— Не смей приближаться к моей машине. — Сдалась она ему! Брендон пересек лужайку, остановился почти вплотную к Дачесс. — Тебе известно, что там спрятано? Он мотнул головой в сторону «Мустанга», заботливо покрытого синим брезентовым чехлом. Ритуал Дачесс наблюдала ежевечерне: Брендон укутывал свою тачку, словно бесценного первенца. — Мама говорит — насадка на пенис. К удовлетворению Дачесс, Брендоновы щеки вспыхнули. — Это «Мустанг» шестьдесят седьмого года. — Ага. И куртка тоже в шестьдесят седьмом сшита. — Потому что это мой номер. Ты у мамы поспрашивай обо мне. Я был чемпионом штата. Говорили, что у меня напор тореадора. — Как-как? Запор пидора? Робин шагнул к Дачесс, взял ее за руку. Брендон сверлил ей спину взглядом, пока они с Робином не свернули с Айви-Ранч-роуд. — Чего он разозлился, Дачесс? Я к его «Мустангу» даже не подходил. — Брендон хочет с нашей мамой встречаться, а она ему каждый раз — от ворот поворот. В этом все дело. — Вчера Дарк приезжал, да? Они шли навстречу солнцу. Владельцы магазинчиков поднимали рольставни — готовились торговать. — Я лично ничего не слышала. Зимой, без курортного лоска, Кейп-Хейвен куда милее, куда честнее, считала Дачесс; зимой он — как все города. Лето — долгое, дивное, дрянное — ее изматывало. Возле закусочной Рози, под тентом, как всегда, расселась компашка Кэссиди Эванс. Мини-юбки, длинные загорелые ноги напоказ. Патлами трясут, губки надувают — чмоки-чмоки, подружка. — Пойдем лучше по Вермонт-стрит, — сказал Робин и, не дожидаясь ответа, потащил Дачесс вперед. Мейн-стрит с заведением Рози, с гарантированными смешками и шепотками осталась сбоку. — Дачесс, а что мы летом будем делать? — Что всегда. Гулять. Загорать. Купаться. — А. — Робин шел, глядя себе под ноги. — Ноя везут в Диснейленд. А Мейсона — вообще на Гавайи. Дачесс стиснула ему плечико. — Ладно, придумаю что-нибудь интересное. Впереди показалась плакучая ива, тропка от которой вела прямиком на Фордхем-стрит. Робин бросился к иве, стал карабкаться на нижнюю ветку. Может, сегодня у него получится. — Доброе утро. Дачесс обернулась. Здорово она устала, далеко улетела в мыслях — даже не слышала, как подъехал и притормозил знакомый автомобиль. Она остановилась. Уок заглушил мотор, снял солнечные очки. Взгляд у него был проницательный. — Всё в порядке? — Конечно. Дачесс моргнула — как стряхнула и пальцы-щупальца Дарка, и вопль матери. Уок явно не верил. Теребил свою рацию, потом стал отбивать ритм на двери автомобиля. — Сегодня ночью было тихо? Вот откуда, блин, он всегда все знает? — Я ведь уже ответила. Уок улыбнулся. Занудой он не был, что да, то да. По крайней мере, с Дачесс. Он за ней присматривал, хотя Дачесс знала: для отдельных взрослых «присматривать» равняется «заваривать кашу», которую потом расхлебывает отнюдь не «кашевар». — Вот и хорошо, — сказал Уок. Рука у него дрожала, большой и указательный пальцы почему-то все время соприкасались и размыкались. Он просёк, что Дачесс это заметила, и убрал руку из поля ее зрения. Пьет, небось, думала Дачесс; интересно, по сколько в день? — Мне ты можешь довериться, Дачесс, — не забыла? Для доверительных разговоров она была слишком измотана. И вообще, на кой он ей сдался, этот Уок — жирный, с добродушным лицом и похмельными глазами; весь мягкий, как желе или пудинг… Тело у него мягкое, улыбка мягкая, и взгляд на то, чем живет Дачесс, тоже мягкий, снисходительный. Она проводила Робина до калитки, помахала мисс Долорес и направилась к школе. Остались считаные учебные дни, потом — каникулы. Совсем недолго потерпеть. Все бы ничего, если б не проект. Дачесс точно опозорится. Тестов она не пропускала, с ними порядок; не то что с семейным древом. От гадкого предчувствия свело живот, Дачесс даже схватилась за больное место. Будто на узел кишки завязаны. Выйти к доске, открыться перед всем классом — мол, не знаю, кто мой отец — выше ее сил. В холле она нашла свой шкафчик, попробовала улыбнуться девчонке, что околачивалась рядом. Наткнулась на полное безразличие. Не удивилась. Это уже давно так: ребята будто знают, что денег у нее нет, а есть вечный недосып и ответственность, со всеми вытекающими. Ну и кому нужна подружка, с которой ни поиграть, ни потусить? Дачесс уселась на свое место — ряд у окна, стол — не самый ближний к доске, но и не галерка. Стала глядеть на поле. Птицы — целая стая — копошились в земле, искали, клевали что-то. Если Дачесс оставят после уроков, кто Робина из сада заберет? Никто. Ни-кто. Она сглотнула комок. Глазам стало горячо, но Дачесс не заплакала. Открылась дверь, но впустила совсем не мистера Льюиса. Бочком вошла пожилая женщина: в руке дымящийся пластиковый стаканчик, очки на шнурке. По классу поплыл запах кофе. Понятно: учительница на замену. Всем было сказано открыть учебники, читать очередной параграф и не шуметь. Вот и хорошо. Очень кстати. Дачесс положила локти на стол и уткнулась в них лицом. * * * Дарк обнаружился, как и предполагал Уок, на фейрлоновском участке. От дома остался фундамент с кучей шифера; рабочие разгребали завалы. Два грузовика были готовы увезти прочь саму память о семье Фейрлон, о доме, о целой жизни. Дарк следил за работами. Одного его присутствия было достаточно, чтобы парни и не помышляли об отлынивании. Заметив Уока, Дарк чуть распрямил плечи — и тот невольно попятился. — Хорошая погода. Лия сказала, ты звонил в участок. Снова проблемы в клубе? — Нет. Слова из него лишнего не вытянешь, из этого Дарка. Сколько Уок ни пытается — Дарк отвечает односложно и точно; в такой манере впору дротики метать. Рука дрожала, Уок спрятал ее в карман. — Что происходит? Дарк указал на дом позади себя. — Моя собственность. Дом, совсем маленький; ставни облуплены, крыльцо прогнило; налицо усилия содержать всё в пристойном виде, а впечатление такое, что не сегодня завтра дом будет снесен, заменен куда более прибыльной недвижимостью. — Здесь живет Ди Лейн, — возразил Уок. Сама Ди Лейн стояла у окна; он помахал ей, она будто не заметила. Смотрела мимо. Океанский простор, вид на миллион долларов; роскошное равнодушие пейзажа. — Ди Лейн арендует дом с участком. Не желает съезжать. Но у меня все бумаги готовы. — Я с ней поговорю. Она здесь давным-давно поселилась. Молчание. — И у нее дети, две девочки. Дарк отвернулся, вперил взор в небо. Похоже, упоминание о девочках разбудило в нем нечто человеческое. Уок воспользовался шансом рассмотреть его. Черный костюм. Часы самые обыкновенные — ремешок охватывает запястье толщиной с лодыжку. Интересно, думал Уок, с чего он начинал как бизнесмен? Наверное, машину продал, седан какой-нибудь… — Зачем тебе этот дом? — Снесу его. Участок пойдет под застройку.