— Руслан, открой! — крикнула в коридор Ольга Львовна, прикурила очередную сигарету и сказала. — Вот и полиция пришла, она-то и разберётся с твоим четырнадцатым годом. Жалость, которая против её воли возникла было к девице, исчезла без следа. И она решила, что лгунье — никакого снисхождения. Тряхнув прической, которой она так гордилась, Ольга Львовна поднялась и направилась к выходу из кухни: она решила сама встретить полицию, пока её муженёк не наговорил что-нибудь такого, чего не следовало. Однако, остановившись в дверном проёме, полуобернулась в сторону Наталки, и всё-таки напоследок сказала: — Советую хоть ментам правду рассказать. А то разбираться особо не будут — живо в Кащенко окажешься. «Кащенко!» — радостно про себя повторила Наталка. Сказанное слово дорогого стоило: нарицательное название известной московской психушки было на слуху. Открытую в конце девятнадцатого века психиатрическую лечебницу на землях купца Канатчикова москвичи назвали то «канатчиковой дачей», то «кащенко», по имени её первого главврача. О том, что на «канатчиковой даче» находится «кащенко» знала если не вся Россия, то Москва то уж точно. Значит, она оказалась не в краю неведомом, а в России, в Москве. Хоть с местом определилась! Между тем, из прихожей были слышны голоса, вроде три мужских и один дамский. Эх, теперь бы хоть со временем определиться. Взгляд девушки без всякой цели скользил по столу, пока не задержался на, стоящей возле стены, чашки из-под кофе. Вернее сначала скользнул мимо, но потом остановился и вновь вернулся к рисунку на чашке. На чашке был изображён человек в головном уборе, напоминающем рыцарский шлем, в мотоциклетных крагах, шортах и полосатых гетрах, а под широченной майкой угадывались латы. Мельком Наталка подумала, что он наверняка играет в какую-то неведомую спортивную игру. Иначе, зачем ему коньки? Только вот для чего ему в руках длинная кочерга? Или это тоже физкультурный снаряд наподобие клюшек для крокета или биты для городков? Но главным в рисунке было не это. Как магнит взор девушки притянула надпись латинскими буквами: «Sochi 2014» на фоне стилизованного факела с огнём. Глава 2. ППС: ночной вызов «Дурак и мудрецу порою кровный брат: Дурак вовек не поумнеет, Но если с ним заспорит хоть Сократ,- С двух первых слов Сократ глупеет!» Саша Чёрный Дежурный втомобиль Отдельного батальона ППСП УВД по Центральному административному округу Москвы стоял возле закусочной быстрого питания KFC напротив памятника Маяковскому. Гранитный поэт стоял в своей характерной позе, гордо и надменно, и со всей своей пролетарской ненавистью смотрел на стадо пьющих и жующих человеческих существ. Неизвестно, что ждёт в ночное дежурство, поэтому требовалось подкрепиться, пока выдалась свободная минута. Предыдущая, дневная смена, выдалась беспокойной, хотя разве бывают спокойные дежурства, тем более в таком мегаполисе, как Москва? С утра по жалобе жильцов многоквартирного дома выметали «друзей с Востока» из дворницкой. Среднеазиатов набралось голов пятьдесят. Дети орали, матери махали руками, стараясь достать ногтями до волос и лиц полицейских. Дима из соседнего экипажа не уберегся и с расцарапанным лицом отправился в травмпункт. Позже, по сигналу дворника, в подвале другого дома обнаружили трупы троих подростков с целлофановыми мешками на головах, отнюхались бедолаги. Безуспешно гонялись за наркодилером, который на своём скутере в конец замотал три экипажа в лабиринте проходных дворов. Зато поймали с поличным угонщика велосипедов, что было огромной удачей, поскольку эта публика попадается крайне редко. Пришлось поработать на пустыре: отбили от компании подростков дуру-малолетку, которая что-то задолжала и решила долг уплатить натурой. Страждущих молодого девичьего тельца подростков вместе с дурой отправили к Варьке, участковому по делам несовершеннолетних, которую за необычайную худобу, до иссушенности, и высокий рост за глаза звали «Воблой». Пускай теперь она разбирается с папами-мамами ранних эротоманов. В