— Да так все сейчас разговаривают. Блатняк это называется. Жизнь сложная, вот по фене и разговаривают. Светлана вышла из кабинки, открыла кран и принялась умываться. Наташа последовала её примеру и, повозившись, выставила комфортную температуру. Цивилизация, ничего не скажешь! Только поосторожнее надо быть, поменьше удивляться, а то вон Лана, хоть и видно, что не великого ума барышня, и то, чуть её не раскусила. А Светлана, умываясь и полоская рот, умудрялась при этом разговаривать, видно, что девушка нужна была собеседница, что вполне удовлетворяло Наташу. Можно было просто стоять и внимательно слушать, впитывая и переваривая услышанное. — Свет! — вдруг окликнул она. — А откуда у тебя имя такое редкое и красивое. Я только два раза его и встречала, в поэме Жуковского, да еще корабль какой-то так называется. — Ага, значит всё-таки, что-то помнишь! Надо было прикусить язык, а не лезть с глупыми вопросами, теперь надо выкручиваться: — Конечно помню. Говорить-то и ходить я не разучилась, писать и читать — тоже. А так нет-нет, да и всплывёт что-нибудь. — Ну, извини, не подумала, просто уж и нашла редкое! — Светлана пожала плечами, однако комплимент, было видно, был ей приятен. — Я это имя НЕ-НА-ВИ-ЖУ! Какая тут красота? У моей мамки в классе пять Свет было, в моём кроме меня ещё две. А ты говоришь редкое! Представляешь, как жить, если кругом одни Светы? Эх, я и бесилась, что она меня так назвала. Поэтому и назвалась — Лана — и необычно, и клиентам нравиться. А то, что Светлан много, усатому Вождю Народов надо спасибо сказать. Дочку свою Светой назвал, и пошло поехало — все стали называть. Мода! — А что за Вождь Народов был? — Наташу, хоть и боялась пропасть впросак, очень удивил этот титул. Государь — был, Император — был, у Иловайского Натка читала, что Петра Первого называли Отец Народа. А вот про вождя до этого она ничего и не слыхивала, есть в слове вождь что-то от прерий, Дикого Запада, мустангов и индейцев. — Да не знаю я! — отмахнулась Света. — Давно это было, после революции. Сталин! Он ещё войну с немцами выиграл. Но вообще, я в истории не очень. Тут бы со своей жизнью разобраться. Надо же! Революция у них тут была, война, которую выиграли. Видимо и свой Робеспьер был, а интересно, Бонапарт тоже был? Жаль, что со Светой об этом не поговоришь. Она, конечно, хорошая девушка, добрая, хоть и шлюха, но уж очень ограниченная. Не то, что Глаша! Вспомнив Глашу, у неё ёкнуло сердечко по покинутому времени. — А ты, подруга, обижайся, не обижайся, но имя у тебя самое, что ни на есть блядское. Продолжая болтать, Лана, ничуть не смущаясь, задрала свою юбчонку, спустила трусы и, взяв в руку цилиндр, нажала на кнопку сверху. Оттуда с характерным шипением стала разбрызгиваться приятно пахнущая жидкость, которой она оросила свою промежность. — Как это? — Турки, арабы, да и другие клиенты, всех наших девчонок без разбора Наташами кличут. — говоря это, она протянула цилиндрик Наташе. Наташа, испуганная тем, что её имя в современности может означать что-то неприличное, девушку лёгкого поведения, например, машинально взяла его. — Вот если бы ты, как и я, что-то от своего имени новое придумала, а то Наташ много. — продолжала гнуть своё Лана. — Не знаю, не знаю. — недоверчиво ответила Наташа. — Вспоминаю, что друзья Наталкой кликали, а дома Ташей звали. Я привыкла. — Ташей хорошо! — Света произнесла имя подруги, словно попробовала его на вкус. — Необычно, и от Наташи мало что осталось. Слушая подругу, Наташа изучала загадочный цилиндр с пимпочкой наверху. Повертела в руках, потом, догадавшись, побрызгала себе. Ощущение свежести и аромата оказалось приятным, гораздо лучше тройного «Eau de Cologne», которым так любил без меры орошать себя её папа. Запах одеколона привёл к воспоминанием о папе и его, как ей представлялось, предательстве: «Ах, папа, папа, зачем ты это сделал»? Лана по-своему истолковала молчание своей новой подруги: — Да, не переживай, всё образуется! Если так убиваться из-за каждого привода в полицию! Меня, когда в первый раз замели, поджилки тряслись, пока не поняла, что полицейские — такие же мужики как и все, только в погонах. А нормальным мужиком всегда вертеть можно, как душе заблагорассудится. На — лучше прокладку возьми, не беспокойся — у меня ещё есть. И