было не проговорилась о своих опасениях, которые стали одолевать меня в последнее время, но не стала продолжать. — Только вот?… — Андрей смотрел на меня, и мне показалось, что он знает, о чем я. — Нет, не сейчас. Я хотела спросить о матери Егора: кто она, где? Если Андрей — близкий друг семьи, он наверняка знает… Но сменила тему: — А у вас есть дети? — У меня… нет. — Простите. — Его короткая заминка отрезвила меня. — Других учу, а сама… Это нетактичный вопрос.