— Да? А с какой же, по-вашему? — Это всего лишь миф; его нельзя понимать буквально. Это скорее символ. — И что же он символизирует? — Точно не знаю. Его можно трактовать по-разному. Во многих мифах Зевс по тем или иным причинам похищает людей; похищение в мифологии часто обозначает, что человек был захвачен каким-либо чувством или идеей. Конечно, есть и другие толкования. Орел — символ власти… — Например, государственной? Схватила мальчика и унесла невесть куда? Взяла, так сказать, под свое крыло, если, скажем, его родители не смогли научить его, что хорошо, а что плохо? — Вы пытаетесь в чем-то меня обвинить? — Ни в коем разе. Это так, умозрительные рассуждения; не принимайте их на свой счет. Видите ли, я пытаюсь проникнуть в суть этого «Ганимеда». Что это за человек, как он думает. — Я по-прежнему не понимаю, почему вы решили, что я могу вам помочь в этом деле? Правда, не понимаю. Все, что я вам рассказал, вы и так знаете. — Да ведь мы только начали. У меня еще очень много вопросов, мистер Уотерс. Не на один разговор. Впрочем, спешить нам некуда. Вы ведь немного писатель, да? Эта книга, ну и вообще. А еще что-нибудь вы писали? Рассказы, стихи — в этом духе? — Я не творческий человек. Мое дело — факты. — Вот это мне по душе. В этом мы с вами похожи. Нас обоих интересуют факты. У нас, наверное, много общего, если подумать. А из ваших друзей кто-нибудь пишет? — Не знаю. Но это ведь не преступление? — Смотря что писать. Творческий человек может порой обнаружить несправедливость — там, где любой другой ее не увидит. Например, в сфере морали. Знаете, если у человека плохо с моральными принципами, это может привести к серьезным последствиям. Он не ощущает себя частью общества, чувствует себя одиноким, отверженным. Может, ему всего-то и нужно, что поддержка и чуткое руководство. Ну и побольше самодисциплины. Иначе он может стать антиобщественным, а то и вообще подрывным элементом. Мне кажется, этот «Ганимед» как раз и нуждается в некотором руководстве. И я думаю, что вы — с вашими блестящими познаниями — как раз и можете нам помочь разыскать этого человека. Впрочем, время, как говорится, не ждет, мистер Уотерс. Вы уже очень нам помогли. Возможно, когда мы расстанемся, вы хорошенько подумаете о том, что я вам сказал, и, может, припомните что-нибудь, что нам стоило бы обсудить. И мы поговорим об этом в следующий раз. Ну а сейчас можете идти, у вас, наверное, много работы. Не хочу вас задерживать. Перкинс вас проводит. До встречи, мистер Уотерс. Передавайте привет семье. 11 В то самое время, когда Роберт беседовал с полицейским инспектором, Чарльз сидел на семинаре. Доклады ему не понравились; он откровенно скучал. И еще он злился из-за того, что позволил Роберту заразить себя тревогой. Ему-то, Чарльзу, чего бояться?! Всю вторую половину дня он ждал звонка Роберта — но ждал напрасно. Он еще раз проверил все копии своей статьи и написал реферат для министерства печати. Потом со всеми этими бумагами он отправился к Джоанне — она должна была перепечатать реферат и отправить статью в «Британский физический журнал». Она была одна, ковырялась со своей пишущей машинкой — возилась с рычажками, на которых крепятся буквы. — Вам помочь? — спросил он. — Я лучше подам заявку в отдел техобслуживания. — Попробуем обойтись своими силами, это сбережет вам время и нервы. Дайте-ка я гляну. — Он склонился над машинкой и принялся тыкать в клавиши и дергать рычаги. — Если вот тут немножко поддеть, все должно встать на место. — Он еще ниже склонился над непокорной машинкой, и Джоанна — тоже. Он вдохнул резкий запах ее духов, ее грудь под накрахмаленной белой блузкой почти коснулась его руки. — Не тратьте свое драгоценное время, доктор Кинг. — Она не стала менять позу. — Да тут все несложно. Надо только добраться до рычажка — вот того, гнутого. Видите? — Джоанна едва ли не легла грудью на машинку. Кинг почувствовал ее дыхание у себя на щеке. — Главная сложность — к нему подобраться. — Давайте я попробую. У меня пальцы тоньше. — Только ноготь не сломайте. Вот-вот-вот… просто давите на него. Неприязнь к Джоанне ничуть не мешала ему наслаждаться этой неожиданной близостью. Джоанна давила пальцем на погнутый рычажок, и при этом все ее тело напрягалось, и он смотрел на нее и любовался. Джоанна тоже не очень его любила, кажется, он ее раздражал, но сейчас тем не менее она была явно довольна его вниманием и не отказывалась разыграть небольшую