общем, день как день, дежурство, как дежурство, нормально, бывает похлеще. Если бы не удушающая, доводящая до полного бессилия, августовская жара. Старшина Зозуля дремал за рулём, пока его молодой напарник, рядовой Дятлов, бегал за харчами. — Ничего, он «зелёный» пусть побегает, ему полезно. — лениво думал старшина. Недавно поперли из органов его многолетнего напарника, и вот приходится возиться с этим детским садом. Дятлов, совсем еще юный парнишка, только из армии, был одним их «понаехавших». В универ не поступил, домой, в свой Сухозадрищенск, хлебнув манящей столичной жизни, возвращаться не пожелал. Для таких как он — ментовка — лучший способ укорениться в столице. Ладно, хоть догадался в полицию пойти, а не стать «шестёркой» в одной из уличных банд, или криминальных группировок. Пока неспешные мысли чередой походили в старшинской голове, ожила рация, сначала раздался треск, а потом голосом Катюши, дежурного диспетчера, произнесла: — «555», «555»! Это «Амур-1». Примите вызов. Приём! — «Амур-1»! Я — «пятьсот пятьдесят пятый». На связи. — В районе Патриарших прудов, на Малой Бронной тридцать шесть квартира тринадцать произошло незаконное проникновение в квартиру. Взломщик задержан силами жильцов. Как слышите? Приём! — «Амур-1»! Я «555». Слышу вас хорошо. Вызов принял. Приём! — нажав тангенту, ответил он в переговорное устройство. — «555»! Я — «Амур-1». Конец связи. — матюгальник в руке старшины замолк. «И пожрать не дают!» — старшина Зозуля мысленно чертыхнулся. Откосить не получится — Малая Бронная входила в их маршрут, тем более — у диспетчера, вооруженного системой ГЛОНАСС, на мониторе видны все машины ППС. — Товарищ старшина, я не очень долго? — в раскрытом окне боковой двери появились два сочных гамбургера, пакетик с картошкой и стаканы с колой, и лишь потом просунулась конопатая физиономия напарника. Старшине было приятно, что Дятлов продолжал называл его уважительно-официально. После всех пертурбаций он, наконец, получил себе постоянного напарника — «желторотика», которого надо было ещё натаскивать в профессии. Тем не менее, чтобы «зелень» не расслаблялась, следовало поворчать. — Где тебя черти носили? Надо было просто купить, а его только за смертью посылать! Ничуть не смущаясь, зелень лезла в машину, приговаривая виновато: — Так ведь очередь! В такую жару, и вдруг всем вздумалось подзаправиться. — А погоны тебе на что? Э-эх, ты! Ты же представитель закона, страж порядка. Растолкал бы их всех и дело с концом. — Нам же запрещают пользоваться служебным положением. — упрямо ответила зелень. — А кто пользуется? А вдруг у нас задание, а вдруг преступник должен уйти? Телок ты ещё, даром что дятел. Давай, точи быстрее свои харчи — на вызов надо ехать. — Далеко? — с некоторой ноткой разочарования в голосе затянул волынку Дятлов. — Но почему мы, других машин мало? Он-то надеялся на иную, более весёлую ночку. Новый префект — жуткий поборник нравственности, сориентировал РОВД на проведение рейда по злачным и увеселительным заведениям. Рядовой Дятлов по молодости и неопытности ещё не принимал участие в подобного рода рейдах, но по рассказам старших коллег знал, что с этого дела иногда можно получить неплохой гешефт в виде дармового женского тела. Все подобные рейды приблизительно происходили одинаково. Накрыв несколько подпольных борделей и набив «ночными бабочками» машины, их везли в ближайшее отделение полиции и засовывали в обезьянник. Если не было криминала в виде наркотиков, или какой-нибудь несовершеннолетней путаны, то сонный оперативник лениво составлял протокол об административном правонарушении и отправлял шлюх обратно в кутузку, куковать до установления личности, поскольку профессия путаны, подобно разведчику в тылу врага, не предполагала наличия документов на задании. Утром в отделение ожидаемо приезжал сутенёр с паспортами, буднично подмазывал кому надо, и получал своё стадо обратно. Через день-два точки по оказанию интимных услуг открывались снова. В крайнем случае, если явка