– А у нас скоро свадьба будет! Может быть, – добавила она и многозначительно хмыкнула. – Свадьба? – искренне порадовалась я за подругу. – Здоро… – Тише ты, – зажала мне рот ладонью подруга, оглянувшись. – Услышит еще. У Валеры не уши, локаторы. Я улыбнулась. При мне так Валерия еще никто не называл. Только Бабой Ягой. – В общем, он хочет мне сделать предложение, – поведала Настя, которая, как и я, еще полгода назад и не думала об отношениях. – Я подслушала его разговор с другом. – Насть, поздравляю, – искренне сказала я. Мне и правда было радостно за этих двоих. – Но тут есть проблема. Этот идиот так и не признается, что сыночек богатенького папочки, а все строит из себя водителя, – прошептала Настя и картинно смахнула пот со лба. – Признается, – уверенно отозвалась я. Что в этом сложного? – Но он и своему отцу не говорит ничего, – заговорила подруга. – Тот не знает, что Валера со мной встречается. Ну, и что жениться хочет. Ты же понимаешь, что богатые предки своих деток абы за кого не отдадут. Кому нужен мезальянс? Я медленно кивнула. А ведь и верно. Родитель Валерия – человек далеко не бедный и, как я понимаю, властный. Разрешит ли он единственному сыну связать жизнь с Настей? Нет, она хорошая, верная, понимающая, хозяйственная и действительно любит Валерия, но… Есть ли его отцу до этого дело? – И что вы будете делать? – спросила я. – Не знаю, – вздохнула Настя. Глаза ее воинственно сверкнули. – Но я собираюсь за него бороться. И точка. Знала бы я, что скоро мне придется повторить эти слова… – Все будет хорошо, Насть, – коснулась я плеча подруги. – Молчи, тихо, – в панике зашептала она. – Он идет. И подруга стала громко и несколько наигранно обсуждать сплетни о соседях из тридцать пятой. Валерий был столь любезен, что помог донести сумку до двери, хотя я просила его не делать этого, а после вместе с Настей они исчезли в лифте: оба веселые, загорелые, чем-то неуловимо по духу похожие друг на друга. Если они женятся, я буду за них только счастлива. Интересно, а у меня может быть свадьба? С этими мыслями я попыталась найти ключи в сумке, но эта попытка была безуспешной, и я, плюнув на все, позвонила в дверь, за которой, почему-то перестало орать мою любимое: «Убью на хрен!» Раньше фраза звучала, когда включали свет в прихожей, теперь заменяла звонок – Томас долго не мог нормально подключить его, и ему решил помочь дядя Боря. Под его чутким руководством папа подсоединил провода. А дядя Боря потом долго хохотал. И ведь критик, бизнесмен, а ведет себя, как ребенок. Дверь мне открыла совершенно незнакомая, среднего роста крепкая девица в черной майке и шортах, поверх которых был накинут Лешин фартук. Выглядела девица эпатажно: короткие встрепанные волосы цвета воронова крыла, многочисленные проколы в ушах и один – в носу, а также татуировка на руке в виде какого-то мифического чудовища. Лицо ее было симпатично, но своеобразно: острый взгляд карих насмешливых глаз, тонкие губы, удлиненный нос. Она была похожа на хищницу. – Вы кто? – спросила я, не испытывая особенного удивления. В нашей квартире кого только не бывало. – Хозяйка, – ответила девушка. Голос ее был слегка грубоватым, что было под стать внешности. – Чего? – закрались в мою душу нехорошие подозрения. Какая еще хозяйка? Медной горы. Дай ей по лбу железной ложкой и гони в три шеи. – А ты кто? – поинтересовалась «хозяйка». – А-а-а, – протянула она, – сестра? Что ж, проходи, сестра, – пригласила она меня в собственный дом. И я зашла. – Сестра? – подняла я бровь, ставя сумку на пол. – Вы что, из церкви? Вот только религиозных деятелей, зовущих всех