Лана протянула Таше мятый прозрачный пакет, в котором лежали какие-то штуки в форме вогнутого эллипса. Другого, объяснения для формы изделий Наталка не нашла. Достав сей странный предмет, она повертела в руках. Догадалась о его предназначении и уже даже не покраснела — начала привыкать. Неужели и ЭТО у них предусмотрено? Девушка подозревала, что впереди её ждёт ещё немало открытий и откровений. — Это ежедневки, ежедневные прокладки. — поправилась Светлана, она уже тоже начала привыкать к чудаковатости своей новой подруги. С прокладкой и в колготках Наташа почувствовала себя увереннее. Теперь она была как в броне. Дело осталось за маленьким — за верхней одеждой. * * * Уже под утро, в пять часов, подполковник Денисов переступил порог Пресненского РОВД. Выезд на происшествие оказался вполне себе рядовым — обыкновенная «бытовуха» с алкоголиком-мужем и решительной женой с раскалённой сковородкой. Зато, пока ехали на вызов, ему удалось вдоволь пообщаться с Антониной Генриховной, которая изложила как данные объективных исследований, так свои соображения по поводу девчушки. Если коротко, то ни в каких базах она не значится, ни в чем замешана не была. Уже проще. Плохо — наличие следов полового контакта. Если девушка потеряла память, то вполне могла и не осознавать своих действий. Впрочем, эксперт утверждала, что девушка не потеряла память, а поставила своеобразный блок: просто не хочет вспоминать о некоторых эпизодах прошлого. «Диссоциированная амнезия», так она сказала, результат психологической травмы. Сергея Степановича тревожило, что у Антонины завязались неформальные отношения с потеряшкой. Речь даже шла о взаимной симпатии. Мешать личное с работой было против всяких правил, именно поэтому Денисов отказал Антонине Генриховне, которая просила не отправлять потеряшку в клинику, а позволить забрать её к себе домой. Эксперт была уверена, что домашняя обстановка и забота вернут девчушку к жизни вернее армии психиатров в белых халатах. Это было резонно, но это было незаконно. А репутация Денисова была такова, что коллеги говорили за его спиной, перефразируя Маяковского, что «Денисов и закон — близнецы братья». Отдел полиции под утро напоминал сонное царство. Клевал носом помощник дежурного за пультом, откровенно храпел постовой у входа, как сомнамбулы привидениями ходили ребята из наряда и приданные им ряженные из казачков, а опера и вовсе закрылись в своём кабинете — на массу давят. Денисов щёлкнул по носу постового и подошел к обезьяннику. У самой решетки, скрючившись, спала давешняя потеряшка. «Красивая!» — подумал Сергей Степанович. — «Может кого-нибудь счастливым сделать». Мельком он отметил, что девушка где-то раздобыла колготы, видимо кто-то из путан поделился. Хорошо! Подойдя к дежурке, он протянул пакет: — Когда та, что в халате проснётся — отдадите ей, пусть переоденется. Да, и сопроводите её в комнату досуга личного состава, пусть там пока посидит. Нечего ей с путанами париться. Пакет с одеждой для девчушки собрала сердобольная Антонина. Это не было против правил, поэтому Денисов пакет взял: девушке в одежде всё лучше, чем без неё. Он уже знал, что утром передаст это дело лейтенанту Конюшкину, направленного к ним после юрфака и пребывающего в должности следователя означенного отделения. Ничего, парень он молодой, ищущий, с матёрой уголовкой он пока несколько тушуется, а с красивой девкой уж как-нибудь справится. Поможем. Хватит ему на висяках сидеть. * * * Возвращение в клетку было тяжёлым, не хотелось уходить из уютного туалета. Здесь, в обезьяннике, и настигла Наташу острая тоска. Такая острая, что ощущалась даже физически. Пока что-то делали, куда-то ехали, задумываться не было времени. А сейчас накатило. Свою чужеродность этому миру она буквально осязала каждой своей клеточкой тела. Отчаянно захотелось домой, где даже проблемы казались знакомыми и понятными. Чтобы как-то справиться с нахлынувшем сплином, она принялась рассуждать о странностях, сопровождавших путешествие во времени. Мелькнула догадка и девушка принялась загибать пальцы сначала на одной руке, потом, когда не хватило — на другой. Опять не хватило. Тринадцать! «Они что, тут облатинились все, что ли?» Завтра надо уточнить: григорианский или юлианский? Наконец, утомлённая от впечатлений