— Это верно, — согласился Петр. — У нас тут несколько дней назад такое началось… И он поведал эксперту историю с парусиновыми портфелями. Выслушав, Хворостинин задумчиво почесал щеку. — Знаете, молодой человек, а я ведь слышал о подобных случаях. Сам я, увы, с ними не лично сталкивался и деятельного участия в следствии не принимал, но мои коллеги еще по прежним временам рассказывали… Если меня не подводит память, то там работала парочка: некий поляк-шляхтич и его подельник. Имен и фамилий, уж извините, не припомню. А действовали эти двое с наглостью и размахом. Ничего не боялись и были очень хорошими психологами. Вам что-то говорит этот термин? — Мы здесь не настолько уж темные, — нахмурился Петр. — Кое-что слышали. — Только не воспринимайте это как личную обиду, — попросил Хворостинин. — Ни в коем разе не сочтите мои слова проявлением столичного снобизма. Знаете, даже среди петроградских милиционеров есть люди, мягко говоря, неграмотные. — Да ладно, забудьте, — сказал Елисеев. — На самом деле с вами очень интересно. Вы такие вещи рассказываете, о которых на милицейских курсах даже не заикались. Старенький фотоаппарат в деревянном лакированном корпусе нашли на толкучке, там же закупили почти все необходимые химикаты и краски. Эксперт остался доволен покупкой, хотя она пробила изрядную брешь в его служебном фонде. Петр стал первым, на ком Иннокентий Сергеевич провел испытание фотоаппарата. Елисеев даже немного волновался. В фотоателье он был только раз, перед тем как попал на фронт. Карточка тогда получилась странной, совсем не похожей на отражение в зеркале. Петр долго вертел ее и всматривался, не веря, что запечатленный на толстой картонке парень в гимнастерке и галифе — это он. Куда и при каких обстоятельствах потом сгинул снимок — Елисеев не знал. И вот снова за его спиной белая простынь, а напротив — чем-то смахивающий на пулемет фотографический аппарат на высокой треноге. За ним под темной бархатной «скатертью» прячет голову Иннокентий Сергеевич. Ослепительная магниевая вспышка, довольный голос Хворостинина: «Уверен, все должно получиться просто великолепно», томительное ожидание, пока эксперт священнодействует в закутке, который определили под фотолабораторию, и вот результат — пока еще мокрый снимок, на котором запечатлен мужчина двадцати с хвостиком лет с невероятно серьезным лицом. — Я ж говорил — фотография выйдет хоть куда! — обрадованно провозгласил Иннокентий Сергеевич. — Берите снимок на память. Это ваша награда за потерянный в моем обществе день. — Ну что вы! За сегодня я узнал от вас столько всего нового и интересного! — То есть, вы считаете, что день не был потерян впустую? — Иннокентий Сергеевич! Будь моя воля, я бы каждого агента прикрепил бы к вам на денек, а то и два. — Право, вы мне льстите, — засмущался Хворостинин. Слова Елисеева были ему приятны. Они снова выпили чаю, а потом Петр ушел в свой кабинет. Колычева там не было, и дежурный не мог толком объяснить, где того носит. В добавок, планы сходить сегодня к Лизе в гости, пошли прахом — товарищ Янсон дал понять, что всем сотрудникам придется задержаться допоздна. В любую секунду мог поступить тревожный вызов. Кто-то из надежных источников начальника губро сообщил о готовящихся налетах, правда, не смог дать более конкретные сведения. На вокзал по договору должны были отправиться Бурко с Левиным. Чтобы скоротать время до конца рабочего дня, Петр взял со стола Колычева книжку в потрепанной обложке и принялся читать. Книга оказалась увлекательной, и молодой человек не заметил, как за окном наступила темень. Если бы не голодный желудок, напомнивший о том, что пора ужинать, Елисеев бы так и не заставил себя оторваться от чтения и пойти домой. Он с сожалением вернул томик, еще раз полюбовался фотографией (может, подарить на память Лизе… ну, когда их отношения сдвинутся с точки «здравствуйте — до свидания») и пошел к выходу. Петр успел сделать несколько шагов по темной улице, как за спиной послышался хриплый оклик: — Петь, погоди! Он развернулся и увидел донельзя встревоженного Колычева. Был тот какой-то усталый, издерганный, весь на взводе. — Боря, что-то случилось? — сразу догадался Елисеев. — Случилось. Левина на вокзале ножом пырнули! — зло выпалил Колычев, сжав пальцы в кулак. — Кто? — подобрался Елисеев. Сейчас он был похож на приготовившегося к прыжку хищного зверя, такого же, как в недочитанной приключенческой книжке на столе у Колычева. — Чеснок его подрезал! — Стой, — опешил Елисеев. — Как — Чеснок? Он же за решеткой сидит! — Если бы! — нахмурился Борис. — В тюрьме заявил, что хочет получать усиленную