– Сказали, можно по бабам идти! – хохочет отец, подмигивая мне. Смотрю в его зеленые глаза, будто выцветшие с годами (у отца глаукома, но он не хочет менять хрусталик, оттягивает момент операции). – Куда с твоим сердцем по бабам? – мама подталкивает папу в спину. – Иди на кухню, чай будем пить. Втроем идем на большую уютную кухню. Мама ставит чайник, а мы с отцом садимся за стол, разговариваем на отвлеченные темы – о погоде, о женщинах. Серьезные разговоры – о политике – запрещены папе. Нервничает. Разговоры о стройке выводят из равновесия меня. Обсуждения поведения моей жены Марины бесят маму. – Сыночек, ты голоден? – мама ставит передо мной тарелку с дымящимся с борщом. И тарелку с чесночными пампушками. – Зачем спрашиваешь? Знаешь, что не готов отказаться от твоего борща! – ухожу мыть руки, возвращаюсь, занимаю свое место. Замечаю краем глаза, что родители переглядываются между собой, но делаю вид, что не вижу. Продолжаю уплетать борщ молча. – Давай ты! – не выдерживает мама, наступает на ногу отцу, подталкивая его к разговору. – Случилось чего? – тут же выпаливает отец. – На работе? На стройке? Или с женой? С ребенком может что-то неладное? Слышу в голосе родителя тревогу. И с Маринкой, и со стройкой, и с семьей – везде проблемы. Но обсуждать их с отцом с больным сердцем и с матерью, страдающей проблемами с давлением, я не намерен. – Всё в порядке, пап. Правда. Я справлюсь. Так временные трудности, не более. – Ань, – папа обращается к матери. – Ты попробуй, вижу, что он не договаривает что-то, – жалуется матери отец. – Егорушка, сынок… – мама садится рядом, разливает чай по чашкам из стеклянного заварочного чайника. Жду, пока мама закончит приготовления для чайной церемонии. – Это касается Ромы… Отец нервно сглатывает. Мама начинает причитать: – Боже мой, боже мой! Егорушка, не надо при отце начинать эту тему. Ты же знаешь… – Мам! – ловлю ее руку. – Хорошая новость… Гляжу на побледневшего отца. – Папа! У тебя есть внучка. Ромкина дочка. Ей шесть с половиной, зовут ее Арина. Отец резко отодвигает от себя блюдце с эклером, поднимается на ноги. – Ты куда? Ты в порядке? Отец пожимает худыми плечами: – К внучке я! Знакомиться. – Стой. Сядь обратно, не так всё просто. Эмоции захлестывают всех троих. Мама продолжает причитать: – Боже мой! Боже мой! Ромочка. Небеса услышали нашу молитву, вернули нам тебя! Папа улыбается широко, бурчит под нос: – Надо заехать в детский мир и купить ей игрушки. Когда я был маленьким мальчиком, мечтал о розовом единороге. Решено, куплю ей лошадь. Пони. Живую… Мда! Подпираю подбородок кулаком, как им рассказать, что Ромка незаконно подселил Аришку ее маме? Что девочка называет отцом другого мужчину. Что не знает о существовании бабушки и дедушки. Главное, что мать их внучки не хочет, чтобы они знали, что она их внучка. Тяжелая ситуация, однако. Глава 25 Егор Когда я ехал к родителям, чтобы порадоваться вместе, не думал, что отец сядет мне на хвост, и потребует немедленно везти его к внучке. А мама, вместо того, чтобы заботиться о его здоровье, поддержит эту затею. Как дети. Ей Богу! – Мы с тобой поедем. И точка. – Отец поднимается с трудом на больные ноги, «убегает», шаркая тапочками из кухни. – Мама, хоть ты ему скажи! – кричу ей в спину, но безуспешно. Она семенит за мужем, кричит ему в спину: – Володенька, у тебя в бороде капуста запуталась. Вычесал бы! Боже. Ругаю самого себя. Не мог порадоваться в одиночестве? Обязательно было трогать стариков раньше времени? Всё как обычно – сам себе организовал проблему на ровном месте. Встаю. Иду за ними. – Ну куда вы поедете? Ариша сейчас со своим отцом, его матерью. Ее мама на работе. – Так вызови мать! – Не получится. Врачиха она! Детей лечит. – Уважаю! – кричит отец из укрытия из-за шкафа, где пыхтит, натягивая джемпер. – Наверное, избранница Ромы очень красивая! За ним же много девчонок бегало, почему он эту выбрал? – деловито интересуется отец, выходя из-за дверцы и застегивая на все пуговицы модный кожаный пиджак. – Красивая? – представляю Малышкину, оглаживаю ее взглядом. Всю. – Как сказать? Один глаз серый с янтарным ободком вокруг зрачка. Второй – то ли серый, то ли голубой. Не разобрал второпях. – Боже мой! Ведьма, – всплескивает руками мама. – В современном мире данное явление называют гетерохромией, – уточняю на всякий случай, чтобы родители при Кристине не сказали лишнего. – Бог шельму метит! – рявкает радостно отец, появляясь в холле. Он присаживается на стул и показывает мне на ботинки. – Не поможешь. – Снова боли в пояснице и ноги болят? – задаю риторический вопрос, беру ботинки и присаживаюсь на корточки. Краем глаза наблюдаю, как мама возится рядом с тумбой и зеркалом. Брызгает на себя духи, подкрашивает губы, проводит расческой по редким седым коротко стриженным волосам. Вспоминаю с улыбкой, что раньше она следила за собой, но после смерти Ромы прекратило. Ей претило заниматься своей внешностью. Она считала кощунством радоваться жизни. – Эх! В салон бы заглянуть перед встречей с внучкой. Как думаешь, не испугаю ее? – Нет. Она никого не боится. Бесстрашная как ее отец. Я ее в кустах ночью нашел у своего дома. – В кустах?.. – отец округляет глаза. – Кстати, у нее очень красивые волосы, – перевожу разговор на другую тему. – Светлые как у мамы. Вьющиеся крупными кудряшками. На ощупь мягкие, шелковистые, – мечтательность и нежность просачиваются в голос. – А зачем ты волосы женщины трогал? У тебя же жена! – подмечает отец, пристально глядя. – В целом нехорошо соблазнять девушку брата. Не по-братски это. – Об этом я и хотел предупредить вас. Не нужно расспрашивать ее об отношениях с Романом. – Почему это? – вскидывается мама. – Она дочку от нашего сына родила, значит, любила! – Нет! Всё было совсем не так, – отвечаю честно, не жалея родительских чувств. Шесть лет назад с Романом произошло одно приключение, о котором он мне тогда поведал. Спрашивал, стоит ли ему найти Кристину, признаться ей во всем. Я сказал, чтобы он не ворошил то, что произошло. Неоднозначная ситуация. Я боялся, что Крис может всё неверно истолковать, наломать дров. Сломать себе и ему жизнь. Роман меня послушал…