— А за разрешением обращался? Уок отслеживал такие заявки. Каждый раз все в нем восставало против сноса старого и насаждения нового. — Говорят, ночью было неспокойно, Дарк; я имею в виду дом Рэдли. Дарк молчал. Уок улыбнулся, констатировал: — Маленький городок у нас. — Скоро увеличится. Ты переговорил с Винсентом Кингом? — Он… Он ведь только что вернулся, поэтому в ближайшее время едва ли… — Давай напрямик. Уок откашлялся. — Винсент велел передать, чтобы ты шел сам знаешь куда. Физиономия Дарка подвигалась и застыла, трансформировалась в грубо слепленную маску, которой надлежит изображать печаль. А может, простое недовольство. Он хрустнул костяшками пальцев — звук был как ружейный выстрел. Уок покосился на его ботинки сорок последнего размера, живо представил, как они топчут, крушат, гробят… Он пошел к дому Ди Лейн, мимо искореженного фейрлоновского участка. Рабочие перекуривали возле бульдозеров, ждали сигнала, щурясь на солнце. — Инспектор Уокер. Он оглянулся. — Мисс Лейн может оставаться в доме еще неделю. Может держать свои вещи у меня на складе. Пусть выставит их из дому, мои люди приедут, заберут. Это бесплатно. — Широкий жест, Дарк. Узенькая терраска с клумбой по краю — как свидетельство: да, домик почти игрушечный, но хозяйка украшает его не менее заботливо, чем украшала бы внушительную виллу. Уок знал Ди Лейн уже двадцать лет, и все эти годы она здесь, на Фортуна-авеню, и прожила. Ди была замужем, но беспутный муж бросил ее, оставив гору счетов и двух дочек. Ди вышла навстречу, отодвинула экранную дверь. — Рука бы не дрогнула убить этого выродка! Ди была миниатюрна — пять футов с дюймом росту — и шокирующе хороша собой. Казалось, она прежняя в упор расстреляна взводом последних лет. Непредставимо, чтобы такая кроха действительно напала на огромного Дарка. — Ди, я мог бы подыскать для вас… — Пошел на фиг. — Дарк прав? Это именно сегодня? — Сегодня, только Дарк ни разу не прав. Три года он деньги за аренду от меня лично получал — с тех пор, как этот дом у банка перекупил. Но обрушился участок Фейрлонов, и теперь лучший вид — не из их бывшего дома, а из моего. Дарковского, в смысле. А мне письмо счастья пришло — прочти. Она выудила конверт из стопки корреспонденции и вручила Уоку. Тот прочел с максимальным вниманием. — Вот беда… Я очень сочувствую вам с девочками. Тебе есть с кем поговорить? — С тобой вот говорю. — Я имел в виду юристов. — Дарк утверждал, что я и дальше смогу тут жить. Уок перечитал письмо, просмотрел собственно документы. — Хочешь, я укладываться помогу? А девочки… они уже знают? Ди зажмурилась — напрасно. Вновь распахнутые глаза были полны слёз. Она покачала головой — дескать, нет, ни шестнадцатилетней Оливии, ни восьмилетней Молли пока ничего не известно. — Дарк говорит, вы можете задержаться на неделю. Ди вдохнула поглубже. — Ты в курсе, что мы одно время встречались? После того… после Джека. Уок был в курсе. — Я тогда думала… Дарк — он ведь объективно красивый… Только он будто не из нашего теста. Посмотреть — вроде все с ним нормально; но от него холодом веет. Будто он и не человек, а робот. Ко мне ни разу не прикоснулся. Уок нахмурился. — Понятно же, что это означает. Уок покраснел. — Я не из тех, кому невтерпеж, у кого свербит. Но сам посуди: пятое свидание, потом шестое — да любой мужчина уже давно начал бы всерьез подкатывать. Но только не Дарк. Потому что нормальность — это не про Дикки Дарка. Во дворе стояло несколько больших коробок, и Уок хотел внести их в дом. Ди остановила его. — Это на выброс. Сегодня утром начала паковаться — будто всю жизнь свою по коробкам распихивала. И знаешь, что мне стало ясно? Ди теперь плакала в открытую. Не всхлипывала, не шмыгала носом. Слезы просто катились по щекам, не производя никаких звуков. — Я их подвела, Уок. Он хотел возразить, но Ди резко вскинула руку. — Я подвела моих девочек. Из-за меня они теперь бездомные. Я ничего для них не сохранила; ни-че-го. * * * В тот вечер, когда мать и Робин уснули, Дачесс выбралась из дома через окно спальни и вскочила на велосипед. Сумерки уже сгустились. Конец пронзительно-синему дню, атрибуты его — мусорные контейнеры, выставленные за ворота, и запах остывающих, закапанных жиром углей. Чуть ли не в каждом дворе днем готовили барбекю. Под ложечкой ныло — Дачесс была вечно голодна. Зато Робин, ее стараниями, ел досыта. Она свернула на Мейер-стрит. Здесь начинался крутой склон. Дачесс сняла ступни с педалей; велик несся мимо билбордов, что от скорости слились в мутную полосу. Шлема у Дачесс не было. Шорты, кофта на молнии, сандалии — вся ее экипировка. У поворота на Сансет-роуд она затормозила. Дом Кингов импонировал ей и упадком, и местоположением. Он словно дистанцировался от целой улицы, словно посылал всех куда подальше. Хозяина Дачесс увидела сразу. Гаражные ворота были подняты, Кинг, стоя на приставной лестнице, отдирал шиферные листы. Полкрыши успел обработать. На земле лежали рулон рубероида и всякие инструменты — молотки, отвертки; стояла тачка, груженная строительным мусором. Фонарь давал ровно столько света, сколько нужно. Дачесс знала Сисси по фотографиям. Ассоциировала себя с ней. Они похожи почти как близняшки: белокурые, светлоглазые, с веснушками на одинаковых точеных носиках. Медленно она стала подруливать к дому. С усилием давила на педали, удерживала равновесие; чувствовала, как трет сиденье. Затормозила ногой. — Ты был возле моего дома. Мужчина обернулся. — Меня зовут Винсент. — Знаю. — Когда-то я дружил с твоей мамой. — И про это знаю. Он улыбнулся. Вышло неестественно. Будто он не хотел, но считал, что так положено. Будто заново осваивал человеческие навыки. Дачесс не улыбнулась в ответ. — С твоей мамой всё в порядке? — С ней всегда всё в порядке.