самой длинной ночи в её жизни, ночи длиной почти в сто лет, она уснула. Ей приснился Николка. Мальчик сидел на краю утёса, называемого Лбом, и его рыжие вихры развевал ветер. Он читал ей древний манускрипт, одновременно украдкой бросая на неё восхищённые взгляды. «…Дать Темурленгу ключ к ОТРАЖЕНИЯМ? Один из последних носителей знаний тайной секты Ибн Хальдун решился! — Я дам тебе меч! Такой, который ты хочешь. С его помощью ты сможешь возноситься над полем битвы и видеть со всех сторон, знать все о противнике, его тайные планы, сильные и слабые места. Горизонт твоего зрения станет необычайно широк. Разные страны и народы, разные времена предстанут перед твоим взором о, Повелитель». Наталка вдруг проснулась. Посмотрела в пространство широко раскрытыми глазами. А ведь прошёл ровно год! Она теперь знала, почему Меч перенёс её в 31 июля 2013 года по юлианскому летоисчислению. Глава 5. В компетентных органах «У меня долги перед друзьями,- А у них зато — передо мной, Но своими странными делами И они чудят, и я чудной». Владимир Высоцкий В ночь с 13 на 14 августа 2013 года в здании бывшего страхового общества «Россия», что по адресу Большая Лубянка 2, как обычно кипела работа. «Контора» никогда не спит — невесело шутили сотрудники учреждения, которое уже скоро как сто лет располагалось в этом доме. И в этой шутке была большая доля правды, ведь безопасность страны — занятие постоянное, не знающее перерывов на обед и сон. Поэтому так уж было поставлено дело, что какая-то часть сотрудников постоянно находится на рабочем месте, чтобы немедленно отреагировать на вызовы и угрозы, которые несёт государству современное мироустройство. Сотрудник N-ного Управления ФСБ Российской Федерации подполковник Борис Петрович Иванов в ночь со среды на четверг был, как любил выражаться начальник, «на боевом посту». К восьми вечера, когда сотрудники управления наконец разошлись к своим кухням, креслам, телевизорам, детям и жёнам, Борис Петрович счёл возможным расслабиться: снял галстук, достал из ящика стола сушки, включил электрический чайник и принялся сосредоточенно искать в планшете фильм, за которым не жалко провести время. Вскоре он уютно сидел, с вкусно дымящейся чашкой кофе на столе, хрустел аппетитными крендельками и смотрел очередное творение «фабрики грёз». Грёзами, однако, в этом творении Голливуда и не пахло: на плоском экране разыгрывалась до боли знакомая драма. Муж — трудоголик и, бешеная от безделья, отчаянная домохозяйка лениво выясняли отношения. Казалось, что самой большой проблемой в этой благополучной среднеамериканской семье была подготовка к школьному спектаклю сына. Но на жизненном пути скучающей домохозяйки к несчастью повстречался грязный и вонючий, но молодой француз, уверенный, впрочем, в своей неотразимости. В пору восходящего тренда своей карьеры Иванов был на зарубежной работе как раз во Франции и прекрасно знал эту породу людей. Дальше пошло настолько по накатанной, что стало неинтересно. Войдя в любовный раж, героиня изобретала новые поводы для встреч и вдохновенно врала супругу, рога которого становились всё больше и развесистей. Дальше стало реалистичней: супруг всё понял и обо всем догадался почти сразу. Это только влюблённые безмозглые дуры убеждены, что врут убедительно. На самом деле вторая половина всегда почти сразу всё просекает. Путем несложных действий муж всё выяснил и заявился к любовнику жены на стрелку. Уже становилось интереснее, и мелодрама стала напоминать детектив. В этот момент всё и произошло. Моргнул и потух планшет. Через мгновенье он включился снова, но при этом «слетел» интернет. Борис Петрович готов был поклясться, что и лампочка в кабинете моргнула. Верный привычке хронометрировать все события, он бросил взгляд на стену, где висели электронные часы, и с удивлением обнаружил, что они обнулились, и громко-противно пищат. Почти машинально Борис Петрович поднёс к глазам левое запястье, со старыми и надёжными механическими часами (сейчас таких уже и не делают), отметил — 21.30. Зная «надёжность» нашего энергосбыта, подполковник отнёс былослучившееся за простой перепад напряжения в сети, но чутьё профессионала требовало всё проверить. Урчал маленький холодильник в углу — работает. Проверил чайник — работает. Поднятая телефонная