оказывалась сильно засвеченной, резиденции приходилось менять адрес, и бордель продолжал бесперебойно функционировать, но уже на новой съёмной квартире. Зато галочка в нужной графе отчёта о проделанной работе ставилась исправно. — Другие — по другим делам задействованы. Мы — на это! — многозначительно сказал старшина. — Они путан вылавливают, а мы — возись тут с мелким воришкой. — с набитым ртом проговорил рядовой и поперхнулся, закашлялся. Он так торопился, что глотал свой бургер, почти не прожёвывая. Пока он откашливался, на его лице выступили слёзы, будь они не ладны. «Словно сопливая девчонка, а не сотрудник органов, а ну как расскажет о них старшина, вот смеху-то будет! Хоть переводись потом». Дятлов искоса посмотрел на старшого: не заметил ли чего. Но тот сосредоточенно доедал свою порцию, неторопливо запивая колой. Потом вытер пальцы об обшивку дверцы и завёл движок. — Ну что, поехали? — старшина посмотрел на парня и с неудовольствием отметил, что тот совсем раскис. Сдались они ему, эти бабы? Сам старшина к сексуальному общению с противоположным полом относился нельзя сказать, что равнодушно, но спокойно. Этого добра он за свою карьеру перевидал, перещупал и переимел изрядно. По молодости — кобелил, конечно, но сейчас уже успокоился — семья, у самого дочери растут. И, главное, с годами усвоил простую истину: все бабы — бляди снаружи и стервы внутри. К бесплатному траху в отделении он относился не то, чтобы неодобрительно — брезгливо. Мешать — не мешал, но сам — не участвовал. Мир — большой, путан в нём много, на всех хватит. — Хе! — неожиданно крякнул старшина, до этого молча крутившего баранку, и крутанул головой, — Мы с тобой как телёнок и быком из анекдота, слышал? — Не-е-е. — Значит, два быка — молодой и старый — пасутся на вершине холма. А у подножия холма — стадо коров. Телок как козёл радостно скачет вокруг старого, смотрит на коров и спрашивает: «Дяденька бык, дяденька бык, давай быстро сбежим вниз и трахнем во-о-н ту красивую белую коровку? Бык, не переставая жевать траву, мрачно отвечает: «Не-е, а..». Молодой снова побегал вокруг, подскакивает к старому: «Дяденька бык, дяденька бык, давай быстро сбежим вниз и трахнем во-о-н ту красивую черную коровку?» Тот опять мрачно отвечает: «Не-е-е…» Молодой бычок опять побегал вокруг и снова подскакивает к старому: «Дяденька бык, дяденька бык, а давай быстро сбежим вниз и поимеем во-о-н ту красивую рыжую коровку?» Дед опять мрачно отвечает: «Не-е-е»… «Но дяденька бык, а что же мы тогда будем делать?» — взмолился телок. Старый бык чуть еще пожевал, помолчал и мрачно ответил: «Мы медленно-медленно сойдем по склону холма и покроем все стадо!» — Ха-ха-ха. — Ух! — Ха-ха-а-а. — заливался Дятлов, буквально давясь от смеха. Глядя на него не удержался и старшина, и в симфонию смеха добавил свою партию: — Хо-хо-хо-Кхе-хо-хо-хо! — Не-е-е, не слышал. — давясь от смеха и размазывая по лицу слёзы, сказал рядовой. — Я вообще анекдотов не запоминаю. Посмеюсь и забываю. Старшина улыбнулся: анекдотов он тоже не запоминал, поэтому знал их немного, к записным рассказчикам, как некоторые, себя не относил. Тем более было вдвойне приятно, что от его рассказа смеются от души, а не дежурно улыбаются вежливо в ладошку. — Спешка она ведь тоже нужна только для определенного действа, а именно, при ловли блох. А баб иметь надо вдумчиво и обстоятельно, дабы положенные удовольствия получить сполна. А не так: «вставил — высунул — забыл». Вот, например, сейчас без половина одиннадцатого, кого ты собрался трахать? Их ещё наловить надо, доставить в отделение, составить протокол. В отделении будет не протолкнуться — опера, следаки, начальство. А вот к часикам двум, когда всё успокоиться, и ребята организуют праздник плоти, ты и нагрянешь: «Кто тут последний в очереди на горловой отсос?» — продолжал вещать старшина, проезжая через тоннель на развязке площади Маяковского. — А вы? — Что я? — Участвовать не будете, что ли? — Ты меня хорошо слушал? Я же сказал — вдумчиво и