— А он афишу показывал, хвастался. На ней он такой красивый, усатый, в полосатом костюме. Взгляды сыщиков тут же устремились на Бурко. Тот задумчиво прикусил нижнюю губу. — Кажется, я его знаю, — сказал он. — Никогда бы не подумал… Всегда тихий, спокойный… Мухи не обидит. Выступал под черной маской. Хозяин цирка выдавал его за чемпиона Испании по французской борьбе. — Не Рауль ли случаем? — включился в разговор Елисеев. Он вспомнил виденный обрывок афиши на вокзале. — Да, Рауль. Хотя какой он Рауль — Леха Крохин, бывший грузчик из порта, — горько усмехнулся Бурко. — Силен, конечно, зараза! Я, когда с ним в последний раз боролся, только по очкам выиграть сумел. На лопатки положить так и не получилось. — Где его искать? — напряженно спросил Колычев. — В порту? — Давненько мы с ним не сталкивались. Скажу точно: он местный, в городе живет. С ремеслом грузчика, сразу как в цирк пошел, завязал, так что в порту ему делать нечего. Адресок неизвестен, но… Я найду его, Боря, — пообещал Бурко. — Сам задушу гада вот этими руками! — Задушить успеется. Нам его подельники тоже нужны, — сказал Колычев. — Все, товарищи, боевая готовность. Сворачиваем здесь свою деятельность, бросаем все силы на поиски этого «Рауля». — А с девочкой что? — спросил Елисеев. — Не оставлять же ее тут… — Пристроим девочку. Не пропадет, — заверил Борис. Глава 22 Колычев и Бурко умчались разыскивать адрес Крохина-Рауля, оставив Анютку на попечение Елисеева. Дескать, ты нашел с девчонкой общий язык, тебе и заниматься ее дальнейшей судьбой. Петр призадумался: что ждало малышку в будущем? Ведь фактически она круглая сирота… Свои родители умерли, приемные погибли от руки убийц чуть ли не на ее глазах. Не позавидуешь крохе. Тяжело… Нет, с формальной точки зрения все просто. Сначала детприемник-распределитель, потом, исходя из наличия мест, — детский дом. А народец там собирается всякий, включая вполне состоявшихся уркаганов, по которым тюрьма плачет. И что, отдавать эту несчастную девочку на казенное содержание? Он посмотрел на ее пухлое свежее личико, на полные доверия глаза… В душе со крипом провернулись какие-то шестеренки, выступила слеза. Он быстро вытер ее рукавом, оглянулся, убедившись, что никто не заметил его секундной слабости. Что делать? Отдавать в детский дом… Со всех точек зрения правильно. Ну не повезло девчонке, так не одна такая: счет на сотни тысяч идет. В детдоме всяко лучше, чем беспризорничать на улицах. Понятно, что со всякой публикой придется иметь дело, но, если есть характер, выстоишь, человеком станешь. Опять же там и кормежка, и одежда с обувкой. Советская власть сама недоедает, но детям последнее отдает. Однако на душе по-прежнему было тяжко. Что же тогда? Забрать к себе? Так ведь у него и дома-то своего нет, снимает угол у Степановны. Что скажет хозяйка, когда он с таким вот подарочком к ней заявится? Может, придется тогда новое жилье искать… Елисеев принял решение, которое как нельзя лучше отвечало его характеру. — Анют, — спросил ласково, — ты в гости ко мне пойдешь жить? Девочка кивнула. — Только ты не забижай меня, дядя Петя. — Шутишь! — воскликнул он. — Кто ж тебя такую красивую обидеть посмеет! Я тебя со Степановной познакомлю. — А кто такая Степановна? Твоя бабушка? — Нет, — усмехнулся он. — Это хозяйка моя, я у нее живу. Девочка насупилась. — Дядь Петь… — Чего, Анютка? — Эта Степановна — она строгая? Бить меня не будет? — Она строгая, но справедливая. И пальцем тебя не тронет, — пообещал Елисеев. — Так что, давай ко мне двинем, а? Я тебя на лошадке прокачу. — Верхом? — обрадовалась девочка. — Верхом. Только ты осторожней, держись крепкой. Подожди минутку. Елисеев вышел из дома и договорился с конным милиционером, присланным к месту преступления для разных поручений, чтобы тот помог отвезти девочку. Тот сразу согласился. Когда Петр привел девочку, милиционер посадил Анютку к себе впереди на седло. Так они и добирались до избы Степановны: девочка на лошади, а Елисеев шел рядом. В руках он нес небогатое имущество Анюты, включая ту самую куклу, которая помогла отыскать малышку. Он не знал, как встретит неожиданного гостя хозяйка, однако надеялся на лучшее. Степановна не производила впечатление человека, способного выгнать из дома малолетнюю сиротку. Однако разговор мог состояться тяжелый, и Петр долго подбирал слова, с которыми намеревался обратиться к хозяйке. К счастью, особых слов не понадобилось. Стоило лишь заикнуться (разумеется, так, чтобы малышка не слышала), что Анютка — круглая сирота, только что потерявшая и приемных родителей, как Степановна тут же отодвинула Петра в сторону и захлопотала над девочкой. Ее срочно напоили, накормили и уложили спать на кровати Елисеева. Уставшая крошка заснула мгновенно, стоило лишь ее головке опуститься на подушку. Когда она заснула, Петр подал Степановне завернутые в тряпицу деньги — все его сбережения на этот день. — Что это? — вскинула подбородок хозяйка. — Деньги, — удивился