трубка молчала, но спустя минуту разродилась длинным гудком. Видимо всё-таки обычный в большом городе перепад напряжения в пиковые часы. Иванов досадливо поморщился: недосмотренный фильм предстояло заново искать в сети и запускать. А стоит ли? В момент раздумий позвонил телефон. Пока Иванов, сняв трубку, слушал сообщение, лицо его вытянулось. С просмотром фильма на эту ночь было покончено — нужно было идти работать. * * * К своим сорока пяти годам он на практике познал горькую истину, что «все бабы — бляди». Когда после окончания французского отделения знаменитой «консерватории» — Академии Советской Армии, он был направлен на работу в Францию, Бориса переполняло счастье. Удачно складывалась карьера и он, вместо того, чтобы гнить к какой-нибудь Борзе, едет на ответственную работу в Прекрасную Францию. Рядом — любимая женщина, жена, молодая и ослепительно красивая. Что ещё нужно человеку для счастья. Без второй половины, что в «тоталитарном прошлом», что в «демократическом будущем», на работу за кордон не пускали. Бобыли вообще, как контингент в смысле женского влияния чрезвычайно уязвимый, а посему в «конторе» не приветствуемый. Действительность обломала все его радужные надежды. Конечно, он был знаком со всеми выкладками и диаграммами по демографической ситуации во Франции, но одно дело знать — другое видеть. Первое время он испытал настоящий культурный шок — казалось вся Франция улетучилась, слиняла, оставив после себя лишь одиноких пенсионеров с газетками сидящих на скамейках в парках и бистро — так много было в стране мигрантов. В глазах всё чернело от них, и настоящих французов он в первое время и не видел. По прошествии времени он понял, что французы в принципе не так уж отличаются от мигрантов: такие же смуглые, грязные, вонючие, чрезмерно пользующиеся косметикой и чрезвычайно скупые. А французская молодёжь вообще оказалась неотличимой от арабов и внешностью и поведением. Иванов с головой окунулся в работу, жена сидела дома — скучала. От нечего делать стала ходить по выставкам и музеям. Там и познакомилась с ЭТИМ, точной копией красавчика из фильма. Не надо было обладать профессией разведчика, чтобы раскусить гадюку. Ревновал, но крепился, скрывал. Вышло хуже. От себя можно скрывать сколько угодно — от руководства нельзя. Скандал вышел жуткий, и на раз-два Борис вместе с супругой оказался на Родине Хоть и не было уже ни «железного занавеса», ни СССР, заграничная работа ему не светила. На дворе полыхали проклятые девяностые. Оставшийся бобылём Борис Петрович стал неинтересен ни ГРУ, ни СВР. Благодаря старым связям смог устроится в ФСБ, где коротал время до пенсии. Дело в том, что засветившегося, допустившего прокол, пусть и благодаря бабе, кадра, не взяли ни в одно приличное управление. Он работал не в Управлении международных отношений, и не Антитеррористическом центре, и даже не в Службе контрразведки. Там, где он без прежнего огонька «тянул лямку», невозможно было обзавестись ни нужными связями, ни полезными знакомствами. Не «светило»» ему ни громкое дело, ни резонансная операция. * * * А звонил Борису Петровичу сотрудник подведомственной лаборатории, прелюбопытнейшие сведения сообщил. Лаборатория, была оснащена самым современным оборудованием и делом занималась весьма необычным: изучала и слушала Землю, живущих на ней людей и их взаимодействие. Под пристальным вниманием лаборатории было все необычное, неведомое и таинственное, всё, что выходит за грани известного науке, необъяснимого логикой и находящегося за рамками житейского здравого смысла. Вот и в этот раз приборы зафиксировали глобальный, но кратковременный всплеск электромагнитного поля Земли. Сам факт электромагнитного импульса, его силу и источник следовало срочно уточнить. Подполковник засел за телефон: кроме лаборатории их управление курировало несколько НИИ, занимающихся геологией, погодой, гляциологией и даже теоретической физикой, которых никто и не подумал бы связать с «конторой». Стоило поспрашивать глядящих в своими линзами в небо астрономов на предмет вторжения в атмосферу инопланетного тела. Нужно было связаться с некоторыми представителями наиболее отмороженных культов, свивших свои гнёзда в столице. Эта публика наверняка ещё бодрствует — они большие любители устраивать свои