обстоятельно а не по-быстрому, шухерясь от камер. Такое возможно только дома на двуспальной кровати. — затем подумал немного и добавил. — И с женой, которая тоже никуда не торопится и не сбежит в самый ответственный момент. — Так ведь скучно! — А мне удовольствия, а не за острые ощущения нужны! Однако, перед поворотом на Малую Бронную он хитро подмигнул напарнику, включил сирену с мигалкой и решительно переложил руль налево, пересекая двойную осевую линию. После столичной суеты и гомона: непрерывного потока машин, света фар, свиста тормозов и переклички автомобильных сирен, Малая Бронная казалась тихим уголком старой Москвы. То было царствие тишины и спокойствия в буйной столице. Здесь старшина прекратил бешеную гонку и поехал не спеша, ибо сама атмосфера тихой улочки настраивала на спокойный лад. Миновали Дом Патриарх и сразу за перекрёстком после памятника Крылову начинались Патриаршие пруды, вернее один большой пруд. Вырытые на месте Козьего болота по распоряжению патриарха Иоакима три пруда для разведения рыбы к государеву столу, с течением времени снова заболотились, были заброшены, засыпаны и застроены. И хотя на месте патриаршего рыбного хозяйства остался всего один пруд, москвичи, с достойным уважения постоянством, продолжали именовать это место во множественном числе — Патриаршими прудами. Через два дома, прямо напротив пруда, утопало в зелени лип и ясеней, небольшое по меркам Москвы, семиэтажное здание. Дверь в квартиру открыл представительный мужчина в спортивном костюме (Минкин успел переодеться, чтобы не выглядеть идиотом перед представителями закона), посмотрел на полицейских начальственным взглядом и строго спросил: — Почему так долго? Вызов сорок минут назад был. Старшина Зозуля, увидев терпилу, приуныл, ибо сразу же узнал в открывшем дверь Руслана Вячеславовича Минкина, заместителя префекта. Зозуле не раз доводилось лицезреть начальственную физиономию на бесчисленных совещаниях, так любимых начальством, убеждённом, что заседания и совещания и есть мерило их работы и панацея от всех бед. По роду своей работы именно Минкин из префектуры курировал работу правоохранителей, а с тех пор как новым префектом стал борец за нравственность, на долю Минкина легла участь по воплощению одной из его безумных идей в жизнь — создание территории свободной от продажной любви. — Здравия желаю, Руслан Вячеславович! Старшина Зозуля, Отдельный батальон патрульно-постовой службы по Центральному району. Что у вас случилось? Минкин уставился на вошедшего старшину с рядовым на пару, память на лица и имена была не далеко не самым лучшим его достоинством. — Мы с вами знакомы? — наконец выдавил он. — Конечно! — с готовностью доложил старшина. — Вы на прошлой неделе у нас совещание по уличной преступности проводили. Я был после ночного дежурства, вот и задремал немного, а вы меня подняли и вынудили всё совещание на ногах простоять. Минкин открыл рот, собираясь ответить, но такой возможности его лишила миловидная женщина, вышедшая в прихожую из глубины квартиры. — Милости просим, милости просим! — затараторила она, не давая отклониться от придуманной ею версии. — А у нас тут такое случилось! Ужас! Ольга Львовна попыталась изобразить этот ужас на лице и, сложив ладони на своём лице, покачала головой в разные стороны. — Представляете, я сегодня собиралась лететь в Италию, и муж провожал меня до аэропорта. Ну, вы же знаете наши авиалинии: рейс сначала задержали, потом и вовсе перенесли. Потом обнаружилось, что я забыла загранпаспорт. Приезжаем обратно, а здесь сидит неизвестная нам обоим особа в моём халате и лазит по шкафам. И что самое интересное: дверь закрыта на замок. — Всё ясно, домушница, форточница! — решительно заявил старшина Зозуля, вообще не склонный искать сложных решений в простых вопросах. — Она заранее знала, что дома никого не будет. А это что означает?.. — он вопросительно посмотрел на напарника. Но Дятлов только молчал, пыхтел, таращил глаза и явно затруднялся сказать что-либо вразумительное.