вопросу Елисеев. — Здесь немного, но на какое-то время хватит. Девочку надо обуть, одеть и накормить. Извини, Степановна, мне заниматься этим некогда. — Знаю, — вздохнула та. — Все работа твоя беспокойная. Уходишь рано, приходишь заполночь… — Пока по земле ходят такие, что приемных родителей Анюты порешили, — Петр предусмотрительно умолчал, что Зябликов-старший был членом банды, — покоя ни мне, ни моим товарищам не будет. — Что с девчонкой делать будешь? — задала мучивший ее вопрос хозяйка. — Пока не знаю, Степановна. Пусть с нами поживет, а там посмотрим. Может, и удочерю. — Смотри, парень, — сказала Степановна вроде бы осуждающим тоном, но во взгляде ее читалось полное одобрение, — тяжело девку-то поднимать, да еще тебе, холостому. Я ить вечно жить не собираюсь. Приберет Господь к себе, сделает милость, а вы как, без бабского присмотра? Долго еще бобылем ходить собираишьси? — Не знаю, Степановна. И загадывать не хочу. Может, и сладится что, — устало произнес Петр. — Ты извини, мне снова на службу бежать надо. — Что, на ночь глядючи? — удивилась хозяйка. — Убийцы не спят, и нам не приходится. Он тихонько, на цыпочках, подобрался к своему закутку, бросил взгляд на мирно спящую девочку, и так же тихо пошагал к выходу. В здании губрозыска свет горел во всех кабинетах. Дежурный окликнул Елисеева и велел ему идти к начальнику. — У него сейчас совещание зачинается. Все наши в сборе, — пояснил он. Колычев и Бурко не зря мотались по городу. Им удалось разыскать адрес Крохина. Тот жил на широкую ногу, снимая бывшую генеральскую дачу под городом в селе Бавленское, которое прежде носило название Богоявленское, пока кто-то из местных в дурацком псевдореволюционном порыве не решил, что такое название «не идет в ногу с новой властью». В итоге название подсократили, но в памяти жителей села оно так и осталась Богоявленским. Вопросов, на какие шиши Крохин мог себе позволить такую роскошь, как съем дорогой дачи, ни у кого не возникало. В деревне считали Алексея человеком состоятельным, успевшим нажить капитал еще в прежние времена. И никого не смущал тот факт, что прежде он работал грузчиком. Люди успели привыкнуть к самым неожиданным поворотам судьбы. Чтобы не спугнуть бандита раньше времени, проверять полученные сведения на месте сыщики не стали. Каждый новый человек в деревне — событие мирового масштаба, невольно привлекает к себе ненужное внимание. Потому никто не знал: один ли живет Крохин или делит кров с другими бандитами. Лучше бы, конечно, накрыть всех разом в одном месте, а не гоняться по всему городу. Но тут уж как карта ляжет. — Как будем брать его, товарищи? — задал главный вопрос Колычев. — Крохин — калач тертый. Влегкую его не скрутишь, — заметил Бурко. — Правда, одно радует — не слышал, чтобы банда с огнестрельным оружием орудовала, все больше топориком… Но, что-то мне подсказывает — стволы у них есть. — Любого в деревне проверь, ствол у него обязательно обнаружится, — подтвердил Елисеев. — К сожалению, это так, — согласился товарищ Янсон. — Надо исходить из самого худшего варианта: бандитов несколько и они вооружены. Предлагаю привлечь к задержанию чоновцев. Вызовем взвод, окружим деревню… «Петр подал Степановне завёрнутые в тряпицу деньги — все его сбережения на этот день». — Крохин так просто не сдастся. Ему терять нечего, — замотал подбородком Бурко. — Устроит пальбу, могут погибнуть невинные люди. — Тогда сообщите ваши соображения, — попросил начальник угрозыска. — Чоновцев привлекать не стоит, это только лишний шум, а толку мало. Бандитов возьмем этой ночью, пока они свистят во все сопелки. Тихонько проникнем в дом и всех повяжем. Я так мыслю, — вместо Бурко выступил Елисеев. Остальные сыщики дружно закивали. — Согласен с Елисеевым, — поддержал друга Колычев. — Без шума и гама повяжем гадов. Если кто начнет ерепениться, тогда, может, и… — Без «может»! — оборвал его Янсон. — Я понимаю, что вами движет, товарищи работники уголовного розыска. Понимаю и где-то даже разделяю. Но устраивать самосуд нельзя. Сейчас не семнадцатый… Мы живем в мирное время и должны поступать в строгом соответствии с законом. Меру наказания бандитам определит суд. Уверен, возмездие будет в высшей степени справедливым. Никто не останется безнаказанным. — Начальник угрозыска обвел собравшихся тяжелым взглядом, под которым сыщики сникли. — А что касается предложения товарища Елисеева… Думаю, он прав, товарищи, — продолжил Янсон. — Дело нам предстоит нелегкое, нужно хорошенько к нему подготовиться. И да, идем на него всем составом, кроме дежурного. Там лишних штыков не будет, каждый из нас на счету. Все, расходимся, товарищи. Сбор… — Начальник угрозыска вынул из кармана галифе часы-луковицу, откинул крышку. — Через пятнадцать минут внизу у выхода. А я пока договорюсь насчет транспорта. Думаю, двух подвод нам хватит, чтобы добраться. После короткого совещания у Янсона, Колычев и Елисеев ненадолго заглянули в свой кабинет.