пайку. Начальство пошло навстречу — сам знаешь, какая там кормежка. Ноги протянуть вся недолга. В общем, его взяли в команду уголь с вагонов разгружать. Работа тяжелая физически, любого измотает, но зато пайка получше. Дня два добросовестно трудился, никаких нареканий. А сегодня в третий раз с командой на вокзал пошел, ну и воспользовался тем, что конвоир попался молоденький, не уследил. Дал наш Чеснок стрекача. Решил, видимо, в поезд втихаря заскочить и в Петрограде скрыться. Но тут на пути Ося Левин оказался. Он как раз по нашему делу дежурил. Попытался Чеснока задержать, а у того откуда-то ножик в руках образовался. Похоже, с воли кто-то передал. Короче, этим ножом Чеснок Осю и пырнул. — Вот сволочь! — ругнулся Петр. — Насколько серьезно? — Пока не знаю. Осю в госпиталь уже повезли, будут операцию делать. Товарищ Янсон уже туда поехал узнавать, чем можем помочь. — А Чеснок? — Чеснок… — Рот Колычева скривился в зловещей ухмылке. — Чеснока Бурко кончил, пристрелил прямо на вокзале, как собаку. Полчерепа пулей снес. Крику, говорят, было… — Хоть одна хорошая новость, — вздохнул Елисеев. — А Чеснок точно сам сбег или помогали? — Сам. Просто конвоир недоделанный попался. Мух не ловит. Бурко уже и ему по мор-далам съездил. Так сказать, урок на будущее. А рука у нашего богатыря, сам понимаешь, ой, тяжелая! — Ты как — сильно домой спешишь? — В госпиталь зовешь? — догадался Колычев. — Ну да. Узнаем, как Ося. Может, ничего страшного. Вдруг обошлось? — Хотелось бы, — кивнул Борис. — Пошли, проведаем боевого товарища. Вот только без гостинцев как-то неловко. С другой стороны — хрен его знает, что ему разрешено. — А мы у врача спросим, — тоном, не терпящим возражений, сказал Петр. Глава 17 Как и следовало ожидать, к раненому их не допустили. Сыщикам удалось прорваться к делавшему операцию хирургу из обрусевших немцев — грузному мужчине лет пятидесяти пяти с совершенно седой головой. Тот сидел за столом и заполнял какие-то бумаги. Вид у врача был безумно уставший. — Карл Фридрихович, — просящим тоном заговорил Колычев, — извините за вторжение… — Вы насчет Левина? — подняв на него строгое лицо, догадался врач. Его высокий лоб был весь изрезан морщинами. — Да. Как он, доктор? Борис заметно волновался и, говоря, проглатывал окончания слов. — Пока рано судить. Ранение очень серьезное, — сказал хирург. — И все же, Карл Фридрихович? — с мольбой уставился на него Колычев. — Мы сделали все возможное, остальное зависит от его организма. Пациент молод, хотя его здоровье и было прежде подорвано… Но, я думаю, выкарабкается ваш Левин, — уверенно заявил врач. — Ура! — воскликнул Колычев и тут же смущенно замолчал, когда доктор бросил на него укоризненный взгляд. — Простите еще раз, Карл Фридрихович, это я от избытка чувств. Не выдержал. — Бывает, — согласился хирург. — Но впредь прошу вести себя тише. Не беспокойте пациентов, пожалуйста. — Не будем! Доктор, а когда нашего Осю будет можно навестить? — Денька через три, не раньше, — подумав, ответил врач. Поблагодарив Карла Фридриховича, сыщики покинули госпиталь и разошлись по домам. Утром на очередной планерке товарищ Янсон сказал, что передает дело дровосеков Колычеву и Елисееву. — Вы у нас пока меньше всех загружены, — пояснил свое решение он. — Справитесь? — Справимся, — пообещал Борис. А самому было неуютно от сказанного. Убийцы по-прежнему не допускали проколов и не оставляли следов. Сколько ни бился Левин, ничего не нашел. Хоть плачь! Вот только плакать было нельзя. — Тогда приступайте к работе. Хватит этим негодяем топтать землю, пора уже прикрыть их лавочку! — приказал Янсон. — И да, я с утра звонил в госпиталь. Состояние нашего товарища по-прежнему тяжелое, однако, угроза для жизни миновала. Спасибо медикам. Но это пока единственная хорошая новость на сегодня. Все, вы свободны, товарищи. Расходитесь по местам. Бурко принес напарникам распухшую от бумаг папку с делом банды дровосеков. — Вот, изучайте. Ося все тщательно протоколировал. Только старайтесь не принимать близко к сердцу. Они столько невинных людей погубили, что сердце кровью обливается. Лично б этих гадов к стенке поставил! — Как найдем, так сразу поставим, — согласился Колычев. — Другого наказания субчикам не светит. Только пуля в лоб. — Тогда прощевайте! Мне еще дежурить сегодня. Колычев раскрыл папку и стал внимательно вчитываться в каждое предложение. Перед тем, как перевернуть страничку, он слегка слюнявил палец. — Борь, а со мной не поделишься разве? — с легкой обидой спросил Елисеев. — По очереди читать будем, — успокоил его Колычев. — Страшные это, скажу я тебе, бумаги! Столько крови в них…