мессы на закате. Среди адептов этих сект немало экзальтированных особ, обладающих повышенной чувствительностью, вдруг да учуяли или увидели что-то в мировом эфире. Ну и, наконец, есть астрологи, экстрасенсы всех мастей, колдуны белой и чёрной. Много этой публики развелось в последние годы, всех, конечно не охватишь, но самых-самых опросить можно. По опыту Иванов знал, что 99 % этой публики — туфта, мошенники, но из-за одного процента попробовать стоило. Время двигалось к полуночи, когда стали появляться первые пазлы, которые ещё предстояло сложить в картину. Возмущение электромагнитного поля Земли зафиксировали все лаборатории, однако о причине столь глобального явления можно было только предполагать. Все астрономы в унисон твердили, что вблизи планеты никаких угрожающих тел замечено не было. Однако верить ученой публике Иванов решительно отказывался, и полугода не прошло, как в районе Челябинска грохнулся «Чебаркульский метеорит», который высокомудрые астрономы благополучно прогавили. Насторожили военные, утверждавшие, что сети Министерства обороны подверглись хакерской атаке, в результанте которой произошло вторжение в их базы данных и сервера. Это уже были не шутки. Экстрасенсы и прочая волшебная и оккультная публика, до кого подполковник смог дозвониться, в ответ на вопрос или мычали что-то невразумительное, или несли откровенную ахинею о «небесной каре», «сгустке энергии», «прорыве потусторонних сил из другого мира», что только укрепило Бориса Петровича в мысли, что шарлатаны — самый верный для них диагноз. Из другого теста оказались вылеплены сектанты: почувствовали почти все. Видимо коллективное умопомешательство и в самом деле создаёт над ними особую ауру, повышенный эмоциональный фон. Особенно зашевелились различного рода сатанисты и принялись так деятельно готовиться к «чёрной мессе», что особо упоротых пришлось Иванову приструнить. Кроме сатанистов активность проявили «Свидетели Иеговы», принявшись названивать своим адептам и предупреждать о скором «конце света» и грядущем «Страшном суде». Убедившись, что он извлёк всю имеющуюся на сей час информацию, Иванов пересел к своему старому другу лэптопу — проверить, чем дышит всемирная паутина и что на счёт сегодняшнего явления думают соседи по континенту и заокеанские заклятые друзья. Годы общения с учёными чудиками дали своё, Борис Петрович представлял, что электромагнитные волны в вакууме распространяются со скоростью света. А, впрочем, и сам свет есть не что иное, как совокупность волн, длина которых такова, что глаз успевает заметить. Скорость распространения волн в другой среде зависит от такой величины как сопротивление. При этом разница настолько несущественна, а в прозрачной среде особенно, что в данном случае этим фактором можно пренебречь. А это значит, что возмущение электромагнитного поля Земли, где бы ни был его источник, облетело планету практически в одно мгновение. Вздохнув, подполковник погрузился во всемирную паутину для мониторинга западных сообщений о явлении. Через некоторое время он оторвался от монитора: всё было очень плохо. Он даже не ожидал, что было настолько плохо. Сообщения западных электронных СМИ были наполнены сообщениями о новом магнитном оружии русских невиданной силы. Была масса рассуждений о кровавости и жестокости этого восточного народа. В комментариях доверчивая западная публика сыпала проклятьями в адрес России, сквозь которые сквозил неприкрытый страх перед непредсказуемым восточным соседом. Ещё хлеще были вести из-за океана. Пентагон в открытую обвинял неведомых русских хакеров во вторжении в свои сети. Не меньше истерили Госдеп и ЦРУ. Дошло даже до того, что посол России был официально вызван Госдепартамент, речь шла о ноте протеста на нарушение договора о взаимном предупреждении пусков и испытаний. Речь шла о нешуточном скандале. Ситуация складывалась действительно тревожная. Прежде, чем приступить к написанию аналитический записки, Иванов сделал один крайне необходимый звонок: — Товарищ генерал-майор!.. — Знаю, всё знаю, Петрович. Я уже в машине, минут через сорок постараюсь быть на месте. На семь часов совещание у Самого. Хотелось бы к этому времени получить детальную информацию. — Я уже готовлю аналитическую записку. К вашему приезду всё будет готово.