подряд братьями и сестрами, мне в квартире не хватало. Не то, чтобы я против – каждый верит, во что хочет, но делать из дома молельню как-то не особо хотелось. – Из церкви? – почесала затылок девица и расплылась в улыбке. – А, мне нравится твое чувство юмора, сестра. Я тут оладушек нажарила, хочешь? – спросила она меня добродушно. В квартире действительно вкусно пахло. – Думаю, вечером мясо с картошечкой сварганить, а то вы тут голодуете. – Вы нашим поваром стали? – разулась я и аккуратно поставила обувь на полочку. Девица весело расхохоталась. – Из церкви, поваром… Кем ты меня еще сделаешь, а? – спросила она весело. И тут, слава богу, из кухни вырулила Нелли, на ходу что-то дожевывая. – Онни! – бросилась она ко мне и даже обняла в порыве сумбурной нежности. – Ты как?! Как Антошка?! Понравилось в Москве?! Представляешь, а эта онни[1] – невеста Эдгара! – Что? – опешила я. Несколько дней назад уезжала, брат вроде бы девушек шугался, а тут уже невеста, смотрите-ка. Я так однажды приду, а он уже чей-нибудь муж. Или отец. – Кира, – протянула мне руку девица. – Катя, – с недоумением пожала я ее. Рукопожатие вышло крепким. – Знаю, – кивнула Кира. – Кстати, Эд – атеист, – сразу сказала я. – Он верит только в себя. Ну и в искусственный интеллект. – Ой, не могу, юмористка, – захохотала эта Кира. – У вас вся семья прикольная. – Вливайся, онни, – широко улыбнулась перешедшая на употребление корейских словечек Нелли. – Знаешь, как она готовит обалденно! Быть тебе нашей невесткой! – заключила она торжественно, обращаясь уже к гостье. – Что ты несешь, – вылез из своей комнаты и Эд, услышавший шум в прихожей. Выглядел он слегка смущенно – явно из-за Киры, но старался быть уверенным. Но, самое главное, в его глазах было что-то похожее на нежность. Примерно так он смотрел на свой новый системный блок, когда собственноручно собрал его, заказав какие-то жутко дорогие детали. – Так, я не поняла, милый, ты что, не хочешь на мне жениться? – с разбойничьей ухмылкой переспросила Кира и пошла на него. Я думала, братик попяться, но он только усмехнулся. По-взрослому! И взял ее за запястье, останавливая. Девушка лихо ему подмигнула, и Эдгар едва удержался от улыбки. Мы с Нелли переглянулись, стараясь не засмеяться – выглядели эти двое немного нелепо, но ужасно мило. – Жду в едальне для дальнейшего знакомства! – скомандовала Кира и утащила Нелли и Эда следом за собой. Приведя себя в порядок и приняв освежающий душ, я направилась в кухню. Брат и сестра сидели и спорили, вернее, Нелли усиленно что-то доказывала, а Эдгар вяло отмахивался. Кира же деловито хлопотала у плиты. Она одновременно готовила оладьи, какой-то мудреный соус, что-то помешивала в двух кастрюльках сразу и резала овощи для салата. Чувствовала она себя в нашем доме вольготно, как будто бы сто лет уже готовила в этой кухне. – Чем я могу помочь? – спросила я, чувствуя себя неловко. Кира казалась настоящим ураганом: она успевала все, умудряясь и весело болтать, и делать дела. – Сиди, ты с дороги устала, – щедро махнула рукой девушка. Как оказалось, прибыла она в наш дом ровно через несколько часов после моего отъезда, вместе с сумкой, умудрившись около подъезда поругаться с Фроловной и пенсионным патрулем – видите ли, Кира стояла и курила, и дым попадал как в окна первого этажа, так и на детскую площадку. Девушкой Кира оказалась бойкой и бодро отвечала старушкам, доводя их до белого каления. Они едва не вызвали наряд полиции, однако Кира сумела пробиться сквозь пенсионный патруль и попасть в подъезд вместе с кем-то из жильцов. Звонок в дверь стал неожиданностью