— Мягко стелете, гражданин агент уголовного розыска. — Да, спать будет жестко. Но ты будешь уверена, что заснешь и проснешься в своей постели. Что скажешь, Ольга Павловна? Будет у нас деловой разговор или как? — Будет! — кивнула Мухина. Глава 27 Колычев уже заканчивал допрос, когда Елисеев открыл дверь в свой кабинет. — Борь, на минутку. Без свидетелей надо поговорить. Оставив арестованного под присмотр конвоира, Колычев вышел в коридор. — Как прошло, есть результаты? — Борис с надеждой посмотрел на товарища. — Сначала ты! Что удалось выжать из шляхтича? Колычев раздраженно махнул рукой. — Да без изменений! Упертая сволочь попалась! Ни в какую не колется и сообщника называть не хочет. Можно сказать, смеется в лицо… Гусар, понимаешь! И гонору шляхетского на всю губернию хватит. — Поляки — они все такие. Порода! — Не все. — Припугнуть пробовал? — Как? Он верно говорит — влепят ему по совокупности года два-три, а потом очередная амнистия и все, пациент на свободе и волен делать все, что ему вздумается. Чем такого проймешь? Опытный, сволочь! — в сердцах прибавил Колычев. — Ну… сказал бы, что можно его дело пустить в особом порядке через губисполком, а не нарсуд. Влепят ему путевку в исправлагерь с примечанием «до особого распоряжения», и просидит он там до скончания лет[5], — предложил Петр. — Что скажешь, а? — Это за кражу-то? — усмехнулся Колычев. — Да кто ж мне в губисполкоме навстречу пойдет… Не, этот способ не пройдет. Другими методами действовать нужно. Он спохватился: — Так что у тебя с бабенкой Ореховского? Есть результаты? — Результаты есть, — похвастался Елисеев. — В общем, Мухина согласилась стать моим осведомителем. — Поздравляю. Уже неплохо, — кивнул Борис. — Из этой публики неплохие информаторы получаются. Знаешь, сколько уголовного народа из-за проституток погорело… Не сосчитать! Так что хвалю тебя, Петя! Ты на правильном пути. — Спасибо, Боря! — похвала друга была Елисееву приятна. — И еще — она знает, где живет подельник Ореховского. Надо срочно ехать и брать его, пока тот не всполошился. Хоть задержание прошло тихо и вроде без свидетелей, длинных языков хватает, сам понимаешь. — Понимаю. Тогда едем прямо сейчас. — А арестованные? — округлил глаза Петр. — Их по камерам. — Я обещал Мухиной, что отпущу ее домой. Собственно, у меня на нее ничего толком нет. — Пусть показания напишет, а потом валит на все четыре стороны. — Борь, можно ее в это дело не вмешивать? — Не понял, — удивился Колычев. — Да не хотелось бы, чтобы шпана местная прознала, что она нам наводку дала. Жаль терять полезного сексота. — Если у нашей науки есть доказательства на всю парочку, показания Мухиной не понадобятся. И так посадим, — махнул рукой Колычев. Елисеев просиял. — Благодарю за понимание, Борь! — Да брось — свои люди… По дороге расскажешь, что еще тебе удалось вытянуть из этой барышни. Разговор сыщиков продолжился в пролетке, на которой они ехали арестовывать Ореховского. Губрозыск арендовал ее на весь день, и извозчик сокрушенно подсчитывал возможные убытки. «Живых» денег от милиции было не получить. — Теперь я знаю, кто у них главный, — заговорил Елисеев. — Ореховский? — Нет, наш гусар просто исполнитель. Талантливый, конечно, этого у него не отнять. Но за все остальное отвечал тот второй. И тут орешек нам попадется крепкий. Если наш эксперт ничего на него не накопает, будет сложно расколоть. — Так не томи, Петя. Кого брать будем? — Да есть тут один… местный, — улыбнулся Петр. — Как думаешь, кто он? — Ты это, хватит загадки загадывать, а то ведь могу рассердиться! — Да никаких загадок, Боря! Ларчик-то просто открывался: наши орлы работали вдвоем, но Ореховский приезжий, а его двоюродный брат, который и затеял всю эту «музыку» — наш, из Железнорудска. — А почему его не опознали? — Так профессия помогла. Его всегда видели на сцене, причем в разных обличьях. — Какой сцене? — моргнул от удивления Колычев. — Самой настоящей. Подельник Ореховского — актер городского театра Константин Су-довский. — Не знаю такого! — А это потому, Боря, что ты в театр не ходишь и им не интересуешься! Колычев фыркнул: — Можно подумать, ты у нас из театров не вылезаешь! — Есть такой грех! — засмеялся Петр. — В общем, тут такой расклад: Судовский занимался подобными проделками еще до революции. Он когда-то жил в Петрограде, вернее — Петербурге. Подвизался на всяких там «кушать подано». Потом началась революция, гражданская война… Напарник Судовского умер. Если не ошибаюсь, от тифа, но это надо будет проверить. В Питере стало голодно, и Судовский подался в Железнорудск, на историческую родину. Тут он вроде устроился, нашел работу в театре, но сам понимаешь, какие у нищего актера заработки… А чуть погодя, на него свалился двоюродный братец, бывший гвардейский офицер — пан Анджей Ореховский. И тогда наш актер решил приспособить братца к своим темным делишкам… — Погоди, ты все это от Мухиной узнал? — перебил его Колычев. — Да. Ореховский плохо держит язык за зубами и как-то раз по пьянке проболтался ей, чем и с кем занимается. Что самое смешное, потом он забыл о приступе откровения. Когда протрезвел, в смысле… — Ну да, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, — согласился Колычев. — Вот тогда два брата-акробата и стали орудовать вместе. Сначала, чтобы меньше рисковать, попытали счастья в Тамбове. Туда наш театр на гастроли ездил — думаю, это тоже можно проверить. В Тамбове все вышло как нельзя лучше, и они уже здесь развернулись. Дальше тебе объяснять не надо. — Тогда поехали за Судовским, — сказал Борис. — Ты адресок его раздобыл? — Раздобыл. Только он сегодня работает. — Где — в театре? — оживился Колычев. — Нет. Ты не поверишь… У него денег куча, а он копейки на стороне сшибает. Наверное, чтобы подозрения меньше вызывать. Хитрый гад, вот уж чего точно не отнимешь! К «Михалычу» сыщики подкатили на большой скорости. Лихо выскочили из пролетки и направились к входу. «Негр»-зазывала находился на своем постоянном месте. Чем позднее на дворе, тем больше становилось посетителей в заведении. На сей раз голову артиста украшал обшитый коричневым бархатом цилиндр. Завидев сотрудников уголовного розыска, «негр» снял цилиндр и вежливо поклонился новым посетителям. Его белоснежные зубы сверкнули в темноте. — Гражданин Судовский? — спросил Елисеев, направляя на зазывалу револьвер. — Он самый, — недоуменно поднял бровь «негр». — Простите, с кем имею честь? — Уголовный розыск. Вы арестованы. Прошу следовать за нами. Плечи артиста поникли, а сам он будто постарел на двадцать лет. Сделал нерешительный шаг, потом вдруг пошатнулся, схватившись за левый бок. — Что случилось, Судовский? Вам плохо?