пьеску из театра флирта. — Вот видите! — Он несколько раз ударил по клавише; теперь рычажок двигался свободно, раз за разом отбивая букву на валике каретки. — Спасибо. Вы хорошо разбираетесь в этих машинках, да? — Зато совсем не умею печатать. — А та ваша статья? Вы сказали, что напечатали ее сами. — Ну да. Вообще-то мне помогли. Одна моя приятельница. — Ей вы тоже сунули взятку? — Послушайте, Джоанна, я совсем не хотел вас обидеть этими чулками. — Вы меня и не обидели. Просто в тот раз я и вправду была ужасно занята, а то, конечно, все напечатала бы. А чулки замечательные. Так что теперь я у вас в долгу. — Ладно, пусть будет так. Кстати, о долгах: вы не могли бы перепечатать этот реферат для публикации и отправить вот эти бумаги в журнал? — Думаю, что смогу. Положите все сюда. — Спасибо. Кстати, Джоанна, — зовите меня Чарльз. Потом он поднялся наверх выпить чаю. В столовой сидели несколько человек, задержавшихся после семинара. Кинг уклонился от беседы с докладчиком (дискуссия и без него была весьма оживленной) и взял с подставки газету. Он сел рядом с Генри — тот объяснял что-то одному из своих аспирантов, корябая уравнения на салфетке. Чарльз вдруг поймал себя на том, что опять думает о Дженни. Если она зачастит к нему в Кембридж, это будет совсем не кстати. Он вообще не любил, когда его «сферы разных жизненных интересов» как-то пересекались. Экономические прогнозы по-прежнему благоприятны. Чарльз бросил взгляд на фотографии в газете: новые фабрики, новые правительственные назначенцы. Цель всякой газеты — уверить читателей в том, что вокруг ничегошеньки не происходит, то есть какие-то события происходят, и они могут быть интересными и даже сенсационными, но они не грозят переменами. Задача газеты — лишь притворяться газетой, то есть представлять в виде последних событий всякую ерунду, а то и прямое вранье. Неуклонный рост благосостояния. Чарльз взял газету не для того, чтобы читать, а для того, чтобы притворяться, что читает — отгородиться от попыток коллег втянуть его в разговор, пока он пьет чай и думает о своем: о Дженни и о дурацких тревогах Роберта. Обзор кино: «Урожай ангелов» (У. Сёрт). Клайв Рентфорд в роли героя Сопротивления — Боба Уинмора по прозвищу «Победитель»; история фермерского сына, ставшего борцом за свободу. Уильям Данжерфилд великолепно сыграл зловещего Штейерманна. Обратите внимание на Питера Рэя в роли Мозели. Любовная линия — прекрасная Аннет Хьюджес в роли возлюбленной Уинмора Доры. Очень рекомендую. Кингу от Дженни нужен был секс, только секс и ничего, кроме секса. Его романы всегда проходили по одному и тому же сценарию: со временем он неизбежно узнавал эту женщину все лучше и лучше, понимал, что она за человек — что она собой представляет. И ему становилось с ней скучно — он понимал, что в ней нет ничего, что могло бы стать для него по-настоящему интересным. Он понимал, что они никогда не будут друзьями. Все дело в том, что женщины, к которым Кинга тянуло как к женщинам, интересовали его только в смысле постели. Они не относились к тому типу женщин, с которыми он захотел бы дружить. И все-таки Дженни ему очень нравилась. Она казалась такой честной — и такой ранимой. И к тому же она охотно давала ему все, что он от нее хотел. Это даже его пугало. А в ту пятницу, когда она позвонила в его дверь, поздно вечером, с вымокшими от дождя волосами — она примчалась к нему из Лондона, чтобы напечатать его статью. Его отношения с Дженни давали ему ощутить всю полноту власти мужчины над женщиной, и эта власть пугала его до дрожи. Дженни никогда и ни в чем ему не отказывала — правила их отношений всегда устанавливал он. Слушайте по радио: Неофициальные встречи (Государственное вещание, пятница, 21.00). Реджинальд Торнвилл, новый министр юстиции, рассказывает о своей карьере, включая участие в подготовке проекта Конституции 1947 года. До своего последнего назначения он занимал пост председателя Комитета по гражданским правам. Среди его музыкальных пристрастий — концерт для кларнета с оркестром Моцарта, квинтет «Форель» Шуберта и Девятая симфония Бетховена. Кинг перевернул страницу газеты, будто и вправду внимательно ее читал. Он допил чай, спустился к себе в кабинет, уселся за стол и уставился на стопку чистой бумаги, лежавшую перед ним. Дженни часто расспрашивала его о его работе. Она говорила, что не понимает, как это: целый день ничего не делать, а только заниматься расчетами — словно он виделся ей то ли живой счетной машиной, то ли гениальным бухгалтером. Когда он как-то раз попытался описать ей свой обычный рабочий день, он понял, что непосредственно записи и расчеты занимают лишь малую часть его времени. По большей части он читал, думал или глазел в окно. Для Дженни это было пустой тратой времени, а он не хотел, чтобы она представляла себе его работу в таком свете. Еще она как-то спросила, как это может быть — что он, физик, не ставит экспериментов? Он ответил, что Эйнштейн тоже не ставил экспериментов. И все же она никак не могла понять, что за удовольствие получает Кинг, с головой погружаясь в мир непостижимых формул и символов. Тогда он объяснил ей, что его работа чем-то похожа на складывание картинки-головоломки или решение кроссворда, когда подолгу топчешься на одном месте и отчаянно ищешь хотя бы какую-нибудь зацепку — проблеск, искорку, озарение, которое подскажет тебе единственно верное место для кусочка картинки или правильное ключевое слово. И тогда ты делаешь еще один шаг на пути к решению и на какой-то миг чувствуешь, что ты гений; а потом опять застреваешь — и так без конца. Дженни осторожно спросила Кинга, неужели и весь наш мир ему видится как громадная головоломка; и он ответил — вот именно, хотя часть этой головоломки заключается в том, чтобы понять, что это за головоломка. Преобразование одного-единственного уравнения заняло у Кинга три четверти часа и полторы страницы расчетов. Он начал подставлять коэффициенты и сокращать дроби и вскоре получил ответ — ноль. Он в раздражении вскочил, пару минут походил по кабинету, а потом заглянул в «Видение вселенной». на основании выражения (57) мы делаем вывод, что души по сути своей фермионы, таким образом, согласно принципу исключения Паули, две души не могут одновременно находиться в одном и том же теле. Из чего следует, что ряд церковных ритуалов, связанных с такими понятиями, как одержимость бесами и изгнание злых духов, по-видимому, не имеют никакой научной основы. В заключение этой главы приведем еще одно доказательство существования Бога. Полный лагранжиан для идеонной теории выражается уравнением (63). Очевидно, что в результате возникает большое число дивергенций, и для обратной нормализации мы вводим новое поле, которое соединяет все со всем, таким образом, снимая вышеуказанную проблему. Это всеобъемлющее поле и есть Бог. В дверь постучали. Это была Джоанна; она хотела спросить Чарльза насчет одного слова в его реферате, написанного неразборчиво. — Где-то тут. Ага, вот… — Она положила рукопись на стол и подалась вперед, указывая на «камень преткновения». Кинг захлопнул «Видение вселенной» и отодвинул его в сторону. — Асимптотический, — сказал он. — Лучше напишите. Он написал поразборчивее: — Так понятно? — Да. Понять не могу, почему вы, физики, всегда изъясняетесь такими длинными и непонятными словами. — А чтобы никто не догадался, о чем мы говорим. — Похоже на то. Кстати, Чарльз, я отправила ваш препринт. Будет готов к среде. — Спасибо. — Он провожал ее взглядом, пока она не закрыла за собой дверь. Вот как — Чарльз! Произнося его имя, она чуть запнулась, видно, очень уж ей хотелось назвать его именно так. Значит, расклад такой. Теперь Джоанна отправит три копии статьи вместе с рефератом в «Британский физический журнал». Уже оттуда одну копию перешлют в министерство печати — чистая формальность, хотя эта государственная организация и могла наложить вето на любую публикацию, и научную, и художественную, и вообще всякую. Еще одну копию журнал вышлет рецензенту, который будет решать, надо ли публиковать статью. Через эту процедуру проходят все без исключения статьи перед тем, как их отправят в набор. Уже вечером Роберт позвонил Кингу домой. — Как все прошло в полиции? Надеюсь, тебя не замучили насмерть? — Да нет. Чарльз, мне не очень удобно сейчас говорить. Я хотел спросить, что ты делаешь в выходные? Я тут думаю съездить куда-нибудь со своими. А если у Дункана не пройдет простуда, с ним посидит Мэдж. А ты можешь взять Дженни. — Отличная мысль. Роберт, ты вообще как? Голос у тебя какой-то… — Да нет, Чарльз, все в порядке. Просто черная полоса. В общем, заеду за тобой в субботу утром. Часов в одиннадцать — устроит? — Еще как устроит. Завтра я позвоню Дженни и спрошу, сможет ли она приехать в пятницу вечером. — Договорились. Да, Чарльз… Не говори ей ничего. Ну, ты понимаешь, о чем я. Ладно, пойду. Пока.