— Да все нормально. Обычно я обедаю с Ханной и ее друзьями. — С Ханной? — Это моя соседка. Видишь здание с остроконечной крышей? За теми деревьями? Мейбл кивает. — Там проходят занятия по антропологии. Пожалуй, мой любимый предмет. — Правда? Не литература? Я киваю. — Это из-за преподавателей? — Нет, они оба ничего, — отвечаю я. — Просто в литературе все слишком… неоднозначно, как-то так. — Но тебе же это нравится. Все эти разницы в интерпретациях. В самом деле нравится? Я уже не помню. Я пожимаю плечами. — Но твоя специальность все еще английский язык? — Нет, я пока не выбрала основной предмет. Но почти уверена, что займусь естественными науками. Кажется, на лице Мейбл мелькает тень недоумения, но затем она поспешно улыбается: — А где ванная? — Иди за мной. Я провожаю ее за угол и возвращаюсь в комнату. Мне вдруг начинает казаться, что три дня — это ужасно долго. А нам с Мейбл каким-то непостижимым образом придется заполнить каждую минуту. Однако затем я вижу на кровати ее шарф и шапку. Беру их в руки. Они даже мягче, чем в моих воспоминаниях, и пахнут розовой водой, которой Мейбл с мамой душат все подряд: себя, свои машины, все светлые комнаты дома. Я прижимаю их к себе, пока не слышу шаги в коридоре. Вдыхаю запах розовой воды, запах кожи Мейбл, все те часы, что мы провели у нее дома. Трех дней ни на что не хватит. — Мне надо позвонить родителям, — говорит Мейбл с порога. Даже если она и заметила, что я держу ее вещи, то не подала виду. — Я писала им из аэропорта, но они все еще переживают. Завалили меня советами о том, как управлять машиной по гололеду, хоть я уже тысячу раз сказала, что не за рулем. Она подносит к уху телефон, и я даже через всю комнату слышу голоса Аны и Хавьера, слышу их радость и облегчение. (Маленькая фантазия: Мейбл появляется в дверях, замечает меня. Садится рядом на кровати, берет шапку и надевает ее. Берет шарф из моих рук и оборачивает его вокруг моей шеи. Берет мои руки и греет в своих.) — Да, — слышу я, — самолет был нормальный… Не знаю, довольно большой… Нет, нас не кормили. Она бросает на меня взгляд. — Да, Марин здесь. Захотят ли они поговорить со мной? — Мне нужно кое-что проверить, — говорю я. — Передай им от меня привет. Я выскальзываю в коридор и спускаюсь на кухню. Открываю холодильник. Ничего не изменилось — мои подписанные пакеты с едой аккуратно сложены на полках. Мы можем приготовить равиоли и чесночный хлеб, кесадильи с бобами и рисом, овощной суп, салат со шпинатом, сушеной клюквой и голубым сыром или же чили кон карие с кукурузным хлебом. Я остаюсь на кухне достаточно долго, чтобы к моему возвращению Мейбл уже ни с кем не разговаривала. Глава третья МАЙ Я проспала будильник, но услышала, как Дедуля напевает что-то в гостиной. Он пел о моряке, который видит во сне свою девочку Марин. У Дедули почти не было акцента — ведь он жил в Сан-Франциско с девяти лет, — и все же пел он как стопроцентный ирландец. Затем он постучал в мою дверь и громко протянул один куплет. Окна моей спальни выходили на улицу, а Дедуля занимал две комнаты в задней части дома. Между нами была гостиная, столовая и кухня, так что мы могли делать у себя что угодно, и никто из нас ничего не услышал бы. Он никогда не заходил в мою комнату. Я никогда не заходила в его. Могло показаться, будто мы недолюбливаем друг друга, но на самом деле все было иначе. Мы уйму времени проводили вместе в общих комнатах: читали на диване и в кресле, играли в карты, вместе готовили, ели за круглым кухонным столом — таким крохотным, что мы ни разу не попросили друг друга передать соль. За обедом мы стукались коленями и уже давно перестали за это извиняться. Корзина для белья стояла в коридоре у ванной; мы по очереди стирали, а затем оставляли стопку одежды на столе в гостиной, чтобы другой мог забрать ее, когда удобно. Наверно, родители или супруги взяли бы вещи и сами разложили их по чужим ящикам, но мы-то не были отцом и дочкой. И не были супругами. Мы ценили наше единение, но не меньше того — нашу обособленность. Я открыла дверь, и Дедуля оборвал песню. В его жилистой руке с россыпью пигментных пятнышек была желтая кружка с кофе. — Придется тебя сегодня подвезти. Судя по твоему виду, кофе тебе не помешает. Сквозь занавески пробивались солнечные лучи. Я убрала за ухо светлую прядь, чтобы не лезла в глаза. Спустя несколько минут мы уже сидели в машине. Во всех новостях трубили о военнопленном, которого наконец вернули домой. — Какой кошмар, — вздыхал Дедуля. — Совсем еще мальчик. Я радовалась, что он так увлечен новостью, — благодаря этому у меня было время подумать о прошлой ночи. Подумать о Мейбл и всех наших друзьях, о том, как мы сидели на песке, скрестив ноги, — в полумраке, в отблесках костра. Уже май. Осенью мы оставим друг друга и разъедемся по разным городам. Но пока лето только начиналось, до выпускного оставалось совсем немного, и всё, что мы делали, казалось долгим прощанием или, наоборот, преждевременным воссоединением. Мы уже скучали по времени, которое еще не кончилось. — Слишком юный, — продолжал Дедуля, — для этих испытаний. Люди бывают такими бессердечными. Мы приблизились к стоянке у католической школы, и Дедуля включил поворотник. Я высунула кружку в окно, чтобы не расплескать кофе в салоне. — Только посмотри. — Дедуля указал на часы на приборной доске. — У тебя еще две минуты. — Ты мой герой, — ответила я. — Будь умницей, — сказал он. — И поаккуратнее там, не проболтайся сестрам, что мы безбожники. Он ухмыльнулся. Я сделала последний глоток. — Не проболтаюсь. — И припаси для меня немного целебной крови Христа, хорошо? Я закатила глаза и поставила пустую кружку на сиденье. Затем хлопнула дверью и нагнулась помахать ему в окно. Дедуля, все еще посмеиваясь над собственными шутками, на секунду притворно помрачнел и перекрестился — а следом расхохотался во весь голос и поехал прочь. На английском мы говорили о призраках. Существуют ли они на самом деле, и если да, действительно ли они зло, как думает гувернантка в «Повороте винта»?[5] — Итак, два утверждения, — сказала сестра Жозефина. — Первое: у гувернантки галлюцинации. Второе: привидения реальны. — Она повернулась к доске и записала обе мысли. — Найдите в романе подтверждения обоим тезисам. Завтра мы обсудим их на занятии. Я подняла руку. — У меня есть третья версия. — Какая же? — Окружающие сговорились против нее. Такая изощренная шутка. Сестра Жозефина улыбнулась. — Занятная теория. А Мейбл сказала: — Тут и с двумя вариантами все слишком сложно. — И несколько учеников согласно закивали. — Но ведь чем сложнее, тем лучше, — возразила я. Мейбл повернулась ко мне.