для всех, кроме Эдгара, который ее ждал, но скрывал приезд. По рассказам сестры, он лично открыл дверь и привел Киру в кухню, где за философской беседой сидели Алексей, Томас, а также дядя Боря и еще несколько папиных дружков. – Это Кира, и она поживет у нас, – объявил Эд присутствующим, и, конечно же, ему никто и слова не сказал. Папа тотчас захотел познакомиться со столь прекрасной девушкой, и любопытные гости, которым стало интересно, что творится в личной жизни затворника Эда, его в этом поддержали. Так Кира на неопределенное время осталась у нас. Ей было чуть больше двадцати, она приехала из Владивостока и перешла на последний курс педагогического вуза, в котором училась. С Эдом они познакомились еще в марте через сетевую игру, на пати, когда единым отрядом отправились выполнять какую-то сверхсложную миссию в очередном данже. Позже их общение плавно перетекло на новый уровень – в социальные сети. А после бурных переписок и разговоров по скайпу Кира взяла и приехала к Эду. Ее с радостью разместили в нашей с Нелли комнате, на моей кровати. Девушкой она оказалась не только целеустремленной, но и хозяйственной и тотчас взяла домоуправление в свои руки, готовя ежедневно и радуя тем самым моих дорогих родственничков, которые за еду могли простить все, что угодно. Кира была девушкой брутальной, слушала тяжелую музыку, много курила, увлекалась татуировками и пирсингом и даже подрабатывала в тату-салоне. Кроме того, «гамала», занималась исторической реконструкцией и парашютным спортом. И вообще, оказалась компанейской и веселой. В общем, не так я представляла будущую учительницу младших классов. – А как же учеба? – поинтересовалась я удивленно. – Учеба подождет, – отвечала бодро Кира. – Я академ взяла. – Вот как, – улыбнулась я и попробовала наконец оладьи, – оказалось, что готовит Кира действительно здорово. Нелли и Эд уплетали за обе щеки. – У вас какие-то серьезные намерения? – спросила я брата и его девушку. Видеть влюбленного Эдгара было непривычным делом. Но если он нашел свое счастье, я буду только рада. И пусть это счастье живет не в нашем доме. Я за оладушки не продамся! – Посмотрим, – отмахнулся Эдгар. Кира ему улыбнулась – несмотря не некоторую грубоватость, кажется, она неплохо относилась к брату, хоть и не проявляла нежности. – А они вчера и позавчера спали вместе, – громким шепотом сообщила Нелли. Кира изловчилась и легонько треснула ее поварешкой по лбу. Младшая сестра начала возмущаться, но Эд сказал, что, если она не замолчит, он ее отправит жить на балкон. – Чего вы на нее напали, – вступилась я за сестричку. – Она маленькая и, как следствие, глупая. А глупых надо жалеть. – Онни! – взбесилась Нелька. – Когда Антон приедет и у тебя от счастья глаза треугольные будут, я тебе то же самое скажу! Что от любви глупеют, а глупых надо жалеть! – Я от любви не глупею, – попыталась возразить я, понимая, что лгу сама себе. – Я тупею, да? – громогласно расхохоталась Нелли. Что-то она все больше и больше становится похожа на Лешу. Наше препирательство прервал телефонный звонок, и я тотчас схватила телефон, думая, что это Антон. Номер, однако, был незнакомый. – Екатерина? – осведомился женский холодный голос. – Да, – с опаской, почуяв неладное, ответила я. – Меня зовут Алла Адольская. Я – мать Антона Тропинина, которого ты, несомненно, знаешь. Женщина замолчала, давая мне секундную возможность осмыслить ее слова. – Что вы хотите? – спросила я пересохшими отчего-то губами. – Что-то случилось с Антоном? – вдруг подумалось мне, что с ним что-то произошло. Внутри все сжалось от иррационального страха.